Два километра до …
Было начало шестидесятых. Ворзобское ущелье, что в Фанских горах Таджикистана, было для нас башкирских туристов, в двух днях пути. После прохождения труднодоступного перевала Киндык впереди нас ожидал отдых, а за ним и вожделенная цель - удивительное по красоте и своеобразию горное озеро Искандер-куль, образованное сильнейшим землетрясением несколько сот лет тому назад. Тогда оно обрушило свою мощь в межгорную котловину, создав там нерукотворную, казалось бы, вечную, каменную плотину, уложив в нее несметное количество горных пород. Перехваченный водный поток, беснующийся понизу среди скальных глыб и обломков, утихомирился, образуя неповторимое по красоте озеро. Оно, как в ладошке, зажатое меж высоченных снежных вершин и сверкающих на солнце скальников, с нахлобученными на них ледяными куполами, безустали плескало свою небесную лазурь на прибрежные скалы, отражая в своей глади их неповторимую прелесть. Так, далеко от нас, родных Уральских гор было создано
нерукотворное чудо природы с неповторимым горным ландшафтом и возможностью воочию его посмотреть, но для этого надо было предварительно помериться с теми кознями природы, которые приготовили нам Фанские горы. Помериться с ними силой, умением и силой духа.
Всем кто ходит в горы известно, что с горами шутки плохи и к ним надо относится с уважением и «разговаривать только на Вы». Панибратства и неразумного отношения к ним, горы не прощают!
Новоявленное озеро благоприятствовало всем: людям, создавая им условия для пастбищ домашнего скота и реальную возможность подработать, обслуживая прибывших к ним туристов. Появились новые места для обустройства шатров-юрт по его берегам, а зверью стало вольготней использовать постоянный водопой, разрастающуюся по берегам растительность и новые спасительные ниши-ущелья.
…Была середина апреля. За нашей спиной остался гостеприимный город Душамбе с цветущими яблоневыми и абрикосовыми садами. Жители, давно привыкшие к людям с рюкзаками, никак не могли понять, - как так, из-за красоты и интереса, по собственной воле, за собственные деньги, взвалив на себя 50-60 килограммовые рюкзаки, идут к ним в горы отдыхать. Поэтому наш руководитель Леша Лушников велел всем нам называть себя не туристами, а участниками экспедиции, в крайнем случае – альпинистами. Это для местных жителей было значительно понятней. Все шло своим чередом. Хоженая тропа упрямо вела нас вверх к перевалу. Тропа не давала возможности свернуть – ни вправо, ни влево. Да и зачем это было делать? Лушников здесь бывал не раз, а его авторитет для нас был непоколебим. Широкая торная тропа постепенно сужалась. Скалы, уходящие ввысь отвесной стеной, скапливали в своих расщелинах щепотки земли и в них, словно в сказочной оранжерее, находили себе приют тюльпаны. Это не наши, доморощенные, а те, которые смогли выжить в наисуровейших условиях высокогорья. И они, как бы гордясь своим мужеством и великолепием, большущими красными каплями-мазками, призывали полюбоваться своей красотой. А любоваться этим зрелищем стоило! Представьте себе размер этого распустившегося цветка, этого чуда-тюльпана, величиной в раскрытые мужские ладошки.
Росли тюльпаны по одиночке, как бы защищаясь от ненужного людского соблазна быть сорванными. Прятались в отвесных скальных кручах. Попробуй, достань.
Лушников был романтик. Увидев что-то красивое или не ординарное, обязательно обращал внимание на это всей группы…
Снег без предупредительного ветра обрушил на нас такую силу, что видимость стала стремительно сокращаться. Если слева по ходу тропы ввысь уходила километровая стена с тюпанами, то справа, уже более часа нас провожало чрево пропасти. При нормальной погоде оно не представляло никакой опасности, но сейчас, когда, как говорится – и зги не видно, эта бездна щекотала нервы. А снег все шел и шел. Казалось, что протяни руки, а через мгновение соедини ладони, то в пригоршне окажется снежок. Снег проникал всюду. Создавал на клапанах наших абалаковских рюкзаков белые «горбики». Прилипал к рукавам, мешал дышать. Как ни как, а мы уже давно перевалили три тысячи метров. Спасали наглухо застегнутые штормовки, брюки, внизу закрывающие от снега тяжелущие, высокие горные ботинки. Намокшие рюкзаки согревали спину и не давали ей промокнуть до нитки. Было ощущение, что мы не идем, а плывем в снежном месиве, словно в тумане, следуя за впереди идущим и почти не видимым Лешей Лушниковым. Он угадывался лишь по глубоким следам, оставляемым им в еле видимой тропе. Невидимками становились и скальная стена, и черная пропасть каньона.
Леша шел впереди, угадывая ее каким-то нам не ведомым Лушниковским чутьем, а оно у него было практически безошибочным.
Мокрый, вначале тяжелый снег уже доходил нам почти до колен, когда прозвучала его команда: - стой, будем ставить лагерь здесь.
- Палатки ставить ближе к скальной стене, рядом и входом друг к другу. Дальше трех метров от палаток в сторону каньона ни шагу.
А снег все валил и валил. Очистили под палатки место, установили дежурных, которые то и дело стали сбрасывать с крыш палаток снег, не давая ему «закопать» нас, в образовавшейся снежной пещере, потолком которой мог служить лишь тонкий слой наших палаток «памирок».
Вскоре над нашими палатками стали проноситься снежные лавины. Они шли с шумом и какой-то регулярной последовательстью. Лавины проносились над нами, над невидимой тропой и исчезали во всепоглощающем чреве каньона. Как, угадал Леша место для лагеря? Как, при нулевой видимости он определил имеющийся где-то над нами, в поднебесье, скальный козырек, который послужил срывающимся вниз лавинам естественным трамплином и, практически, тем самым, спас нам жизнь.
Таких вопросов – как и почему? Мною, за нашу многолетнюю дружбу с ним, в тех переделках, в которые мы неоднократно с ним попадали и зимой, и летом, было достаточно. Как-никак, а дружба эта длилась полвека. А ответ в его чутье сложившейся обстановки кроется в его опыте, реальном туристском мастерстве, знании природы не понаслышке, а изнутри и, конечно, в ответственности перед теми, с кем он шел в поход.
…. Наутро снег валить перестал. Хребты за каньоном были завалены снегом. Они искрились и, поддаваясь натиску ослепительных и горячих лучей солнца, стали быстро таять прямо на наших глазах. Стал вопрос – что делать: идти на штурм перевала или …?
- Все, ребята, баста! Пришли. Леша посмотрел на нас, ожидающих его команду-приговор.
- Идти вперед и брать этот перевал «Киндык» («пупок, в переводе на русский язык), опасно. Он наверняка закрыт, хотя он и рядом. Леша повернулся лицом в сторону перевала, затем посмотрел на нас.
- В сентябре пойдем на Памир, а следующей весной придем сюда, а сейчас «ноги в руки» и вниз, в Душамбе. Видите, что солнце творит. Вот-вот и сели начнутся. Тогда беда.
Через пару часов, как мы покинули наш снежный лагерь, слова Лушникова стали сбываться – появились первые признаки начинающейся грязевой сели. Вначале мы «хлюпали» отриконенными ботинками по месиву таявшего снега, а потом, как тепло стало обогревать прилегающие к тропе склоны, появились вначале торопкие ручейки, которые вскоре стали превращаться в грязевые потоки. Мы прибавили шагу.
… Душамбе. Уставшие, донельзя грязные, но живые, мы вошли в его цветущие объятия. Не верилось, что все уже позади. Люди на улицах, глядя на нас, понимающе улыбались, приветливо кивали головами, приговаривая – Салям алейкум! Алейкум ассалям, отвечали мы, направляясь к журчащему арыку, чтоб привести себя в порядок.
Подошел мужчина, поинтересовался, откуда мы возвратились.
- Хорошо, что не пошли на перевал. Говорят, что из-за таяния этого снега сошел сель, разрушил плотину и выплеснул озеро Искандер-куль из его, казалось бы, вечной, котловины. Много людей погибло, много прибрежных кишлаков в Варзобском ущелье смыло. Вы, молодцы, вернулись живыми, а вот ребята с Украины, которые ушли до вас на этот перевал дня за четыре, что с ними? Он вздохнул, пожелал нам удачи и ушел.
Ну, Леша, помолчали мы, глядя в его глаза. Спасибо. Спас ты нас.
Осенью этого же года мы были на Памире. Об этом – другой раз.
Со своим уставом в гости не ходят.
Памир – крыша мира, уж так повелось величать его величество у туристов. Что верно, то верно. Горы всегда разноликие. Одни с торчащими оскалами останцов-жандармов, о которых никогда ничего не знаешь: может, простоят они еще век, а может, рухнут за твоей спиной, сбрасывая вниз каменную гибель. Все может быть. Таковы уж горы. Другие – как Саяны, Алтай или тот же Хамар-Дабан, покрытые таежными лесами. Вроде бы в них все так же, как и на нашем Южном Урале, разве что они значительно выше, реки сварливей и людей в округе на десятки, а то и сотни километров не сыщешь. Да если и они встречаются, то это или туристы иль охотники (слава богу), а то могут быть и лихие люди. Всякое бывает в таежной глухомани порою на практически не хоженых туристских тропах. Встречи с местными жителями, как правило, проходят дружелюбно. Надо лишь уважать их обычаи – как национальные, так и религиозные, складывающиеся и хранимые ими веками.
Памир. Вечер, как таковой, очень зыбкий и короткий. Не успеешь и глазом моргнуть, а густая, всепоглощающая темень поглощает всю округу. Лишь на восточной стороне хребтов, покрытых снежным и ледяным покрывалом, угасает последняя память уходящего знойного, солнечного дня.
Все было как всегда. Леша Лушников хлопотал с размещением палаток. Генрих Богатов и Слава Прокофьев возились с костром, другие ребята осматривали снаряжение, готовя его к прохождению очередного перевала. Лишь Рита – белокурая бестия, студентка пятого курса мединститута, улеглась в палатке и оттуда устало глядела на нас. Все было тихо и благостно. Ничто не предвещало неприятностей, а они в этой уже кромешной тьме, цокали копытами, приближаясь к нашему лагерю.
По временным меркам было еще не поздно, не более 11 часов, когда из-за скального поворота тропы, охраняющего нас от ветра, показались двое всадников. Это были пастухи киргизы. Слабый костер, разожженный нами из сухих веток арчи, поверх которых лежала куча крепко сдобренных высушенным солнцем пометом животных, собранных нами по пути, казался яркой живой отметиной.
- Салам, алейкум!
- Алейкум ассалам!
Приветствовали мы друг друга. Наездники слезли с лошадей, оставив их на тропе. Неспеша подошли к нашему костру. Присели на корточки перед ним. Помолчали.
За многие десятилетия туристской жизни, не только я, но все мои товарищи, всегда удивлялись осведомленности местных жителей о нас, о маршруте, по которому мы идем. А ведь мы никого не перегоняли, никого по пути не встречали, ни с кем не общались. А, вот, на тебе – сведения о нас каким-то образом проникли в эту горную или таежную глушь.
При встрече с местными жителями не принято самим начинать разговоры, задавать вопросы. Надо терпеливо ждать их со стороны хозяев, а именно они, эти жители памирских кишлаков, и являются ими.
Леша, как старший из нас, предложил чай, который еще грелся на «благоухающем» дымном костре.
Свет костра высветил лица нежданных гостей. Это были местные пастухи, спешащие, как они уверяли, вовремя спуститься в Алайскую долину, к своим атарам овец, оставленных на время, на попечение родственников. Одному из них было лет за тридцать, а другой выглядел явно моложе. Одеты они были в видавшие виды халаты, подпоясанные жгутом кушака. Сидели у костра, поджав под себя ноги. Пили чай, вели неспешный разговор. Ничего не предвещало неприятностей, а они, как оказалось, скрывались в палатке, в которой тихо и мирно глядела на нас Рита. Ее удивительно белые, красиво уложенные локоны волос высвечивали отблески костра, создавая нереальное очарование ее лица. Взгляд молодого киргиза застыл на нем. Узкий разрез глаз стал еще уже, а затем увеличился, будто бы оттянутый вниз внезапно вытянутой дочерна загорелой шеей.
- Продайте, - кивнув головой и, указывая рукой на Риту, выдохнул он.
- За сколько? – неожиданно для нас прозвучал вопрос Риты.
- Двести баранов!
- Чего? Двести баранов? Ну, ты и даешь! Жадничаешь, наверное.
Мы все онемели. Рита была в Средней Азии впервые и не знала ни обычаев, ни отношений этих, людей гор, к женщинам.
Молодой киргиз повернулся к рядом сидящему старшему товарищу.
- Сколько мне дашь баранов в займы до весны?
- Сто, сто пятьдесят. - Прозвучал ответ на киргизском языке. Они продолжили меж собой разговор об условиях возвращения долга, не зная, что среди нас находится Саях Хафизов (в те годы директор уфимского туристского клуба «Орион»), физически мощный человек, прекрасно знающий почти все языки жителей Средней Азии. Он глянул на нас, приложив палец к губам.
- Ну, чего там решили? – вновь раздался голос Риты.
Молодого киргиза будто бы кто-то кольнул в бок.
- Триста баранов! Почти срывая голос, крикнул он.
Нам стало жутко. Мы-то знали, что стоит за этими злосчастными баранами. А Рита все не унималась.
- Ребята, решайтесь,- смеясь и, начиная вылезать из палатки, продолжала она.
- Я все равно от него убегу. А вы на всю жизнь шашлыками будете обеспечены!
Леша и Саях вскочили с земли, схватили Риту, которая все происходящее принимала по своей неопытности за игру, втолкнули в палатку, накрепко застегнув ее замком-молнией.
Молодой киргиз был взбешен. Саях, трезво оценив складывающуюся ситуацию, перешел с ними на киргизский язык. Достал из рюкзака «НЗ», припасенный нами на всякий «пожарный» случай, и стал объяснять гостям, сложившуюся ситуацию.
Неуемный пыл обоих «пришельцев» гасился долго и был погашен не столь «НЗ», сколько знанием обычаев местных жителей и владением киргизским языком Саяхом.
Рита, слыша весь разгоревшийся из-за ее поведения сыр-бор, притихла.
Звезды на аспидно-черном памирском небе мерцали, и, казалось нам, смеялись над сложившейся ситуацией. Пара киргизских коней у скалы мотали головами, издавая удилами неприятные звуки. Мы, стоя у догорающего костра, пожимали руки уезжающим пастухам, так до конца не понявших нас, упустивших такую, казалось бы выгодную сделку.
Когда ночное чрево поглотило звуки топота копыт лошадей, Рита вылезла из палатки.
- Спасибо, ребята! Я-то думала это шутка. А оказывается, ой,ей,ей! – Умоляюще глядя на нас говорила она. Простите, я больше так не буду. Ладно, а? – Чуть ли не всхлипывая, все больше сознавая прошедшее, продолжала она, подходя и обнимая Лешу Лушникова.
Он обнял ее за плечи, погладил по голове столь заманчивые, необыкновенной красоты волосы.
- Ладно, хорошо, что все так обошлось. Тем не менее, сейчас спать, подъем будет очень ранним. Все может случиться из-за этой блондинки-бестии. Эти ребята, он кивнул головой в ночную темень, могут поутру вернуться. У меня были такие случаи. Не отдадим ее им, он похлопал Риту по плечу, а то из-за нашего отказа могут на тропе устроить камнепад. Сами знаете, это в горах сделать просто. Так что спать. Завтракать будем за перевалом. Приготовьте себе перекус.
Чуть только забрезжил рассвет, освещая ледяные, купала западных хребтов, мы были на ногах. Морозный воздух перевала бодрил. Вчерашняя встреча уже не вызывала у нас опасений, а давала повод шуткам и смеху.
Мне памятен тот поход так не только как его руководителю, но и как пример необходимости прислушиваться к народной мудрости: со своим уставом в гости не ходят!
Марухский перевал Кавказа защищали и воины-из Уфы.
Кавказ. Зимние Олимпийские игры 2014 года. В горах покрытых снегом тишина. Внизу в их подошвенной части, у лазури Черного моря – радостные возгласы отдыхающих счастливчиков, приехавших сюда полюбоваться Кавказом и рукотворными спортивными творениями, созданными на его горных склонах. Всюду беззаботный смех, объятия, шутки, веселье. Все логично, все правильно. Однако …
Был конец октября 1965 года. Я, как участник Всесоюзных сборов по подготовке инструкторов горного туризма оказываюсь здесь, на Кавказе. Группа оказалась «разношерстная». Кто-то попал сюда благодаря своим связям – видно думали отдохнуть, погреть свое бренное тело на сочинских пляжах. Других, реально знающих и имеющих опыт горных походов, оказалось всего несколько человек. Среди них был я и мой товарищ из Киргизии Юрий Пресняков. Руководил семинаром Жора Марченко из Краснодара. Часть нашего зачетного маршрута проходил вдоль Главного Кавказского Хребта, затрагивая места связанные с обороной Кавказа 1942-43 годов. Касался он Бзыбского и Абхазского хребтов в меж горном понижении которых расположен легендарный Марухский перевал.
Начало исследований военной трагедии положил случай, который произошел 21 сентября 1962 года. Утром чабан Мурадин Качкаров стал искать там отбившихся от отары овец и поднялся по леднику высоко на склоны хребта. Там среди скальных обломков он обнаружил несколько боевых окопов-ячеек – память о сражениях проходивших здесь в далекие военные годы. В них оказались человеческие кости. Чем дальше шел чабан, тем больше попадалось ему таких ужасных мест заваленных патронами, гранатами, минами и прочими следами войны. Спустившись с гор об увиденном на леднике, он сообщим местным властям. Тут же были сформированы поисковые группы, состоящие из альпинистов, туристов и местных жителей. Останки защитников Марухского перевала были доставлены вниз.
К этой операции были подключены и представители Германии т.к. ледник стал последней чертой для многих фашистов, за которую им так и не удалось перешагнуть. Появились во многих газетах очерки, воспоминания людей, помнящих кровавые события тех, в то время не так далеких, лет.
Этот беспримерный подвиг защитников Кавказа всколыхнул патриотические чувства всей страны. Коснулись они и башкирских туристов – было решено совершить поход на этот перевал и установить там от лица жителей республики небольшую памятную доску со словами благодарности защитникам перевала. Как оказалось, впоследствии, на леднике он был установлен одним из первых установленных спортсменами-туристами . Руководил группой мой товарищ, опытный турист, прекрасный художник и человек, мастер спорта СССР по туризму, житель города Стерлитамака Альберт Мурзагулов. Случилось это летом 1964 года.
В те годы пресса всколыхнула людскую память о событиях и значении подвига героев Марухского и ряда других перевалов расположенных на Главном Кавказском Хребте и его отрогах. Рассказала о значении их подвига, остановившего ценой жизни фашистов, рвавшихся к залежам бакинской и грознеской нефти. Тогда же и появились туристские маршруты, проложенные вдоль линии обороны Кавказа.
Мы, вытянувшись в цепочку, идем вверх, в горы. Настроение хорошее, снаряжение и экипировка тоже. Идем не спеша, по хоженой тропе направляясь к Бзыбскому хребту. Любуемся меняющимися ландшафтами, цветущими рододендронами, шутим.
Вскоре нашей веселости как не бывало – мы оказались на «тропе войны». Рядом с ней красовалась ее первая память - высокая пирамидальной формы пихта. Она была снизу доверху увешена различной формой и размеров вымпелами. Своей разноцветностью они напоминали елочное новогоднее убранство. Подходим. Читаем. И на глаза наворачиваются слезы. На всех без исключения вымпелах была выражена одна тема, одна боль - слова благодарности пришедших сюда туристов.
Благодарность всем погибшим за сохраненную жизнь им и всем жителям нашей страны. За мужество и героизм, за то, что павшие герои – защитник Кавказа спасли человечество от фашизма, от их коричневой чумы.
Кавказ для немцев был лакомым куском. Здесь была нефть - основа для производства горючего, различных масел и многого другого. К тому же захватив Баку можно было «обескровить» наши войска, лишить их самолетов, танков и других видов вооружения, использующих жидкое топливо. А известные месторождения нефти в то время были лишь на Урале – в Воркуте да у нас в Башкирии. Бакинская нефть доставлялась баржами и танкерами вначале по Каспийскому морю и затем по Волге вверх по течению в различные города. И было ясно, что если немцам удалось бы захватить Баку - этот стратегический пункт, то военные действия на фронтах значительно бы осложнились. Поэтому защитники Кавказа стояли там насмерть. Защитниками его были бойцы разных национальностей Советского Союза. Многие из них и гор то до этого никогда не видели, не говоря уж об альпинистских навыках.
В очень тяжелых условиях оказались защитники Западного Кавказа и его перевалов: Клухорского, Марухского, Санчарского т.к. через них были наиболее удобные пути фашистов к бакинской нефти.
Население по ту сторону Бзыбского, Абхазского и других хребтов, покрытых для них родными ледниками с мощным, доходящим до двух-трех метров толщины слоем снега оказало неоценимую помощь фронту и особенно защитникам этих перевалов.
Я иду следом за сваном. Стараюсь ступать за ним след в след – так, как ходят волки. Но нет-нет, да и скатится вниз камушек из под моих ног. Но, ни разу, будучи на Кавказе и двигаясь с кем-то из местных маститых туристов или альпинистов, я не услышал в свой адрес замечаний или наставлений. Здесь все просто – смотри, повторяй и учись. Вот и сейчас, глядя на идущих рядом со мной товарищей, приехавших на эти туристские сборы из разных концов страны, вижу - кто из них хоженый, с достаточным туристским опытом, а кто нет. Поэтому для прохождения предстоящих перевалов надо загодя, в целях безопасности, скомплектовать пары. Это здесь и сейчас в благоприятной обстановке, среди благоухающей растительности и появляющейся зелени альпийских лугов, вблизи виднеющихся ледников и снежников сделать не сложно. А каково было солдатам в зимнюю стужу далекого 1942 года?
Там, на высоте превышающей
Мы идем по тропе, проложенной вдоль Главного Кавказского Хребта. С маршрута не собьешься. Маркировка тропы увенчана разрушенными блиндажами и окопами. Рядом с ними, как вечные часовые, высятся ели, пихты и другие деревья с прикрепленными к их кронам вымпелами. Идем молча с щемящем и не проходящем чувством – тем, что мы идем по земле реально обагренной кровью людей, защитников Кавказа. Среди них, как доказали поисковики-исследователи тех страшных событий, в найденных гильзах патрон были обнаружены спрятанные записки погибших героев перевала. Многие из них из-за долгого времени истлели, но на некоторых криминалистам удалось установить фамилии или другую информацию, касающуюся их владельца. Большинство надписей с фамилией или местом их прежнего проживания было вырезано или начерчено на ложках, в основном деревянных. Оказалось, что большинство их принадлежало грузинам, абхазцам, сванам, чеченцам и жителям других народов этих горных районов. На одной из таких ложек было вырезано название города – «Уфа». Действительно, все нации и народности вместе отстаивали здесь свое единое государство Советский Союз.
Я бывал на Эльбрусе. Знаю не понаслышке трудности восхождения на его двуглавую вершину символизирующую непокорность жителей Кавказа. Поэтому для Гитлера было очень важно установить на Эльбрусе фашистский флаг. В этих целях ими была проведена специальная операция.
Создана 1-я горнострелковая дивизия больше известна как дивизия «Эдельвейс». Это было ее неофициальное прозвище, основанное на дивизионной эмблеме, в качестве которой было изображение горного цветка эдельвейса. Эта дивизия вермахта состояла из коренных жителей горных районов Южной Германии, Баварии и Австрии. В нее набирали солдат не моложе 24 лет, с опытом ведения боевых действий в горной местности выше снеговой линии.
Солдаты дивизии были специально обучены всем видам боевых действий в горах: скрытно передвигаться, преодолевая все формы горного рельефа, выбирать позицию для наблюдения, для огневых точек, для засады и нападения, для обороны. Экипировка и спецснаряжение соответствовали наилучшим образцам того времени. Все вооружение, боекомплект, провиант были приспособлены для вьючной транспортировки.
Все виды стрелкового вооружения были предельно облегчены, при сохранении стандартных калибров. Прицелы оружия были рассчитаны с учётом угла возвышения вплоть до ведения огня вертикально вверх или вертикально вниз. Среди солдат и офицеров фашистской дивизии «Эдельвейс» были те, кто хорошо изучил Кавказ еще во время совместных восхождений с советскими альпинистами проводимые там в мирные довоенные годы. И тогда же ими были составлены подробные карты местности, которые не потеряли своего значения и по сей день.
Мы, туристы, для прохождения наиболее сложных участков маршрута и ориентирования на них составляем рукописные точные кроки и абрисы этих участков. Используя их можно уверенно идти, зная наперед свое местонахождение, дальнейший путь и дальнейшие тактические действия. Именно эту и другую информацию о сложности кавказских маршрутов, и собирали тогда немецкие альпинисты, шедшие в одной связке с нашими. Есть факт, что один из них из устроенной засады через оптический прицел винтовки узнал нашего альпиниста, с которым ходил в одной связке. Соблюдая закон всех альпинистов о взаимовыручке, он крикнул ему – Паша, вернись! Я давно тебя вижу. Уходи. Альпинист остался жив.
Германское командование, питавшее слабость к ритуалам и символике, организовало восхождение на Эльбрус. Так в августе 1942 года на обеих вершинах горы были подняты флаги с фашистской свастикой.
Всех солдат, поднявшихся на вершину, которую после победы немцы намеревались назвать именем фюрера, наградили железными крестами. Были изготовлены специальные жетоны с контурами горы и надписью «Пик Гитлера».
Гитлеровская пропаганда разнесла по миру чуть ли не победу не только на Кавказе, но и победу во всей войне. Но не тут-то было. Знай, наших!
Война за Кавказ продолжалась. Перед советскими войсками ставилась задача остановить врага, измотать его в оборонительных боях и подготовить условия для контрнаступления. Битва за Кавказ началась 25 июля
Ожесточенные сражения развернулись на горных кавказских перевалах на высоте нескольких тысяч метров. Такой войны как здесь, на Кавказе, таких суровых условий и испытаний, проявления героизма не знала ни одна армия мира.
15 августа немцами был взят Клухорский перевал. Через него открывалась дорога на Сухуми, до которого было рукой подать - всего-то 30-
Фашистские снайперы, засады, труднодоступные скалы. Один неосторожный шаг здесь стоил жизни. На леднике – шквальный ветер, трещины. Погибших хоронить было негде. Их просто обкладывали камнями и кусками льда. Стужа. Бойцы из камней сооружали себе укрытия, крышей которых служила плащ-палатка. Питались крошками сухарей, которых выдавали по одной пилотке на неделю. И выстояли, не дрогнули, не имея за собой ничего, кроме гор и веры в свою победу.
Небывалый героизм, отвагу и выдержку проявили альпинисты — руководители этого перехода. Им приходилось в день проходить до 25-
Где вершины грозные в снегу,
Мы закрыли грудью перевалы
И ни пяди не дали врагу.
Эти слова неизвестного поэта легли в основу песни туристов и альпинистов. Слова в строчках стихов немного менялись. В некоторых упоминался героический Домбай, в других реальные события, связанные с боями за Кавказ. Например, был вставлен реальный случай, когда бойцы, перед своим прорывом через окружение немцев спрятали в гранату записку, в которой указали свои фамилии.
В середине семидесятых годов в журнале «Турист» была опубликована фотография и статья тех выживших бойцов, которые поклялись, что если останутся живы, вернуться на это место чтобы найти записку и гранату оставленную ими в скальной трещине. И действительно они выжили и, вернувшись сюда, нашли ее.
Помнятся многочисленные отклики читателей этого журнала полные уважения и благодарности этим мужественным людям
Тела героев Марухского перевала были с почестями перенесены вниз, а затем похоронены в братской могиле. В память о защитниках горных перевалов Кавказа на оживленной туристской трассе Черкесск-Домбай, на северной окраине шахтерского поселка Орджоникидзевский Карачаево-Черкесской Республики, был сооружен музей- памятник в виде мемориала.
Мемориал защитникам перевалов Кавказа.
Мемориал включает комплекс сооружений, Состоит из железобетонного здания музея в форме круглого дота диаметром
Стелы соединяются со зданием музея железобетонными надолбами разного размера, символизирующими подвиг воинов, заслонивших собой Кавказские горы. В музее развернута экспозиция, рассказывающая о боях за высокогорные перевалы Кавказа. Памятник открыт 2 ноября
Маршрут наш заканчивался, немного не доходя Марухского ледника. Вскоре предстоит нам спуск в долину реки Бзымта. Отсюда где стоим мы хорошо видна спина Марухского ледника, с прочерками темных ледниковых трещин. Мореными осыпями, охватывающими его по краям и скальный взлет на перевал, уходящего в небо: именно его и защищали погибшие здесь герои.
Ветер с ледника приносил прохладу, солнце слепило глаза и, глядя на товарищей стоящих рядом, было не понять – то ли их слезы вызваны палящим солнцем и ветром, то ли переживаниями и памятью о тех, кто сложил свои головы ради них. Наверное, - последнее.
Мастер спорта СССР по туризму, заслуженный путешественник России,
действительный член Русского географического общества,
заслуженный учитель России.
