Рейтинг:  5 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активнаЗвезда активна
 

Лира Ахмат-Якшибаева

Книга первая

Эта повесть о Мансырском целителе, прорицателе, святом старце Мужавире (Сиражетдинов Мужавир Уелданович. 1876 - 1967 гг.), о хазрете, которому Аллахом дарован был карамат. При помощи одного лишь взгляда или другого необъяснимого способа он мог излечить человека. Современники делятся удивительными воспоминаниями об обладании им тайным могуществом воздействия на людей.

Люди, желающие приблизиться к Аллаху и просить у Него милости, могут совершать молитву ат-Тауассуль и обращаться через дух авлии к Всевышнему.

Великий мудрец Мужавир хазрет своими деяниями снискал вечную любовь, уважение, восхищение и поклонение народа.


Издание предназначено для широкого круга читателей.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена, в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельца авторских прав. Защита интеллектуальной собственности охраняется законом.


ВИДЕНИЕ

Часто спрашивают меня: “Как ты осмелилась написать о великом святом старце?” Да, я сама никогда и не осмелилась бы написать о Мужавир хазрете книги (“Сказание о целителе Мужавире”, “Караматы Мужавира хазрета, дарованные Аллахом”, “Воспоминания о святом старце”), если бы не то утреннее видение, которого я никогда не забуду.

{jcomments on}...Как будто, время было предрассветное. Я мчусь по лесной опушке – то ли плыву, то ли лечу. Расплетенные волосы облегают стан, красивое белое платье развевается на легком ветру. Теплый летний воздух нежно ласкает меня. Вдруг слышу доносящиеся звуки азана: “Аллаху Акбар! Аллаху Акбар!” Оглядываясь по сторонам, прислушиваюсь, откуда это чудодейственная молитва? Тут вижу на ясной поляне двенадцать старцев, облитых золотыми лучами солнца. Все опрятно одетые, у всех на голове белая чалма, лица светлые, одухотворенные. Хотя в жизни ни одного из них никогда не видела, как будто сразу узнала всех. Вон в середине собравшихся шейх Зайнулла ишан, направо от него Халиковы из Утяшево: Мансур хазрет, Хатип хазрет, Сабир хазрет, Абзелил мулла; налево сидят Гатаулла ишан, Байым ишан, Габдулла Саиди, Халил мулла, Мужавир хазрет, Буранбай сэсэн, Шамигул хальфа.

Сказание о целителе Мужавире

 

МОЛИТВА ТАУАССУЛЬ

Посещение могил Пророков и святых людей для получения благословения и чтения молитв дозволено в Исламе.
О почетности посещения зиярат упоминается во многих хадисах. При посещении рекомендуется читать суры “Аль- Фатиха”, “Ясин”, “Аль-Ихлас” и обращаться так:
“Ассаляму галайкум әһл ҡубүүр”,
Мир вам, о жители могил!
Тауассуль – это обращение к Аллаху с просьбой ради или через кого-либо из Пророков или святых людей. Перед тем, как совершить молитву Тауассуль, нужно сделать таһарат (ритуальное омовение), прочитать намаз из двух ракагатов с последующим чтением такой молитвы:

“О Аллах! Я прошу Тебя через твоего пророка Мухаммада, мир Ему, пророка милости, через святого Мужавира, мир Ему. О Мухаммад, о Мужавир, я обращаюсь через вас к Аллаху. О Аллах, исполни мою просьбу ради твоего пророка, ради твоего святого Мужавира (сказать свою просьбу, например, верни Аллах мне здоровье и т.д.)”

Аллаһумма инни әсьәлукә уа әтуаджжәһу иләйкә бинәбиикә Мухаммадин нэбиир-рахмати йа Мухаммаду, йа Мужавир бин Уйылдан иннии әтәуаджжәһу бикә илә раббии фии хаджати литук дали (затем обратиться со своей просьбой).

“О Аллах! Я прошу Тебя через твоего пророка Мухаммада, мир Ему, пророка милости, через святого Мужавира, мир Ему. О Мухаммад, о Мужавир, я обращаюсь через вас к Аллаху. О Аллах, исполни мою просьбу ради твоего пророка, ради твоего святого Мужавира (сказать свою просьбу, например, верни Аллах мне здоровье и т.д.)”.
Первым ко мне подошел Зайнулла ишан.
Доченька, мы каждое утро собираемся и вот так с молитвами встречаем восход солнца. Просим помощи у Всевышнего, чтоб он охранял нашу землю от напастей враждебных сил. Сжигаем пакости своей божественной силой, трансформируем ее в чистую. Ведь наша планета существует благодаря молитвам всех святых земного шара.
Затем подошли другие святые. У каждого из них на руке тетрадь, где записаны все их деяния: в основном, добрые дела. Каждый хочет высказать мне, пришедшей из бренного мира, самые нужные и сокровенные слова:
Знают ли там наши предки, что духи здесь денно и нощно стоят на охране планеты от разрушительных ураганных ветров, от наводнений, извержений вулканов, землетрясений?
- Скажи людям, пусть берегут свою землю!
- Пусть почаще читают Коран!
- Пусть народ не теряет веру в Аллаха!
- Не забывают своих святых!
- Святые жаждут молитв!
- Не забывайте о судном дне!
- Пусть не забывают: тот, кто был последним – станет первым!
- Пусть отвечают на любовь Аллаха любовью!
- Пусть верят чудесам пророков и святых!
- За каждый прожитый миг благодарите Аллаха и просите здоровья на грядущий день.
После этих слов каждый дал мне свою тетрадь “Записи деяний”. Первым обратился Мужавир хазрет.
- Доченька, ты сама всего этого не ведала, но ты росла под моей опекой. Была сиротинушкой, я оберегал тебя повсюду. Помнишь, чуть не утонула в реке. Я тебя тогда спас. К тебе подкрадывалась черная змея, я ее увел с твоей дороги. По моему желанию, ты оказалась в наших краях, где прожила достойную жизнь. Когда достигла духовного совершенства, помог раскрыть твой писательский дар. С того дня у тебя сформировалось свое видение мира. Тебе дано писать об этих святых, жизнь которых полна удивительных тайн и загадок.
Сказав это, он вручил мне свою тетрадь “Записи деяний”. Старец не говорил человеческим голосом, но все то, что он хотел сказать, необъяснимым чудом дошло до моего сознания.
Подошел Сабир хазрет:
Мы с тобой одной крови, дитя мое. Здесь, в мире духов, – твои предки, вся наша родня. Они довольны, что ты выбрала истинный путь, почитаешь религию, читаешь Коран, встаешь на намаз. Наша просьба: каждую пятницу вспоминай о нас и читай суры из Корана.
И так по очереди все святые старцы вручили мне свои тетради “Записи деяний”.
Когда духи святых исчезли, я осталась одна и погрузилась в раздумье. Как же я могу исполнить их просьбу, если я очень мало знаю о бытии этих святых? И тут же на мой вопрос пришел ответ.
Не беспокойся! Тебе дарована внутренняя потенциальная способность любить, работать, жить в гармонии с природой. Сосредоточишься, необходимая информация придет свыше. И еще тебя будут питать духи святых и память народная. Ты достигнешь мастерства в творчестве.
После этого видения случилось невероятное: у меня возникла огромная душевная тяга к изучению святых. Собирая воспоминания о них, я начала активно работать: встречалась с седовласыми стариками, искала материалы в архивах, музеях, в старинных книгах.
...С тех пор каждый день, встречая зарю, вспоминаю то видение. Сердце свое наполняю первыми лучами солнца и, наполнившись энергией Вселенной, приступаю к работе. Пишу о вечной любви к Аллаху, о доброте, о святцах нашего благодатного края.
...Первая книга, появившаяся на свет, была посвящена ясновидящему и целителю Мужавиру хазрету. Далее написала о Сабире хазрете, Абзелиле мулле, Шамсутдине хажи, Мухаматше мулле, Абзелиле ишане, целительнице Нурии иней. Скоро увидит свет книга о благородном учителе, религиозном деятеле, посвятившем всю свою жизнь просветительству, суфии Габдулле Саиди.
В настоящее время собираю материалы об остальных святых. Таким образом, то судьбоносное видение постепенно претворяется в жизнь. Хочу, чтобы мое творчество и дальше приобщалось к светлым силам и помогало сохранять планету от черных напастей, от бедствий и катастроф.


МАЛЬЧИК, ВЫЗВАВШИЙ ДОЖДЬ, ИЛИ ИЗБРАННЫЙ АЛЛАХОМ

Вставай, засоня! Разлегся, как чурбан. Сколько можно лежать? Все ждешь, когда тебя разбудят. Сколько можно говорить тебе, вставай сам?! Лентяй несчастный!
Обычно так будила мачеха маленького Мужавира. Чтобы не слышать ее каждодневную брань, Мужавир приучил себя просыпаться самостоятельно. Хотя уставшее тело, не успевшее отдохнуть за ночь, противилось его воле, он заставлял себя вставать. Свободолюбивая натура Мужавира не терпела оскорблений мачехи – с некоторых пор он чувствовал в себе какую-то необъяснимую силу, твердость духа. Он, конечно, не спорил с ней, молча переносил все ее унижения.
Вот и сегодня подросток встал ни свет, ни заря. Не ждавший добра в этом доме ни от родного отца, ни тем более от мачехи, Мужавир рано повзрослел, стал самостоятельным.
Перед тем как выйти, Мужавир отхлебнул немного катыка и, накинув на плечи старенький, латаный- перелатаный казакин, взял висевший на деревянном гвозде кнут, взглянул в сторону занавески, за которой спали отец с мачехой, затем на братьев и единственную сестренку, в ряд лежавших на топчане у двери, и направился к выходу. Перешагнув через порог, он очутился во дворе и почувствовал свежий утренний воздух. Он не торопился покидать двор. Как много повидавший, много испытавший дед, окинул взглядом окрестности села, взглянул на небо, где из-за горизонта поднимались первые лучи солнца. “Хоть бы облачко”, – горестно подумал он. – Совсем замучила эта засуха”.
Направляясь за околицу, где обычно собирается отара, он спустился к Ургазе, набрал воды для айрана. Прямо к реке свисают ветви черемухи. Он набрал горсть этой черной ягоды и вспомнил слова бабушки: “В голодный год черемуха уродится”. На самом деле, много нынче черемухи.
Для не совсем еще окрепшего подростка сначала было трудно справляться с отарой: овцы и козы разбегались по сторонам. Мужавир выбивался из сил. Но со временем он поднаторел, научился премудростям этого нехитрого дела, к тому же приноровил к пастьбе своего четвероногого друга – собаку по кличке Сырлан. Мастерски орудует Мужавир кнутом, свистом может собрать скотину в одно место – слушается она его: теперь не стоит труда согнать овец в кучу.
Сегодня тоже он, как обычно, попридержал отару, собрав их в круг, – Минниса енгей с верхней улицы вечно опаздывает. Когда она, наконец, пригнала своих коз, Мужавир ударил кнутом, пронзительно свистнул. Сырлан ни на шаг не отстававший от своего хозяина, громко лая, побежал за отарой.
Сегодня Мужавир свернул отару в сторону горы Има- най. Несмотря на засуху, здесь в ущелье Селтербей, в оврагах достаточно корма для мелкого скота.
1887 год выдался неожиданно тяжелым. Не видевшая дожця с начала мая по июль земля от жары и засушливых ветров ссохлась и потрескалась.
Трава, от вешних вод поднявшая голову в начале весны, к середине лета пожелтела и пожухла, засохли и сенокосные поля. А речка Шурале-то в былые времена, будто резвый жеребенок, резвившаяся и журчавшая возле деревни Мансыр, – а брала она начало у березняка возле деревни Файзулла и впадала в реку Ургаза, – словно обидевшись на суровое лето, и вовсе высохла. Только до конца верная своему родному Мансыру, Ургаза стойко переносила засуху, текла себе, словно желая оградить родную землю от навалившегося бедствия. Издалека виднелись ласкающие взор, зеленые изгибы ее берегов.
Мужавир погнал скот к родниковому оврагу. Там среди зарослей чилиги, таволги и вишни обычно много ковыля. Неприхотливая эта трава растет себе, не боится ни жары, ни холода. К тому же она очень питательна. Для лошадей, коз и овец, был бы ковыль, больше ничего не надо. Эту дивную траву Мужавир уподобляет мудрой, седовласой женщине, прошедшей сквозь огонь и воду. И сейчас он смотрит на ковыльную долину, растянувшуюся от самого склона Иманая до синей горной дали, с восхищением и любовью.
Не зря говорят, в засушливый год овцы добреют. И вправду, какие они упитанные! Будто пасутся на зеленом лугу.
Пастух перевел взор на коров, пасущихся на противоположном склоне. У бедняжек одни кости да кожа, еле ногами передвигают, а мордашки черные от земли – в надежде найти траву, грызут они траву пожухлую, находят целебную глину и поедают. Мужавиру до слез жаль этих коров.
Хоть бы разочек полил дождь! Трава бы вытянулась, земля зазеленела бы. Несмотря на ежедневные мольбы людей, на небе ни облачка.
Оставив животных под присмотром Сырлана, Мужавир, голодный и обессилевший, обошел весь пригорок, в надежде найти заячью капусту – голод был невыносимым. Но разве обжоры козы оставят такую вкусную траву? Погрустневший мальчик опустился на прямоугольный камень. Эх, была бы жива мать! Она бы не допустила, чтоб ее дети голодали, а десятилетний сын пас скот. Покойница неожиданно рано оставила своих шестерых детей сиротами: Мужавиру стало жаль оставшихся дома малышей – крошку Мукмину, братишек Муртазу, Туваль- бая, Бахтияра и Аллаяра. Наверное, они проснулись. Накормила ли их мачеха? Или, как всегда, забыла? На глаза мальчика навернулись слезы.
Отец его Уелдан, видный в деревне мужик, после похорон жены, как водится по обычаю, провел сороковой день и тут же привел в дом давно приглянувшуюся, игривую, как яловая кобыла, молодуху. Даже не задумался, сможет ли она стать матерью для его многочисленной детворы. Односельчане старались надоумить: мол, и злая она, и упрямая, к тому же бездушная. Однако Уелдан не из тех, кто прислушивается к чужому мнению. Он пропустил слова соседей мимо ушей и сделал по-своему. А вскоре, как говаривала покойная бабушка, матушка – клад, а отец
зять, Уелдан превратился для детей в “зятя”. С первых дней делал так, как скажет молодая жена. А до детей и дела нет: накормлены они или нет, ему все равно.
Жива была бабушка, дети кормились у нее, а когда ее не стало – побирались по деревне. А отцу хоть бы что! При бабушке было легче. Но и она этой весной ушла в мир иной.
Влажными от воспоминаний глазами, Мужавир посмотрел вниз: там, как на ладони, лежала их деревня. Вон домик бабушки. Покрытый лубком, маленький, словно курятник, он сиротливо ежится. Теперь там никто не живет. Эх, бабушка, зачем ты так рано покинула нас?! Вон на склонах гор проклюнулись белые цветы. Теперь некому пожалеть бедных сиротинушек, некому утешить их.
Бабушка была для Мужавира ангелом-хранителем. Она каким-то внутренним чутьем чувствовала, когда внука обижают, словно ласточка, прилетала ему на помощь.
Не смейте трогать моего меченого сыночка ни руками, ни словами. Мой сын – будущий хальфа, – на самом деле, сверстники чувствовали его превосходство над собой, его отличие от них и старались задеть его:
Тоже мне хальфа... пш-ш-ш... скажи, сирота безродная.
Но бабушка не сдавалась. Снова и снова возвращалась к ним и твердила свое:
Разве не видите, как лучисто его лико, одухотворенны глаза? Он подобен пророку Юсуфу...
Но сверстники Мужавира зло усмехались над словами бабушки. Она в сердцах бросала:
Да вам, безмозглым, не дано такое увидеть! – Бабушка, махнув рукой, уходила.
Добрая бабушка внуков никому не давала в обиду. Пыталась она вразумить и мачеху:
Доченька, не обижай сирот, нельзя. В народе говорят, когда плачет сирота, вся земля рыдает. Не бери грех на душу. За слезы сирот Бог нашлет на нас беду.
Но эти слова мачехе в одно ухо влетали, из другого вылетали. Не может она полюбить чужих детей. Наверно, поэтому Господь не дает ей своих.
Бабушка почему-то особенно жалела Мужавира. Бывало, хлопает его по спине и приговаривает:
Будь счастлив, дорогой внучек. Бог тебя не оставит.
Эх, была бы жива бабушка!
От воспоминаний о дорогом человеке у мальчика заныло сердце. Вдруг он увидел, что над его головой с чириканьем начала кружиться пташка. Что это, неужто душа бабушки прилетела к нему? Все может быть! Решила, наверное, утешить внука, развеять его тоску- печаль. А если она превратилась в райскую птицу? Вон ведь как трепещет, порхает, то вперед Мужавира выходит, то назад. Хочет успокоить?
Хватит, не надо тревожить души усопших, хватит отчаиваться. Мужавир поднялся с прямоугольного камня, на котором сидел. Проверил отару – все цело: Сырлан надежно охраняет скотину.
Ох, как хочется есть. Мужавир вспомнил прошлогоднее лето, тогда в это время на склонах и оврагах Аралтау было много ягод. Досыта ели, и набрали про запас. Заготовили пастилу, сушили ягоду. Весь чердак был полон. Только где они сейчас?
Мужавир с грустью посмотрел в сторону Аралтау. Нынче там не только ягод, но и дикого лука не найдешь. Всему виной эта засуха.
Вот бы сегодня дождь пошел, лил бы, как из ведра! Вдруг он, к великой радости, увидел у горизонта крошечное облачко. Мальчик был готов притянуть его своим дыханием:
Господи, сделай так, чтоб это облачко разрослось, как озеро, приплыло сюда и вылилось на землю.
* *
Мальчик не поверил своим глазам. То облачко становилось все больше, вскоре заполонило все небо. Подул влажный ветер. Вот-вот польет дождь, и тут на Мужавира накатил такой сон, что он не смог разомкнуть веки. Мальчик нашел продолговатый камень и улегся на него, рядом бережно положил старенький казакин. Вставший ни свет, ни заря, уставший подросток сразу же погрузился в сон.
Мужавир проснулся от теплого дождя, весь промокший. Первым делом подумал, надо укрыться под деревом. Но боясь вспугнуть долгожданную влагу, продолжал лежать неподвижно. Вспомнились слова бабушки: не соль, не растаю.
Вскоре расторопный ветер погнал облако, напоившее землю вдоволь, дальше.
Сердце переполнялось радостью, но накатившая сонливость не проходила. Через некоторое время он проснулся от неописуемого блаженства, ласкавшего все его тело и душу. Лежал и не решался открыть глаза, чуткое сердце замерло в ожидании чего-то необычайного. Полежав еще немного, мальчик потихоньку раскрыл глаза и, увидел, о чудо, лежит он весь внутри радуги! Мальчик, оглушенный увиденным, обратил взор на небо.
Во, диво! Радуга, протянувшаяся свысока, другим концом нисходила прямо на голову Мужавира. Невиданное и неслыханное чудо! Мальчик боялся даже пошевелиться. Потом, чуть пообвыкнув, присел. Настроение улучшилось, он даже решился немного поиграть с этими разноцветными красками. Сперва решил потрогать, набрать их в горсть. Раскинув руки, норовил обнять. Оказывается, цвета радуги вблизи очень сочные: ярко-красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, синие, фиолетовые... Постепенно мальчик, привыкший к этому необычайному чуду, погрузился в свои детские грезы. Ему захотелось подняться по радужному мосту вверх, увидеть себя на седьмом небе. Или, превратившись в певчую птичку, взлететь до самого верха дуги и защебетать! Наверное, его песнь услышали бы все несчастные и безутешные люди и возрадовались бы. Особенно радовалась бы сестренка Мукмина, забыла бы даже о своем сиротстве.
Душу Мужавира, забывшего про голод, обуяла такая божественная радость. Он представлял себя то сказочным богатырем, то всемогущим существом, исполняющим все желания людей. Вдруг вспомнился рассказ бабушки о радужном троне.
Мы, сынок, живем на пуповине земли. В святом месте. В давние времена здесь были городища. Жили там одни святцы и праведники. Говорят, когда они переходили в мир иной, садились на радужный трон, и их души тут же входили в рай...
В тот момент, когда он сидел, окутанный лучами радуги, предаваясь сладостным мечтаниям, послышался писклявый голос приближавшегося Тувальбая.
– Эй, Мужавир агай, агай! Быстрее иди домой. Папа сказал, пусть быстрее идет.
Что случилось? Пожар что ли? Говори! – Испугавшись за запыхавшегося от быстрого бега Тувальбая, Мужавир встал и поспешил к нему навстречу.
К нам издалека приехал какой-то мулла агай. Говорит, из города. Про тебя спрашивает, – ответил братишка,
а мне сказали, присмотреть за отарой.
Ну и что, зачем так бежать-то?
Папа сказал, быстрее. А то попадет обоим!
Ладно, – сказал Мужавир, – я сейчас.
Словно желая попрощаться с радугой, он оглянулся. Но разноцветной дуги уже не было. Мужавиру сразу стало грустно. Эх, ты, Тувальбай! Зачем тебе надо было приходить в такое время? Взял и испортил божественный момент.
Мужавир, не торопясь, сняв с себя одежду, выжал ее и поправил тюбетейку на голове:
В деревне дождь сильно лил?
Тувальбай был раздражен медлительностью брата:
Лил, лил. Ну, иди же быстрее.
Не желая покидать это дивное место, Мужавир снова оглянулся, чтобы увидеть лучи, которые нежили его. Только убедившись, что разноцветных лучей больше нет, он побежал вниз, сверкая своими голыми мозолистыми пятками.
Прибежав во двор, он не сразу решился зайти в дом. Кто его ищет? Зачем? Откуда этот человек знает о нем? В голове мелькали разные мысли. Спрятавшись, в щель приоткрытой двери посмотрел внутрь. Топчан застелен скатертью, которую доставали из сундука только для дорогих гостей. На самом почетном месте, на мягкой перине, сидит худощавый мужчина, судя по опрятной одежде, аккуратной бороде, белоснежной чалме, этот человек, видать, не из простых. Стыдясь своей ветхой одежды, Мужавир еще некоторое время потоптался у двери. Но ослушаться отца не посмел. Он нерешительно шагнул через порог, но, застеснявшись гостя, не решился пройти дальше.
Сынок, пройди, поздоровайся с гостем, – Уелдан агай обратился к мальчику неслыханным доселе ласковым голосом.
А-а-а, это ты, мальчик, который только что вызвал дождь?! – Гость проворно спустился на пол, улыбаясь и излучая добрые искры из глаз, протянул Мужавиру обе руки, чтобы поздороваться.
Ассаламагалейкум!
Вагалейкумассалям! – Мужавир робко пожал руки гостя.
То, что сам ишан сошел со своего места и протянул какому-то оборванцу-пастуху обе руки, чтобы поздороваться, показалось Уелдану агаю очень странным, он не знал, что делать. Наконец, промолвил:
Имам-хазрет, да что вы, зачем так балуете дитя?!
Сам угодливо поправил перину хазрета и гостеприимно позвал его к трапезе:
Садитесь сюда. Чай ваш стынет, имам-хазрет.
Однако Зайнулла ишан то ли не расслышал слова Уел-
дана, то ли не придал им значения, он все еще разговаривал с мальчиком и не отпускал его ладошек из своих рук.
Как тебя зовут, сынок?
Мужавир.
Очень хорошо. А ты знаешь, что обозначает твое имя?
Нет.
Ученик, шакирд, вот значение твоего имени.
Шейх Зайнулла Расулев.Зайнулла ишан испытующе посмотрел на зеленовато-голубые, лучистые глаза мальчика.
В медресе ходишь?
К сожалению, мальчик чуть различал алиф (первая буква алфавита) от обыкновенной черточки. Он покраснел. Ишан, войдя в его положение, не стал дальше допытываться, лишь похлопал его по спине.
Научишься, сынок, научим. С этого дня я беру ответственность за твою судьбу на себя.
Наконец, гость вернулся на свое место и позвал Мужавира сесть рядом.
Садись, сынок, покушай, проголодался ведь!
Мужавир сел на указанное место только после утвердительного кивка отца. Несмотря на сильный голод, к еде он не притронулся. Обладающий даром провидца, ишан сердцем чувствовал, как ребенок истощен, как донимает его чувство сиротства, поэтому он пододвинул к нему хлеб, намазанный маслом и медом.
Ешь, сынок!
Зайнулла ишан с укором сказал:
Извели вы мальчика. Ведь он от рождения наделен божественным даром. У твоего сына большое будущее. Ему надо учиться. Я ему помогу.
Вглядываясь куда-то вдаль, ишан в уме что-то посчитал.
Дети, подобные Мужавиру, по велению Аллаха, рождаются на этот свет раз в сто двадцать-сто тридцать лет.
В сто тридцать лет, говорите? – Уелдан с удивлением посмотрел на сына.
Да, кордаш, в сто тридцать лет. Это означает раз в десять-одиннадцать мосалей.
Ишан, оставшись доволен волей Аллаха, снова взглянул на веснушчатое лицо мальчика, на его вдруг посерьезневшие глаза, похлопал по спине и, радостный, сказал:
Я уверен, что это тот самый мальчик, которого я жаждал увидеть. Слава Богу!
Хозяин дома, почитавший Зайнуллу ишана, как пророка, был весьма расстроен тем, что он общается не с ним, а все возится с каким-то юнцом. Чтобы привлечь внимание гостя, он, повысив голос, сказал:
Ладно, ладно, ишан хазрет, и обучать будем, и приоденем.
Уелдан хотел было оправдать себя, сославшись на многочисленность детей, но Зайнулла ишан, по-видимому, предпочел разговор с Мужавиром, и все его внимание было сосредоточено на нем.
Расчувствовавшись от доброго к себе отношения, Мужавир готов был рассказать этому приветливому, умному гостю все свои внутренние переживания и горести, о только что случившемся чуде, о том, как задремав на склоне горы, оказался внутри радуги, поделиться секретом этого волшебства, но, поймав на себе злобный взгляд мачехи, сидевшей возле очага, осекся. Ишан тут же почувствовал состояние мальчика и ласково похлопал его по спине.
Не пасуй, дитя мое. С сегодняшнего дня твоя жизнь резко изменится. Иди, переоденься, я отведу тебя в мечеть. Там соберутся аксакалы, заодно познакомлю их с тобой.
По пути в мечеть Зайнулла ишан поинтересовался, как он вызвал дождь.
Неужели это я вызвал дождь? – удивился мальчик.
Да, это ты сделал.
То-то, конец радуги был на мне.
Конец радуги? Бэрэкалла! – Лицо ишана стало еще более светлым. – Значит, мое предчувствие не обмануло меня. Сегодня на этой благодатной земле родился новый авлия (святой). Вот он, вот этот ребенок. Он шагает рядом с ним.
Перед мечетью ишан остановил юного друга.
– Когда вырастешь, ты, сын мой, будешь обладать могущественной силой. Но применяй её только ради добра и справедливости. Не рвись к материальным благам. Будь ближе к Богу. Вместе с силой на тебя налагается и большая ответственность за судьбы людские. Будь всегда верен моим словам, – сказал он и позвал подростка за собой в мечеть. А вопросы, которые Мужавир хотел задать ишану, остались висеть в воздухе.
Старший мударис прославленного медресе города Троицка ишан-хазрет, шейх Зайнулла Расулев раз в два года приезжал в медресе деревни Муллакай, проводил с религиозными деятелями собрание, интересовался учебным процессом. В этот раз решил он посетить и пять лет назад отстроенное медресе в деревне Мансыр. По дороге сюда ему было видение: будто живет на этой благодатной земле мальчик, обладающий божественным даром. Потому-то и завернул ишан сначала к Уелдану, прежде чем прибыть в мечеть. В конце-концов нашел он его. Вот он идет рядом с ним, будущий авлия!
Зайнулла ишан смотрит на Мужавира с гордостью. Его юный друг уже сейчас обладает такой силой, что может вызвать дождь.
В мечети, поздоровавшись с терпеливо ждавшими его аксакалами, муллами и хальфами, переполненный радостью Зайнулла ишан громко, чтобы слышали все, сказал:
Дорогие братья мусульмане! Вы видите перед собой необыкновенно одаренного, наделенного божественным даром мальчика. Господь Бог одарил его великой силой. Но сначала нам надо выучить его. Он должен наизусть знать Коран.
Затем он повернулся в сторону Мужавира и от всего сердца благословил его:
Будь чистым в помыслах и делах, приноси людям добро, сын мой! Пусть жизнь твоя пройдет в служении своему народу, родной земле, иншалла!
Зайнулла ишан в зеленой одежде с белой чалмой на голове, державший в одной руке посох, а в другой – чётки, показался Мжавиру ангелом хранителем.
После этих слов ишан-хазрет посадил мальчика, доселе не ступавшего ногой в мечеть, на самое почетное место, рядом с собой на пуховую подушку. Лишь затем приступил к своему обычному делу – начал знакомиться с состоянием дел в мечети.
Сразу после завершения собрания, служители мечети, памятуя слова ишана, окружили юного Мужавира.
Субханалла, машалла, да благословит тебя Бог, – обратился к нему Габдулла Саиди, добрый и богобоязненный старец, хазрет, похлопывая мальчика по спине. – Сколько лет тебе, сынок?
Десять исполнилось. – Мужавир посмотрел на хазрета своими проницательными зеленовато-голубыми глазами.
Лик ребенка светел, душа добрая. Держится степенно, несмотря на свой возраст.
Хочешь учиться, сынок? – спросил карый-хазрет Фаттахетдин из Идельбаевской мечети. – Приезжай к нам учиться. Для нас это будет богоугодное дело.
Присоединился к разговору и Халиль мулла Рахимов из Тавлыкая:
Будем рады, если ты приедешь в наше медресе.
Словно желая понять особое расположение Зайнуллы ишана к мальчику, молодой ахун Габдулла Биишев из деревни Хасан заинтересованно посмотрел на Мужавира и с искренним удовольствием сказал:
Да сбудутся слова остаза, иншалла!
Закончив дела с мударис-мутавалием мечети, Зайнулла ишан тоже подошел к ним.
Сынок Мужавир, идем и ты с нами, – сказал он. Ему не хотелось отпускать мальчика от себя.
Попьем чаю и съездим в Идельбай, – сказал хозяин мечети Афтахетдин карый, вопросительно посмотрев на хазрета. – Готовы?
Добро пожаловать, Зайнулла хазрет!
Затем заглянем в медресе деревень Муллакай и Тавлыкай. Ты, сынок Мужавир, поездишь с нами, мир увидишь, с уважаемыми людьми познакомишься.
Мальчик вспомнил про отару, которую оставил на склоне горы. Сможет ли братишка Тувальбай справиться с ней, будет ли слушаться его Сырлан?
Но все же Мужавир не мог ослушаться слов уважаемого человека. Он успел полюбить этого деятельного, умного старца, которого все почитали.
У Мужавира словно выросли крылья, он почувствовал в себе прилив сил и вдохновения. Что за день сегодня!? Сначала пошел долгожданный, целительный дождь, и он оказался внутри радуги. Затем Зайнулла ишан привел его в мечеть, познакомил с людьми, которые ему даже во сне не снились. Он почувствовал их теплый взгляд, услышал добрые, ласковые слова. Его измученное тело, израненная душа потихоньку начали оттаивать, наполняться радостью.
Что это за чудо? Даже полуденное солнце улыбается ему, заглядывает ему в глаза, ласкает его лицо и руки. Солнце, солнце! Неужто и ты меня любишь? Пророчишь мне счастья? А солнце улыбается еше сильней. Подмигивает, шутливо щурит глаза. Словно хочет сказать: “Да, да, я люблю тебя!” О Боже, как прекрасен этот мир. Мужа- виру хочется долго-долго жить на этой дорогой сердцу, родимой земле. Как сложится его судьба? Зайнулла ишан говорит: “Твой божественный дар – это большое испытание Господа и огромная ответственность”.
Десятилетний Мужавир почувствовал в себе силу, способную преодолеть все испытания. Сегодня он распрощался с детством, вступил в пору отрочества, встал на путь праведности, духовности и созидания.

К ЗНАНИЯМ

Знаменитый ишан Троицкого медресе “Расулия” Зайнулла Расулев в прошлый приезд в Мансыр назвал Мужавира: “Будущий авлия XX века”.
Тогда ахун деревни Идельбай пригласил его в свое медресе, но, в течение зимы не дождавшись от него никаких вестей, запряг коня и решил сам съездить за одаренным подростком. Если он сейчас не возьмет его под свое крыло, то как потом посмотрит в глаза своего учителя?
Сначала отец мальчика Уелдан противился отпускать сына-работягу и помощника из дому.
Ох уж этот Троицкий ишан! Вскружил мальчику голову. Тоже мне, “не обижайте его”. Будто, он обладает божественным даром! Будто, он будущий авлия!
Когда это сын бедняка, перебивавшегося с хлеба на воду, мог выучиться на муллу? Будет ходить, как вон тот блаженный Тажетдин из деревни Янгазы, не зная толку ни в работе, ни в вере, – еще более распалялся Уелдан.
Хотя он поначалу не соглашался отпускать Мужавира, но не мог ослушаться знатного остаза, наверно, недаром хазрет приехал за его сыном, просит и умоляет отпустить его.
Еще одно обстоятельство вынуждает его согласиться. Он же отец, он видит, как изо дня в день мачеха все больше и больше издевается над его детьми, все более показывает свой дурной нрав. Теперь-то он видит, как она ненавидит Мужавира. Придирается к нему безо всякого повода, проходу ему не дает.
У-у-у, глазище-то какие у обжоры!
В такие минуты отец жалеет сына. Сейчас вспомнив издевательства жены, он глубоко вздохнул. Если уедет учиться, хоть освободится от придирок и попреков мачехи.
Надо прекратить мучения сына, подумал отец. Как в народе говорят, какой бы ни был, дитя-то свое. У горы не бывает лишних камней. Дети ведь – не чужие, свои. Нельзя давать их в обиду.

Старинная книга-реликвия, которая хранилась у Мужавир хазрета.

Ладно, иди, готовься, поезжай, сынок, – сказал Уелдан.
Мужавир, жаждущий знаний, давно ждал этих слов отца, он быстренько собрался и вынес котомку к телеге. Пока хазрет пил чай, он оставался дожидаться его во дворе, у ворот. Не хотел заходить в дом, вдруг отец передумает. Сердце его трепетало.
Наконец, Фаттахетдин хазрет, попрощавшись с домочадцами, вышел из дому и направился к запряженному коню. Увидев, что Мужавир смиренно дожидается его во дворе, остался весьма доволен этим. Он повернул лошадь в сторону Олосаза. Бог даст, по прямой дороге засветло доедут до дому.
Идельбаевский ахун решил на первый случай взять его к себе в дом. У него уже жил один мальчик-сирота по имени Гибадулла. Вместе будут ходить в медресе. Вдвоем веселее будет, подумал ахун. По дому помогут, а летом будут пасти скот.
Так и случилось. Мальчики сразу подружились, стали не разлей вода. Мужавир быстро привязался и к семье Фаттахетдина хазрета. Трудолюбивых, смышленных мальчиков эта религиозная семья сердечно приняла у себя. Добрая абыетай возлюбила Мужавира, как своего собственного сына.
Жаждущие знаний ребята жадно принялись за учебу. За полгода освоив “Афтияк”, перешли к сурам Корана, заодно изучали арабский язык.
На второй год обучения они назубок знали книги “Рисалаи Газиз”, “Бузжигит”, “Юсуф”, быстро освоили учебные пособия, как “Шорутоссалэ” (порядок намаза), “Таглимоссалэ” (наука намаза), “Тухвателмулюк” (толкование сур Корана).

* *

Шел третий год учебы. Мужавир вместе с Гибадуллой, соорудив себе шалаш, пасли скот Фаттахетдина хазрета на склоне горы Илсебика. Коровы мирно паслись, а мальчики улеглись на траву и предались мечтам. Мужавир, вглядываясь на стаю белых облаков, мечтательно сказал:
Вот бы сейчас взобраться на вон то, похожее на верблюда, облако и странствовать по свету. Говорят, и небо, и земля в семь слоев. Интересно, что там?
А мне хочется стать горных дел мастером. Хочется знать, что там под землей. Говорят, раньше на горе Ирен- дык, на вершине нашей Балтатау лежали самородки с наш кулак. Разнюхали это чужаки и растащили. Ты слышал когда-нибудь о Рамиевых. Говорят, у них есть золотые прииски. Мой брат зимагор Хамит каждое лето нанимается к ним на работу.
Видел Рамиевых?
Нет, откуда? У них, говорят, приисков около полусотни. Ты думаешь, они успевают побывать на каждом?
Гибадулла рассказал о том, что слышал от брата, затем добавил:
Знаешь, браток, мне хочется стать таким же, как Ра- миевы, иметь шахты, стать хозяином, эх!
Мужавир удивленно посмотрел на друга.
Во, умная голова, – промолвил он. – А меня не волнует богатство. Я мечтаю о врачевании. Чтобы ставить больных на ноги, лечить немощных, осчастливить сирот, обездоленных. И еще, чтобы не умирали матери. А когда земля жаждет влаги, хочу вызывать дождь.
Одним желанием дождь не вызовешь.
Еще как вызову!
А как это?
Сейчас. Смотри.
Мужавир уставился на небольшое облако над головой, словно желая дыханием приблизить его к себе. Затем по- детски начал напевать:
Дождик, дождик, лей, лей,
Никого не жалей...
Хочешь – верь, хочешь – нет, но через некоторое время то облако, на которое смотрел Мужавир, разрастаясь, покрыло все небо, и начался дождь с грозой. Гибадулла, все еще не веривший в способность друга, забежав в шалаш, воскликнул шутливо:
Может, ты и остановить дождь сумеешь?
Мужавир был серьезен.
Не знаю, посмотрим, – сказал он и, хотя никогда до этого не брался за это дело, снова уставился на небо. Сделал руками отгоняющие движения.
Уходите, облака! Нам не нужен дождь! Плывите дальше! Уходите!
Дождь закончился так же быстро, как и начался. У наблюдавшего за этим Гибадуллы, от удивления округлились глаза.
Ой, брат, ты, наверно, колдун?
Нет, что ты?
А то как же у тебя получилось?
Во мне есть какая-то божественная сила. Она мне через радугу передалась.
Мужавир рассказал своему закадычному другу ту историю, что произошла с ним на горе Иманай. Гибадулла слушал его с большим вниманием, затем вскочил со своего места, глаза его блестели.
Друг мой, раз Зайнулла ишан сам сказал, тебе надо учиться дальше. В Идельбае дают только начальное образование. Ты иди в Муллакай. Обучайся там ... Рассказывал же вон Фаттах ахун, что Габдулла Саиди учился в Стерлибаше 12 лет, затем в Бухаре 11 лет. И ты учись, станешь большим хазретом, Мужавир.
И ты учись, друг. Иначе не станешь золотопромышленником.
Давай осенью рискнем в Муллакай. Там, говорят, и на горных дел мастера обучают.
Я-то согласен. Только денег нет.
И у меня нет.
Может, посоветуемся с Фаттахетдином хазретом?
Подумаем еще.
После этого разговора мальчики начали грезить учебой в Муллакае. Целое лето ломали голову, строили планы. И тут помог случай, в народе не зря говорят, кому суждено, тому Бог помогает.
Произошло это где-то в середине сентября. Был солнечный, ясный день. В Идельбаевское медресе вошел высокий солидный человек лет шестидесяти, в белой чалме, в приталенном бархатном казакине. Это был имам-хатиб и мударис Муллакаевской мечети и медресе Габдулла Саиди.
Он за руки поздоровался сначала с хазретом, затем с шакирдами и, узнав Мужавира, остановился возле него. “Как он вырос и возмужал”, – подумал он.
Нет ли у тебя желания обучаться в более серьезном медресе, сынок? – спросил он.
Мужавир только и ждал этих слов. Его зеленовато-голубые глаза заблестели.
Есть желание, учитель! – промолвил он. – Мне хочется стать таким же великим табибом, как и вы. Он указал и на притихшего друга, стоявшего рядом:
Гибадулла хочет стать горняком. Мы и днем, и ночью мечтаем об учебе в Муллакае.
Габдулла Саиди испытующе посмотрел на Гибадуллу и остался доволен. По глазам видно, смышленый юнец, жаждет учебы.
Очень рад, шакирды, – сказал хазрет, специально приехавший за Мужавиром. – Тогда оба готовьтесь. – В нашем медресе обучают и врачеванию, и горному делу, и бухгалтерии, и языкознанию. Можно получить образование по всем специальностям. Нам нужны именно такие, как вы, жаждущие знаний юноши, - сказал Габдулла Саиди.
Фаттахетдин хазрет, слышавший их разговор, присоединился к ним.
Одобряю, хазрет. Оба они способные и порядочные ребята. Из них выйдет толк. Бог даст, станут в дальнейшем хорошими специалистами.
Имам-хатиб деревни Муллакай обратился к неразлучным друзьям:
Собирайтесь, заодно и заберу вас. В добрый час.
Часа через два они уже поднимались на гору Ирендык.
Кучер подгоняет лошадей. Доносится шелест листьев одетых в золото белоствольных берез, словно слова напутствия двум закадычным друзьям. Счастливые подростки о чем-то, не перставая, шушукаются. Хазрета же одолевают думы.
Эти юнцы напомнили ему о собственном прошлом.
...Когда-то, лет пятьдесят назад, и он, как и эти ребята, отправился за знаниями в далекий Стерлибаш, затем в Бухару. Наконец, в 1870 году суждено было ему вернуться в родной аул и открыть там медресе. На первых порах, конечно, было нелегко. Нужно было помещение под медресе. Спасибо односельчанам, помогли с деньгами. Да и Рамиевы, бывшие его мюриды, то есть ученики, здорово подсобили. Мечеть построили, слава Богу, да и шакирды не подводят, отовсюду слышит хазрет про них только добрые вести. Значит, обучение по новой методике себя оправдывает. Вот и сейчас везет он к себе двух достойных шакирдов. Особенно шустр Мужавир. Хочет стать целителем, заниматься врачеванием. Довольный сегодняшней удачей, Габдулла хазрет вдруг запел своим красивым грудным голосом:
По горной дороге идет караван,
Не из Бухары, а из Хивы.
Богатство мне не к чему,
Радуюсь своим шакирдам.
Мужавир с Гибадуллой слушали песню, затаив дыхание. Они сделали для себя открытие: оказывается, душа их будущего мудариса – настоящий клад, наполненная сокровищница.

Чугунный ковш

Чугунный ковш

Габдулла хазрет, всматриваясь на двух сирот, ехавших вместе с ним в Муллакай, вспомнил свое детство. Когда друг за другом умерли и его родители, ему, как и этим мальчишкам, было всего одиннадцать лет. Он, бедный, не знал, что делать, к кому примкнуть. В те дни ему совсем не хотелось идти домой, откуда совсем недавно вынесли тела его родителей; он бродил по деревне, заходил к тем, кто обласкает, кто скажет доброе слово, кто накормит и напоит бедного сироту. Видимо, благодаря своим малым годам, смог он вынести такое горе, не смея поделиться им ни с кем, кроме себя, вбирая все страдания внутрь своей неокрепшей души. Детство, детство!!! Все переживания этого периода, как надписи на камне, остаются навечно в памяти человеческой. Один случай в детстве, кажется, помог его становлению, как целителя, как народного знахаря.
...Шамсикамар иней... Хазрет никогда не забудет это имя.
...Было лето. На горе поспела клубника. Как-то он с соседними мальчишками пошел за ягодами. Сначала досыта наелся. Затем начал собирать ягоды в берестяной туесок. Набрав ягод, осмотрелся вокруг, но ребят уже не было. Испугавшись, он закричал. Никто не отозвался. Что делать? Дорогу-то он знает, доберется до дому и один. Он пошел по узенькой тропинке в сторону деревни. Вдруг увидел: к нему ползет большая черная змея. Хорошо что приметил, хорошо что не наступил на нее, иначе бы не уцелеть ему. Габдулла закричал от испуга. Он начал шептать молитву, которую научила его покойная мать. Туесок с ягодами выпал из рук, ягоды рассыпались в разные стороны. А змея, шипя, уползла в густую траву. Габдулла кое- как добрел до дома и на пороге упал без сознания.
Как всегда, утром Шамсикамар иней, родственница по отцовской линии, зашла проведать мальчика, заодно позвать его на утренний чай. Увидев мальчика в бреду, она оторопела. Вынесла его на руках, положила на тележку и увезла к себе домой. Мальчика лихорадило, он не мог произнести ни слова. Шамсикамар иней поняла: он очень сильно напуган, пока недуг не усугубился, надо быстрее лечить. Габдулла помнит это, как во сне. Шамсикамар иней тут же затопила печь. Затем на появившиеся угли поставила чугунный ковш, чтобы растопить олово. Взяв другой ковш, налила туда холодной воды и опустила серебряную монету. Тут в окно увидела проходившую мимо соседку. Шамсикамар иней позвала ее к себе, попросила, чтобы та помогла. Закрыв дверь, занавесив окна, посадила больного лицом к Каабе. Накрыла его голову полотенцем и велела соседке подержать ковш с водой над изголовьем мальчика. Видимо, соседка не первый раз помогала целительнице в ее лечении, она принялась задавать вопросы...
Иней, что ты делаешь ?
У Габдуллы испуг выгоняю, душу от напасти освобождаю.
Иней, что ты делаешь ?
У Габдуллы испуг выгоняю, душу от напасти освобождаю.
Иней, что ты делаешь ?
У Габдуллы испуг выгоняю, душу от напасти освобождаю.
Замыслив возвращение души Габдуллы, иней продолжала причитать:
Ангел Габдуллы рожденья,
Пошли ему свое благословенье,
От беды, горя избавленья.
От болезни внезапной и ужасной,
От зверя в чаще, от взгляда Ирода,
От гнева и наказания,
От звериного растерзания,
От вечного холода и огня,
Ангел Габдуллы, пребудь с ним,
Встань рядышком, облегчи его душу.
Отчитаю я раба Габдуллу от испуга,
От всякой нечисти и напасти.
Солнце восходит, Луна заходит.
Луна восходит, Солнце заходит.
Так и всякий страх и испуг Сойди во веки веков.
Прочитав молитву, вылила расплавленное олово в холодную воду. Вода рассыпалась серебряной пылью. Посмотрев на застывшее олово, Шамсикамар иней изменилась в лице.
Ой, сынок, ты ведь испугался змеи. Вот видишь, олово приняло облик змеи. Это против тебя настлана злая сила, чтобы лишить тебя жизни. Это черная сила. Не смогла она тебя ужалить, не в силах была. Аллах тебя уберег. Теперь будем лечить тебя, пока не выпадет очертание сердца.
Сколько ни старалась бабушка, но олово не принимало очертания человеческого сердца. Попробовав в одиннадцатый раз, она, усталая, решила по-другому полечить бедного мальчика.
Ни в коем случае нельзя оставлять мальчика в таком состоянии, иначе пропадет, доведу лечение до конца, – шептала она про себя. – Не дам на погибель единственного сыночка брата Саитбаттала, нашего дорогого имама. Господи Боже, помоги, спаси мальчика. Целительница выбежала во двор, поймала черную курицу и занесла ее в дом.
Сейчас курица поможет тебе, заберет твою болезнь на себя, – сказала она и, надев на голову курицы толстую вязаную варежку, посадила ее в область сердца мальчика. Через час она убрала курицу и вынесла ее во двор, а сама стала наблюдать, что будет с ней. Бедная тварь еле стояла на ногах, вскоре она потопталась на месте, упала и испустила дух. Шамсикамар иней глубоко вздохнула:
Слава Богу, помогло. Вот видишь, вместо этой курицы мог быть ты. Теперь злая сила тебя не одолеет, ин- шалла. Бабушка, решившая во что бы то ни стало вылечить мальчика, снова принялась за свой обряд. В этот раз олово приняло форму сердца, было округлым и тугим. Это понравилось старушке.
Слава Богу, злая сила оставила тебя, мы убрали ее с твоего пути, сынок, – с этими словами Шамсикамар иней напоила Габдуллу водой, в которой лежало олово в очертании сердца, а оставшейся жидкостью омыла лицо и руки мальчика. Габдулла, вслушиваясь в слова иней, как в песню, не заметил, как уснул.
Спи, сынок, спи спокойно, – добрая старушка, сказав “бисмилла”, укрыла мальчика своей пуховой шалью.
...Однажды Шамсикамар иней решила погадать на мальчика на гадальных камешках.
Иншалла, да он – будущий пророк! – сильно удивилась она. – Так камни ложатся на одного человека из тысячи. Значит, это чадо не из простых, ему присущ божественный дар. Впереди у него блестящее будущее – наверно, будет шейхом или остазом. Кем бы он ни был, будет любимым рабом Аллаха.
Шамсикамар иней с этого дня не оставляла Габдуллу одного. Она поставила его на ноги. Но ей пришлось для этого изрядно потрудиться: каждый день она заговаривала болезнь, делала ему восстановительные массажи, в меру сил лелеяла и пестовала его. Габдулла стал ее большим помощником: ухаживал за скотиной, помогал бабушке в ее лечении от испуга, в ее заклинаниях. Однажды, проводив очередную пациентку, Габдулла неожиданно сказал:
Иней, вот когда вырасту, я тоже буду целителем, буду лечить людей, также как и ты, буду излечивать людей от страха и болезней. Ты оставишь мне свой чугунный ковш?
Ой, сынок, на тебе благодать Аллаха. Оставлю, сынок, конечно, оставлю. Научу тебя всему, что сама умею. Бог даст, из тебя выйдет настоящий целитель. Очи твои проницательны, хоть, на первый взгляд, кажутся кроткими.
Шамсикамар иней помаленьку начала обучать его знахарским премудростям: избавлению от страха, ворожбе на бобах. Дала сведения о болезнях, вызванных нечистой силой, о порче. Рассказала о целебных травах, кореньях и цветах.
Твой род по отцовской линии ученый: среди нас многие занимались врачеванием. Муллы при помощи сур Корана излечивали такие болезни, как желтуха, водянка, другие трудно поддающиеся лечению болезни. Слава Богу, этот дар передался и мне, коим я поделюсь и с тобой.
Габдулле было легко и спокойно с этой радушной бабушкой, с ней он даже забывал о своем сиротстве. Шамсикамар иней решила, что этот одаренный мальчик непременно должен учиться. Пусть он едет в знаменитое Стерлибашевское медресе. Там живут его родственники, ибо мать Габдуллы родом из той деревни. Старушка, долго не думая, решила известить его родственников о мальчике. Пусть обучают, мальчик должен стать ученым. Шамсикамар иней слышала, что отец покойной Шам- сижиган – Туйгун из образованного рода. Если жив, наверно, не бросит внука на произвол судьбы.
Через несколько дней она пешком отправилась из Муллакая в Темяс, дорога не дальняя – всего десять верст. Она попросила брата Науширвана – местного муллу – написать письмо родственникам Габдуллы в Стерлибаш. “Друг за дружкой скончались сначала Шамсижиган килен, затем ваш зять Саитбаттал-хальфа. Оба похоронены на кладбище деревни Муллакай. Несовершеннолетний Габдулла одиннадцати лет остался круглым сиротой. Мальчик очень способный. Надо бы ему дать образование. Приезжайте, узнаете о его житье-бытье”.
И вправду, по получении письма дедушка Туйгун отправил среднего сына Афлятуна в Муллакай.
Было начало октября. По приезде в деревню, Афлятун сходил на кладбище, прочитал “Ясин” на могилах младшей сестры Шамсижиган и зятя Саитбаттала. На следующий день распродал кое-что из бесхозного имущества покойных, некоторые вещи раздал, как милостыню. Затем велел Габдулле попрощаться с деревней, в котором вырос.
Любит Габдулла свой Муллакай. Он будет скучать по своей родной земле, где прошло его детство, по реке Сакмара, где он летом купался, по ягодным полянам, где собирал клубнику. Когда поставил и его деревянный сундук на тарантас, он не сдержал слез, расплакался. Шамсикамар иней поспешила успокоить его:
Не плачь, сынок. Не на чужбину едешь. Там твоя родня. Там ты родился, там тебе перерезали пуповину. Отныне у тебя две родины: там, где ты родился, то есть Стерлибаш, и там, где ты вырос, это – Муллакай.
Когда уже лошади были запряжены и готовы к дальней дороге, Шамсикамар иней вспомнила: “Ой, Алла, чуть не забыла. Подождите, пока я не приду, не трогайтесь”, – она со всех ног побежала к своему дому. “Вот глупая, чуть не забыла тогдашнюю просьбу Габдуллы”. Когда она прибежала обратно, все увидели у нее на руках завернутый в конопляное полотенце чугунный ковш, при помощи которого она чудодействовала над больными.
Вот, сынок, пусть это будет тебе мой аманат. На память тебе. Лечи больных и страждущих.
Габдулла спрыгнул с телеги и обнял сердобольную женщину, ставшую ему родным человеком.
Жди меня, Шамсикамар иней, жди, я вернусь.
Плачущая Шамсикамар, односельчане еще долго
стояли возле дома Габдуллы, провожая его в дальний путь, пока пара лошадей не скрылась с глаз. Итак, золотой осенью 1847 года родной брат матери – Афлятун, сын Туйгуна – увез сына покойной сестры Шамсижиган к себе, в Стерлибаш.
А Шамсикамар абей до самой кончины скучала по Габдулле, говорила, что по ее предсказаниям, он, когда вырастет, став образованным, вернется в Муллакай. По проишествии двух десятков лет она все еще не теряла надежду. Ждала, что вот-вот Габдулла приедет в Муллакай. Ей в это время было уже восемьдесят лет.
Вернется Габдулла в Муллакай, обязательно вернется, вот увидите, он будет большим ученым, – говаривала она до последних дней своей жизни. – Я ведь дала ему свой счастливый ковш.
Добрая женщина не ошиблась. Через двадцать три года Габдулла вернулся в свою деревню. Слава Богу, он возвел здесь медресе, учит шакирдов....
Предавшись воспоминаниям, Габдулла хазрет и не заметил, как доехали до озера Талкас. Он велел кучеру остановиться на берегу озера, на том месте, где растут черемухи.
Давайте, здесь отдохнем, потрапезничаем, искупаемся, – сказал он мальчикам.
Мужавир первый раз видел озеро Талкас. Он был очарован размерами озера, чистотой водной глади, тут даже на глубине камешки виднеются, как на ладони. А рыб-то сколько! Они совсем не боятся людей. Габдулла Саиди рассказал, как они прошлым летом вместе с Зай- нуллой и Гатауллой ишанами приезжали сюда, в течение нескольких дней читали Коран, нашептывали молитвы над озером.
Человек приходит и уходит, пусть земли и воды будут вечны, дети. Везде, где ступает нога человеческая, надобно лечить реки и родники. Они так же, как и люди, болеют от сглаза, затем покрываются илом, берега их одолевает камыш. Потихоньку река мелеет и сохнет. Когда их лечишь посредством Корана, они оживают. А чудо природы – озеро Талкас надобно особо беречь. Мальчишки слушали, раскрыв рты.
До Муллакая оставалось ехать еще верст двадцать- двадцать пять. Когда они тронулись, Габдулла хазрет опять предался воспоминаниям. Сейчас он вспомнил годы учебы в Стерлибаше и Бухаре....
1847 год остался в памяти Габдуллы богатым на всякие события: и грустные, и яркие. Дед Туйгун был человеком умным. Увидев внука Габдуллу, он прослезился. Видимо, вспомнил рано ушедшую дочь Шамсижиган.
Внучек похож на меня, – он обнял его. – Говорят, на любимых рабов Бог насылает множество испытаний.
Если не сломишься, достойно пройдешь эти испытания, блажен ты будешь, сынок. Перед тобою откроются все врата судьбы. Бабушка, хотя и неродная, тоже не обижала его, обращалась с ним по-доброму, с первых дней одевала и обстирывала мальчика.
Сначала Габдулла очень скучал по Муллакаю. Когда вспоминал яства, которые готовила Шамсикамар иней, ее увлекательные рассказы о различных способах лечения, глаза наливались слезами. В такие минуты он доставал с укромного места свой чугунный ковш и сидел в обнимку с ним. Эх, Муллакай, Муллакай... Как он близок сердцу Габдуллы?! Ни в какое сравнение не идет величавая Сакмара, которая течет горделиво и плавно, извиваясь и ласкаясь к своим берегам, где растут кудрявые ивы и черемуха, а теплая мягкая вода которой лечит и душу, и тело. Разве ее сравнишь со здешней хилой безымянной речкой? Бескрайние, вся в цвету, степи не сопоставишь со здешними невзрачными полями. Тут травы и цветы и не пахнут вовсе. А что стоят тамошние березняки, где вдоволь можно наесться костяники, сосновые боры, излучающие божественный аромат хвои и свежести! Габдулла представляет, как он набирает там спелую дикую вишню, растущую по склонам Ирендыкских гор. Эх, он дал бы многое, чтобы попробовать хотя бы одну ту вишенку. Как он соскучился по ней, от воспоминаний у него во рту появилась оскомина. Зачем же здесь, в Стерлибаше, не растет вишня? Дедушка успокаивает его:
Зато здесь растет липа.
Когда в середине лета расцветает липа и по всей округе стоит запах меда, дед сажает Габдуллу на телегу и везет его в лес смотреть борти. Тут дед поднимается на дерево, где находится его бортевой улей, достает прошлогодний мед и угощает внука.
Это прошлогодний мед, у него вкус особый. Скоро появится свежий мед. – Дед разжигает костер, наливает воду в ведерко и ставит кипятить чай. Потом кладет разные травы и заваривает целебный чай.
Везучий ты, сынок, – говорит дед и похлопывает внука по спине. – Раньше медведь каждый год уничтожал несколько бортей, нынче не тронул. Видимо, для твоего счастья, иншалла. Дней через десять еще приедем.
Дедушка все лето водит Габдуллу по лесам и полям, знакомит с травами и цветами, рассказывает об их целебных свойствах.
Дедушка Туйгун хорошо знает лечебные свойства растений, по травам, растущим на том или ином месте, может определить, что лежит под землей, какое сокровище хранит земля-матушка. С помощью ивовых прутьев также определяет содержимое подземных кладовых.
В свое время он рассказывал об этом и своим детям, но они не особо вникали в его повествование, поэтому он махнул рукой. А вот внук оказался любознательным. Все впитывает в себя. Вместе с дедом он приноровился собирать целебные травы. У одного растения сорвет листья, у другого – цветы, у третьего – плоды или коренья, все это засушит и положит на хранение. Он закрепил свои знания о целебных свойствах растений у любящего и знающего природу деда Туйгуна, также через книгу Абу Али ибн Сина “Канон врачебной науки”, которую любезно предоставил ему дедушка.
Бог каждое растение, ягоды и плоды, цветы и траву дает человеку для исцеления. Мы только этого не понимаем, – говорил он. – Что поделаешь, у одного душа слепа: не видит, у другого – разум скуден: не понимает, у третьего – внимание притуплено: не внемлет. Если бы человек умело применял сокровища природы, данные ему во здравие, жил бы он, не зная болезней, долгие годы.
Когда Габдулла начал посещать медресе и вплотную занялся учебой, ему некогда стало предаваться унынию и скуке. Ок понемногу научился читать еще в Муллакае – это ему пригодилось. Поэтому быстро догнал остальных шакирдов. В Стерлибашевском медресе учеба была не из легких. Требование к ученикам было высокое. Первым делом надо было освоить религиозное учение, затем арабскую, персидскую и русскую письменность, литературу, грамматику, астрологию, ботанику, арифметику, историю.
Мударис медресе Харис поставил перед шакирдами задачу освоить также историю данного медресе. История
любимый предмет Габдуллы. Он с первых же дней запомнил имена мударисов, кто, когда жил и работал, чем был славен. Особенно хорошо освоил жизненный путь Нигматуллы хазрета.
...Стерлибашевское медресе основал в свое время Ниг- матулла Биктимиров, обучавшийся в Бухаре. Он работал здесь с 1812 по 1844 год, до последних дней своей жизни. Когда Габдулла начал здесь обучаться, все только и говорили о нем, о его чудесах. Три года назад он скончался, но о нем здесь всегда помнили и боготворили.
...Караван из ста пятидесяти верблюдов следовал из Бухары в Оренбург. Обычно он проходил путь в две тысячи верст за семь месяцев. Караван шел через казахские степи. Как-то усталые путники остановились у одного колодца на привал. Приняв пищу, постелили на землю кошму и тут же заснули. А Нигматуллу, который возвращался вместе с караваном из Бухары в Стерлибаш, почему-то не брал сон. Он обучался там по религиозной стезе, освоил учение суфизма. Вскоре он услышал радостные восклицания, топот копыт скачущих лошадей. Молодой человек не успел разбудить охрану, как на них напали разбойники. Они начали требовать у предводителя каравана большую сумму денег и шелка. Тут пред ними спокойно предстал Нигматулла суфий.
Потерпите, я должен прочитать два ракагата обязательного намаза, – сказал он.
Главарь разбойников уже знал о сверхъестественной силе суфистов, поэтому побоялся отказать ему в совершении намаза. Но свершилось чудо: не успел шакирд завершить свой намаз, как разбойники один за другим покинули караван. Предводитель каравана настолько удивился этому случаю, что решил отблагодарить молодого суфия. Каждый бай отвалил ему довольно увесистый закят. Затем Нигматулла Биктимиров, возвратившись в Стерлибаш, на эти деньги построил большую мечеть.
Нигматулла хазрет также привез из Бухары много книг. Он оставил переписанные копии древних книг “Калила и Димна”, “Тутыйнамэ”, “Латифы Ходжи Насретдина”, “Сорок везиров”, 18 томов Абу Али ибн Сина “Апт- шифа”. В библиотеке медресе шакирды переписывали их для себя и для тех, кто обращался с просьбой. Габдулла также переписал их для себя. Во время учебы Габдуллы должность мудариса была передана в руки старшего сына Нигматуллы Хариса Биктимирова. Его тоже чтили в Стерлибаше. Желающим учиться уже не хватало места, поэтому вынуждены были пристроить дополнительное здание.
На Габдуллу особенно сильно повлиял слепой поэт- суфий Шамсетдин Заки, любимый его наставник. Он восхищался его выправкой, статью, тем, что гордо держал голову, был силен духом. Габдулла наизусть знал его стихи.
За двенадцать лет обучения он основательно усвоил все предметы, стал самым одаренным мюридом. Мударис медресе Харис Биктимиров начал готовить его для отправления в Бухарское медресе, где он сам обучался. В 1859 году Харис хазрет сам отвез Габдуллу в Оренбург, определил его к одному знакомому богатому караванщику, возвращающемуся в Бухару....
Бухара, Бухара... Здесь, конечно, никто его не ждал, не было и доброго дедушки Туйгуна. Всему пришлось добиваться самому. В большом городе, любящем людей с тугими кошельками, Габдулле на первых порах было нелегко. Чтобы обучаться, нужны деньги. Что делать? Тут счастье улыбнулось молодому шакирду, которому только что исполнилось 23 года. Однокашник по медресе Муха- метриза предложил ему свой сад с тутовыми деревьями.
Вижу, что ты работящий. Принимайся за выращивание гусеницы тутового шелкопряда. Им, кроме листьев тутового дерева, ничего не надо, – сказал он.
Таким образом, Господь Бог сам открыл ему дорогу для продолжения обучения. Чтобы быть ближе к Аллаху, он с прилежанием изучал четыре ступени тасауф: шариат, тарикат, магрифат, хакикат.
В период обучения Габдулла познакомился с великими просветителями, поэтами, и сам начал писать первые труды. На доходы от шелкопряда он открыл в Бухаре свое медресе, там давал уроки, занимался и врачеванием, достиг определенных успехов на этом поприще. Богатые шейхи старались выдать свою дочь за этого разносторонне одаренного, образованного и трудолюбивого юношу, но Габдулла не хотел на всю жизнь оставаться в Бухаре. Ведь в народе говорят, чем быть султаном в чужой стране, будь слугой в своей. В душе у него теплилась мечта: вернуться в Муллакай и открыть там медресе наподобие Стерлибашевского, чтобы дети на месте могли получать глубокие знания. Он понял, что созрел для этого, что имеет на это и возможности, и право, что он – источник божественной силы. Он знает тайны природы, окружающего себя мира. Это знание непременно должно служить своему башкирскому народу. К тому же, как мужчина, он должен восстановить дом и дело своих родителей. Его кости должны лежать рядом с родителями, рядом с Шамсикамар иней, которая первой открыла для него тайны врачевания. С такими планами тридцатичетырехлетний Габдулла Саиди в 1870 году вернулся в Муллакай.
На деньги, заработанные в Бухаре, построил медресе. В 1971 году, сдав экзамены, добился звания имам-хатиба и старшего мудариса. Женился на девушке по имени Маймуна.
...Тут, предаваясь воспоминаниям, он не заметил, что уже подъехали к Муллакаю. Мужавир же по дороге испытывал какое-то странное чувство. Все, о чем думал по дороге Габдулла Саиди, через него передалось ему, Мужавиру, словно он продиктовал ему свою жизнь. Но молодой шакирд еще не знал, что это такое. Только с годами он узнал про силсиля, или про духовную связь, и с этого момента он мог точно определить, о чем думает человек.

ОСТАЗ

Габдулла хазрет возле Муллакая приказал кучеру Абдельхалику повернуть лошадей к ивняку на берегу Сакмары.
Скоро закат, намаз икенде прочитаем на лоне природы, ребята, – сказал он. – Учитель наш Зайнулла ишан говорит, что намаз, прочитанный на свежем воздухе, вдвойне благодатен.
Этот спортивного телосложения, легкий на подъем мужчина, шестидесяти лет, в котором еще чувствовалась и физическая, и духовная сила, совершив полное омовение, постелил свой молитвенник на зеленую траву и полностью погрузился в чтение намаза. Подростки тоже подчинились его воле.
Когда они приехали в деревню, было уже темно. Хазрет оставил будущих шакирдов в общежитии, рядом с двухэтажным медресе с чердаком.
Намаз акшам тоже прочитаем вместе, – сказал он Мужавиру и Гибадулле.
Когда они остались одни, при свете семилинейной лампы осмотрелись. “Значит, мы будем жить здесь”, - подумали ребята. Они вышли во двор. Напротив общежития увидели еще один уютный пятистенок. “Это, наверно, столовая для шакирдов”, – подумали они. Дальше стояла баня. Тут они вспомнили, что Габдулла хазрет по дороге им говорил:
Габдулла хазрет У нас есть все условия,чтобы обучать малоимущих. Нынче посеяли пшеницу. Скоро начнется жатва. Мы здесь сами заботимся о сиротах, о приехавших издалека шакирдах: сами кормим, сами одеваем. Как говорится, и работы, и еды хватает. Держим скот, организовали рабочие места. У нас шакирды без дела не сидят. Заодно учатся разным ремеслам.
Ребята обрадовались, иначе они беспокоились, где будут жить, что будут есть. Тут для них все уготовано, только учись. Хазрет еще пообещал, что до прибытия других шакирдов, он будет заниматься с ними отдельно. Коли хазрет так решил, они так и поступят – не белоручки же. Только бы условия для учебы были.
Мужавир и Гибадулла, постелив постель, решили лечь, но тут в комнату вошел подросток примерно их возраста.
Меня зовут Юламан, – сказал он, поздоровавшись с новичками. – Хазрет зовет вас в гости.
Ребята, не ждавшие такого внимания к себе, оторопели. Они, конечно, проголодались, но ради приличия хотели было отказаться:
Мугаллим устал с дороги, не будем его беспокоить, неудобно, – но Юламан настоял на своем.
Мы тут привыкли жить одной семьей. Не стесняйтесь, идем. Иначе хазрет долго не спросит, сам придет. Он у нас расторопный.
Ребята несмело направились к дому напротив медресе. Маймуна абыстай, с нетерпением ждвшая возвращения мужа, давно приготовила ужин.
Пусть наша ознакомительная трапеза будет благодатной, – Габдулла хазрет пригласил шакирдов за низкий стол, по краям застланный полосатым одеялом. Пока абыстай ставила на стол суп с мясом, хозяин дома решил познакомить с домочадцами:
Это мой старший сын Мирзагит, – показал он на рядом сидевшего мальчика с умными глазами. Еще есть сын Мухаматанвар, которому год от роду. Он уже спит. А этого трудолюбивого мюрида зовут Юламан. С ним вы уже, наверно, познакомились? Он, как и вы, приехал издалека. У него нет родителей, поэтому мы оставляем его на лето здесь.
Хазрет решил познакомить домочадцев с будущими шакирдами: он принял шутливый тон:
Вот этого молодого человека, который излучает искры из глаз, зовут Мужавир, он из Мансыра. В прошлый приезд Зайнулла ишан назвал его “будущим авлией двадцатого века”. А знаете, кем будет вот этот, рядом с ним сидящий парень? Это будущий золотопромышленник Гибадулла. Оба жаждут учиться.
После этих слов, простых, но очень лаконичных, стеснительность ребят как рукой сняло. Образовалась теплая обстановка. Проголодавшиеся за долгую дорогу ребята сдержанно принялись за еду. После первого блюда Гибадулла осмелился спросить:
Хазрет, про вас говорят, что вы совершили хадж? Это правда?
Да, в 1881 году мне суждено было совершить хадж.
Гибадулла первый раз видел человека, совершившего
такое благодатное деяние. У ребят загорелись глаза. Они слышали от старших, что, лишь дотронувшись до одежды хаджи, можно заработать тысячу благодатей. Но приученные к смирению и скромности, шакирды не выказали своих чувств наружу. Почитание хазрета в них умножилось во много крат. Мужавир решился задать свой вопрос, который давно вертелся у него на языке:
Хазрет, после того случая вам приходилось встречаться с Зайнуллой ишаном?
Нет, но нас связывает невидимая родственная нить, поэтому духовная связь не прекращается.
Передайте от меня привет ишану хазрету. Его напутствия всегда в моей памяти.
Шакирды не хотели уходить от здешнего теплого домашнего очага. Почувствовавший это, хазрет сказал:
Не торопитесь, еще вместе почитаем намаз йасту.
Габдулла хазрет, обладающий способностью ясновидения, знал, о чем думает человек, и понял, что Господь Бог не зря послал ему этих двух подростков. Он увидел в них будущих великих личностей башкирского народа. И еще понял, что он ответствен перед Богом за этих юношей и должен быть для них не только учителем, но и заменить этим сиротам родителей. Мужавир и Гибадулла должны стать настоящими суфиями, преданными вере и Богу. Конечно, для этого необходимо приложить много усилий. Быть внимательным и требовательным, и в то же время милосердным. Сегодня же он предаст им первые уроки. Скажет самые главные слова и требования, необходимые к выполнению в Муллакаевском медресе.
После йасту хазрет объяснил им порядок намаза, сказал это, как обычно, в стихотворной форме:
Пять раз: утром, в обед, вечером, актам, йасту, Читай намаз, шакирд, будешь, как на духу.
А второе, о чем он хотел сказать, было слово о суфизме.
Вы когда-нибудь слышали о тарикат? – Не услышав ответа, хазрет продолжил.
Наш путь состоит из тарикат. Меня вы будете звать муршидом, или остаз, то есть, наставник, а вы будете моими мюридами.
Мужавир, с той первой встречи полюбивший Зайнуллу ишана, как святого, и всегда помнивший его, спросил:
Ишан хазрет тоже суфий?
Да, он член суфийского братства Халидийа Нак- шбандийа. Когда-то и он рос, как и мы, в малообеспеченной семье, но, по велению Аллаха, благодаря своей тяге к учебе, сегодня он духовный наставник мусульманского мира, кутуб заман, то есть “полюс времени”. Полюс времени?! Впервые услышав такие мудреные слова, Мужавир вопросительно посмотрел на хазрета.
Да, это высшая ступень суфийского Богопознания, означает ответственность посвященного в таинства этого пути перед Аллахом за судьбы своего времени.
Габдулла хазрет строго сказал ребятам, собравшимся, раскрыв рты, слушать его речи:
На сегодня хватит. Устали, отдохните. Думайте. А сейчас встанем на намаз йасту.
Итак, сегодня два друга совершили намаз икенде, акшам и йасту вместе со знаменитым муллой Муллакая. Им предстоит еще долгих десять лет близко общаться со своим наставником. Они будут вместе читать намаз, слушать его добрые напутствия, брать уроки тарикат. Но все это еще впереди. После намаза Мужавир, Гибадулла и Юламан вместе вернулись в общежитие. Под сильным впечатлением они долго не могли уснуть, проговорили до самого утра.
Вы когда-нибудь слышали про Рамиевых? – спросил Юламан сверстников.
Про золотопромышленников, что ли?
Да. Они тоже сперва учились у Габдуллы Саиди хазрета. Это он обучил их горному делу. И сейчас Закир агай часто приезжает в Муллакай. В прошлый приезд позолотил минарет мечети. Помогает таким, как мы, за счет закята.
У Гибадуллы, мечтавшего стать горных дел мастером, от волнения, словно язык прилип к небу.
А-а-а, кто-кто, золотопромышленник?
Ему очень хотелось стать, как Рамиевы, золотопромышленником, царем подземных кладовых. Мечты, мечты... Если бы он был богатым, он бы ни только позолотил минарет мечети, а построил бы двухэтажную кирпичную мечеть, как в Бухаре, и украсил бы его красочным орнаментом:
Вы знаете поэта по имени Мифтахетдин Акмулла?
Ребята никогда не слышали этого имени.
Он близкий друг Габдуллы хазрета. Кажется, в Стер- либаше вместе учились. Здесь он бывает часто, увидите. Я знаю его стихи наизусть.
Тогда расскажи что-нибудь?
Юламан не стал ждать, чтобы его упрашивали. Напевая, как мунажат, вдохновлено начал читать.
Кто учен, тот будет в небе и на море,
До глубин дойдет подземного теченья.
Наделен успехом будет, кто учился,
Неучившийся, когда чего добился!
Два года назад приехавший сюда Юламан, выполняя поручения хазрета, многое узнал, многое повидал, поэтому на все вопросы новых друзей отвечал основательно, за ответами в карман не лез, чем очень удивил ребят.
Интересно, откуда у Габдуллы хазрета такие обширные познания? Где он обучался?
Он двенадцать лет учился в Бухаре.
Двенадцать лет?... Легко сказать, – Гибадулла щелкнул языком, – это же очень много.
Много, говоришь? Если хочешь знать, он еще в Стер- либаше до этого одиннадцать лет учился.
Всего двадцать три года?
– Да.
Неужели так долго можно учиться? – Мужавир и Гибадулла от удивления замолкли, не нашлись, что сказать.
Он настоящий ученый. Все знает, все может. Если захочет, перейдет Сакмару по ее поверхности, не намочив ноги; он знает, что творится за сотни верст. Знает, о чем мы с вами думаем. Заклинаниями лечит людей. Знает свойства растений и камней.
О , вот с каким ученым мужем свел их Господь Бог. Они с ним сегодня вечером были сотрапезниками. Шакирды были вне себя от счастья, им казалось, что над их головами открылся небесный купол. С этим чувством только под утро они уснули.
...Детская наивность. Они еще не знали, какие испытания ждут их впереди, что не зря они попали в это медресе, руководимое Габдуллой Саиди, какая ответственная миссия будет возложена на них Господом Богом. После ухода мюридов Габдулла хазрет не сразу потянулся к постели, где уже спала абыстай. Он прочитал “Аятел Курси”, затем дунул вперед, назад, вверх, вниз, направо, налево и последний, седьмой вдох проглотил внутрь. Затем прочитал свой любимый “Кунут”. После этого его сердце полностью открылось, он с раскрытой душой совершил зикр и вошел состояние ясновидения. Вскоре он, как на чистой белой бумаге, четко увидел будущее своего шакирда Мужавира. Этому подростку Аллах дарует нескончаемые способности, силу врачевания людей. А он, сохраняя в душе великую верность Аллаху, весь дар свой до капли отдаст родному народу. Чтобы стать знаменитым народным целителем, ему достаточна будет учеба в медресе.
Хазрет видит и будущее Юламана. Этот приветливый, одаренный парень оставит после себя яркий свет. Будет рядом с великим сыном башкирского народа. У него будет удаваться все. В зрелом возрасте откроются целительские способности.
Оставшись доволен информацией, полученной свыше, наставник решил узнать будущее и Гибадуллы. Сначала и его путь будет ярок, будет продвигаться по служебной лестнице. Но как только он добьется славы на своем поприще, завистливые люди поставят ему подножку. Он умрет рано и не своей смертью. Хазрет, желая огородить мюрида, начал читать молитву, но какое-то бестелесное существо, невидимое глазу, остановило его. “Между вами лежит расстояние в двадцать пять лет. Когда совершится предначертанное ему от роду, тебя уже не будет в живых, поэтому ты не сможешь изменить его судьбу. Чему бывать, того не миновать”. Видеть и предсказывать будущее
это большая ответственность. Эта способность двояка. У тебя есть сила, но ты не имеешь права использовать его не по назначению. Если подумать, в этом мире все двояко: горячее – холодное, день – ночь, добро – зло, умный – глупый, небо – земля...
Габдулла Саиди обычно спит мало: по ночам, оставшись один, предается думам о будущем. Много времени уделяет зикру. Оценивает прошедший день. Читая суры, старается вникнуть в их божественную суть.
Вот он и сегодня, поблагодарив Аллаха за добрые дела и добрых шакирдов, присланных ему, помолился и потихоньку, чтобы не разбудить сладко спавшую жену, лег рядом с ней.

ГОДЫ УЧЁБЫ

Мужавиру и Гибадулле, уже перешагнувшим отроческий возраст, грезившим о большом будущем, с самого начала понравилось учеба в новом медресе. Она полностью соответствовала их желаниям. Здесь преподавали не только религию, но и светские науки. Подробно обучают врачеванию, целительству, горному делу, другим ремеслам. Плотничество, кузнецкое дело, изготовление натуральных красок, садоводство и огородничество – эти навыки, необходимые в жизни, преподают в медресе глубоко и основательно.
Кому что, а Мужавиру особенно близко целительство. Помимо заговоров, заклинаний, он подробно изучает целебные свойства трав и растений. Знания же помогли ему, когда и где их собирать, от каких болезней употреблять, он обошел все окрестности Сакмары, поля и луга, склоны гор и овраги. Оказывается, как много этих целебных трав! Каждая трава, каждый цветок, каждый корень, даже невзрачная лапчатка гусиная, стелющаяся под ногами, лечат от десятка болезней. А что стоит можжевельник! Береза же – кладезь целебных свойств. Про ягоды и говорить не надо, о них знает каждый. Калина очищает кровь, а если землянику летом вволю наешься, зимой не будешь знать проблем – здоровья наберешься на целый год.
Мужавир, пока обучался в медресе, все больше узнавал о родной земле, о ее богатствах, не мог ни восхищаться ею. Он полюбил ее всем сердцем и навсегда.
Владеющий многими секретами целительства, Габдулла Саиди хазрет, конечно, не отрицает и медицинскую науку. Но, по его мнению, медицина должна опираться на религиозные знания. Есть болезни, которые одними лекарствами не вылечишь. Скажите, кому из табибов удалось излечить психические или нервные болезни, эпилепсию? Ведь нет! Некоторые расстройства поддаются излечению только заговорами, заклинаниями. Например, сглазили ребенка. Он плачет, не может остановиться, выводит домашних из себя. Мать ведет его в поликлинику, но никаких сдвигов нет. От безысходности показывает ребенка целителю. Стоит ему прочитать молитву над ребенком, как он перестает плакать, открывает глаза, встает на ноги и... побежал. Что тут скажешь?
А ведь искусный целитель хазрет сколько раз перед своими изумленными шакирдами исцелял умирающих от укуса змеи людей, вылечивал эпилептиков, даже слепым возвращал зрение.
Мужавир, жаждущий быстрее постичь секреты врачевания, как ссохшаяся земля впитывает влагу, впитывал в себя все приемы лечения хазрета.
В Муллакаевском медресе пятикратный намаз обязателен. Хазрет с первого дня настоятельно объяснил необходимость намаза, ежедневных молитв о собственном здравии и здравии родных, пожеланий добра и процветания родной земле. Дабы поэтому нет среди его шакирдов тех, кто нарушает этот постулат.
В один из пятничных намазов Габдулла хазрет прочитал молитву во здравие людей, кто помог построить эту мечеть, особенно Рамиевых. Летом желающие шакирды могут поработать на их приисках, сказал он. Гибадулле, мечтавшему стать золотопромышленником, это сообщение пришлось по душе.
Айда, друг, съездим. Рамиевых увидим, – начал он уговаривать Мужавира. Не желая отпускать друга одного, он согласился. С наступлением лета они отправились в путь.
В конце мая шакирды из более зажиточных семей стали разъезжаться по домам. А бедняки раздумывали, к кому этим летом наняться на работу. Семь-восемь более крепких шакирдов, объединившись, начали готовиться к отъезду на Рамиевские прииски.
Айдарлы – самое богатое месторождение. Там управляющей работает моя знакомая Кадирова Ханифа. От меня передадите ей большой привет. Там она устроит вас и на работу, и в общежитие. – Хазрет сунул в руку Мужавира письмо.
Айдарлинский прииск принадлежал Закиру Рамиеву, у которого в Орском уезде было 18, а в Кваркинском – 22 прииска. Айдарлы находится недалеко от реки Урал, куда пешком можно дойти за неделю.
Шакирды, целую неделю шедшие пешком, останавливаясь только на ночлег, к вечеру седьмого дня, усталые, кое-как добрели до Айдарлы.
Золотодобыча испортила всю окрестность прииска. Подростки слышали, что на таких землях заводятся черти, что по ночам они устраивают свой шабаш, превращаются в девушек, всю ночь кричат и визжат. Действительно, окрестности Айдарлы были неприглядными. Куда ни глянь, горы желтой глины, словно беспощадные черти сгрызли кожицу земли. Подросткам, привыкшим к красотам своего Ирендыка, к его зеленым лугам, ягодным склонам, эта земля кажется чужой и бездушной.
У первой встретившейся девушки они спросили, где находится общежитие. Решили там переночевать. Усталые, они наспех перекусили и разлеглись на голых топчанах. Многие сразу же уснули. Только Мужавира и Гибадуллу никак не брал сон.
Эх, найти бы самородок с мой кулак. Обоим бы хватило до окончания медресе. Давай будем присматриваться к тем желтым горкам, ладно? – сказал мечтательный Гибадулла, отворачиваясь от лунного света, через окно бьющего ему прямо в лицо.
Наутро шакирды отправились искать ту управляющую, про которую говорил хазрет. Контора прииска находится недалеко от общежития. Пока они стояли, не осмеливаясь войти, из конторы вышел какой-то мужчина плотного телосложения.
Вам кого? – спросил он.
Нам бы Кадирову Ханифу апай найти.
Она еще не подошла, ждите, – мужчина резко повернулся и зашагал прочь, как будто на что-то обиделся.
Вскоре показалась миловидная стройная женщина лет тридцати пяти-сорока, с дугообразными черными бровями и красивыми голубыми глазами. Она молча прошла мимо юношей и вошла в контору.
Через некоторое время она вновь появилась и спросила:
Устраиваться на работу?
Да, апай, – хором ответили ребята.
Пока шакирды раздумывали, управляющая Ханифа это или нет, Мужавир подошел к ней и подал письмо Габдуллы хазрета. Все с волнением следили за чтением письма и про себя думали: “Что скажет, хоть бы нашлась денежная работа”.
Ханифа, немного подумав, серьезно сказала:
Вас, скорее всего, на первых порах сможем взять поденщиками... Потом посмотрим. Покажете свою работоспособность, можем предложить работу на шахте. У нас здесь нелегко, приходится махать киркой и лопатой.
Ханифа позвала подчиненного и сказала:
Шакирды из Муллакаевского медресе. Габдулла хазрет сам прислал. – Она особенно подчеркнула на слова “Габдулла хазрет”, сказала это с особым почтением. – Покажи ребятам работу, объясни. – От одной мысли, что где-то далеко от родных мест, есть человек, готовый прийти на помощь, у ребят поднялось настроение. “Может, удастся прилично заработать”, – подумали они.
Помощник управляющего повел их в сторону пруда, где работали люди, и остановился у пустого вашгерда.
Вот здесь будете работать. Сначала понаблюдайте, как работают другие, а затем, пообвыкнув, начнете сами.
Не привыкшие к тяжелому труду, ребята в первые дни очень уставали. Еле добирались до общежития. Один Гибадулла не сдавался. Мечта о самородке не давала ему покоя, он успевал пройтись по горам желтой глины. Мужавир, не одобрявший чрезмерное увлечение друга золотом, оставался в общежитии.
Глаза Гибадуллы особенно блестели, когда на железном сите среди камней и глины он видел мелкие, со спичечную головку, мерцающие камешки. Он, кажется, забывал в эти минуты настойчивые предупреждения управляющей:
Не смейте притрагиваться к золоту на вашгердах. Хозяин не пощадит.
Мужавир тогда дергал друга за рукав:
Эй, не глазей!
Дней через десять, убедившись в работоспособности ребят, мастер, наконец, решил спустить их в шахту.
Шакирды, мечтавшие побольше заработать, с утра с небывалым вдохновением начали готовиться к спуску. Лишь тогда, когда усевшись в бадью, придерживаясь за веревку, начали спускаться в шахту, их охватил ужас. Как можно работать в такой глубине, куда не просочится лучик света? А если не удастся выбраться? Вдруг шахта рухнет и завалит песком и глиной? Ой, какой ужас! Пугающая темнота все усиливалась. Наконец, бадья, в которой сидели Мужавир с Гибадуллой, со стуком ударилась о землю. Шахтеры, с небольшими зажженными лампами, по штольням расходились по своим рабочим местам.
Идемте, – обратился к ребятам мужчина средних лет.
Вы будете таскать глину, разрытую мной, к выходу.
Не говоря больше ни слова, он начал киркой отбивать куски глины. Мужавир с другом лопатами наполняли ведра отвалившейся под ноги глиной.
Да, нелегко пробираться по темным узким штольням к выходу. Ведра с рудой такие тяжелые, что качаясь, ударяешься то головой, то руками о камни. Для Мужавира, непривычного к такой работе, ведра кажутся непосильными. Гибадулла же словно не чувствует тяжести. Когда забойщик останавливается на отдых, он норовит, взяв кирку, отбивать куски глины.
Хил ты еще, браток, – говорит мужчина, отбирая у него инструмент. – Вот так надо размахиваться.
Гибадулла все время присматривается к желтоватым камешкам среди песка и глины, а вдруг – самородок. Но самородка нет. Да если бы и нашлось, это сокровище все равно бы ему не досталось. При выходе из шахты проверяют с головы до ног. Поэтому никто не осмеливается притронуться к золоту.
Первая неделя была тяжелой, но ребята постепенно привыкли. Прошло уже два месяца, шакирды накопили немного деньжат. Приближалось время возвращения. К сожалению, мечта Гибадуллы о самородке так и не сбылась, хотя он ежедневно бродил по опустошенным пригоркам прииска в надежде хоть что-нибудь найти. Мужавиру жалко друга, ведь у него благие мысли – хочет продолжить учебу, стать горнорудником. Как же помочь ему, сиротинушке? Вишь, как старается выбиться в люди. Как-то раз, спустившись в шахту, Мужавир, влекомый внутренним чутьем, начал лопатой рыть песчаную глину прямо под ногой. И тут, о чудо, заблестел тугой желтый камешек размером в наперсток. Ба-а-а, да это же самородок! Везучий Гибадулла! Мужавир обернул камешек носовым платком и сунул в карман брюк. По дороге в Муллакай он всучит его погрустневшему другу в руки – пусть порадуется. Мужавир знает, каждого, кто выходит из этой золотоносной шахты, проверяют, но его давно уже не обыскивают. Ибо он сам не хочет этого. Хранит его какая-то неведомая сила. Что он хочет – то и сбывается.
* *
Однажды Мужавир проснулся от непонятного беспокойства, душа куда-то звала. Странное, тревожное чувство охватило его. Еще не рассвело. Он наскоро оделся и вышел на улицу.
Зиляйлюк, айт!
Лиляйлюк, тайт!
Ау-аушки, Красавица!
Ай-ладушки, Красавица!
Ты где, Айзифа?
Я здесь, Буйзифа!
Батюшки, кто это спозаранку там визжит? Мужавир огляделся по сторонам, но ни одной живой души не увидел. А голоса все слышнее. Вдруг в голову ударило: “Да не дочери ли хозяина сокровищницы устроили тут игру в прятки?” Не успел он так подумать, как перед ним возникли девушки невиданной красоты, с вьющимися льняными волосами и горящими зелеными глазами. Увидев перед собой статного парня, они стали приближаться к нему. У Мужавира загорелись глаза. Но вдруг разум взял верх - он понял, что это неземные существа, нельзя обольщаться красотой девушек. Он повелительным голосом, строго обратился к ним:
Чего тут устроили балаган? Где мой сыромятный кнут? Сейчас я вас отстегаю, заставлю ворошить горы, ситом таскать воду, волосами подметать землю. Узнаете тогда силу земного человека!
Эти слова напугали девушек. Самая красивая из них, способная лишить любого мужчину чувств, угодливо приблизилась к Мужавиру и промолвила:
Абзый, не стегай ты нас. Мы тебе откроем одну тайну.
Какую еще тайну? – Парень схватил красавицу за длинные, распущенные волосы и приказал:
Говори!
Девушка от боли вскрикнула.
Скажу, скажу, только отпусти!
Сначала скажи!
Ладно, скажу.
Глаза девушки заблестели, как искорки догорающего огня.
Сегодня рухнет шахта, на которой вы работаете. Не спускайся под землю, парень, погибнешь.
Откуда знаешь?
Родители готовятся к очередному шабашу. Они веселятся до упаду, когда рушится какая-нибудь шахта.
Пока Мужавир пребывал в некотором замешательстве, раздумывая, верить или не верить ее словам, бесцеремонная дочь джинна попыталась обвить шею парня.
Парень, полюби меня! – Она своими губами потянулась к его губам. Тем временем окончательно избавившийся от чар девушки, Мужавир произнес молитву и, поплевав по сторонам, отпустил ее волосы и со всей силой оттолкнул от себя.
Тьфу, окаянная, прочь с моих глаз. Полюбишь тебя, не заметишь, как до беды дойдешь.
Обиженная его отказом, девушка зло процедила:
Ты еще встретишься на моем пути, бедный человеческий детеныш. Когда плененный будешь шаркать по непролазной грязи, вспомнишь меня!
Навязчивая девушка вывела Мужавира из себя.
Так и знай, встретишься на моем пути, отстегаю тебя кнутом и заставлю работать. Скосишь все сено, перетаскаешь камни с одной горы на другую. Пока цела, убирайся отсюда, прислужница сатаны!
Девушка исчезла, испугавшись то ли Мужавира, то ли первых лучей солнца, поднимавшегося с горизонта. Отдалились и голоса дочерей джинна. Стало тихо.
Парень задумался. Может ли шахта обрушиться? Подпор там много, время от времени они поскрипывают. Мужавиру уже не хотелось спать. Он совершил омовение, прочитал намаз и разбудил Гибадуллу. Рассказал ему о случившемся.
Надо предупредить управляющую Ханифу апай, – сказат друг. – Идем в контору.
Сначала управляющая не поверила Мужавиру. Думала, он повторяет слова забойщиков, боявшихся обвала шахты. Но увидев пронзительные иссиня-зеленые глаза парня, уверенный взгляд, засомневалась. Этот парень, кажется, не прост, в нем чувствуется какая-то таинственная сила. Наверное, не помешает прислушаться к нему. Да и проверить нелишне.
Управляющая ближе к восьми ударила в медный колокол, призывая рабочих прииска к конторе.
Сегодня никто не спустится в шахты, все идите рыть шурфы, – сказала она собравшемуся народу.
Много повидавшая на своем веку Ханифа и сама чувствует, что эти шахты долго не продержатся, так как обветшали полностью.
Днем, во время обеда, рабочие услышали страшный грохот, словно выстрел из тяжелого орудия. Что это? Опытные шахтеры догадались:
Шахта обрушилась, – сказал один из шахтеров. Страшное предположение подтвердилось. Да, обвалилась шахта. Тут все вспомнили, как утром управляющая отправила их на другую работу, тем самым сохранив им жизнь.
Не то наша Ханифа – авлия? – промолвил один мужчина, удивившись. – Ведь заранее знала, что обрушится шахта.
Остановила нас, не отправила в шахту.
Правда осталась тайной. И Мужавир с Гибадуллой не стали распространяться о случившемся.
Прошло три-четыре дня после того случая. Вдруг Мужавира, трудившегося у шурфа, позвали в контору.
За столом сидел, перебирая бумаги, мужчина тридцати пяти-сорока лет в вышитой аккуратной тюбетейке, с широкими черными бровями, черными глазами, с подобающе постриженными усами и бородой. Как только Мужавир вошел, он почтительно встал, сделал шаг вперед и протянул ему обе руки.
Ассаламагалейкум! Меня зовут Мухамматзакир, можно коротко Закир, – сказал он.
Вагалейкумассалам! Я Мужавир, – ответил шакирд.
Садись, Мужавир, – Рамиев указал на мягкое кресло напротив себя.
Ты нас спас от большой беды, братишка, – сказал он. Его низкий бархатный голос ласкал уши Мужавира. Рамиев мягко прохаживался по кабинету.
Спасибо тебе, мой мусульманский брат, тысячу раз спасибо. Что тебе сделать в благодарность, скажи, какие у тебя есть желания?
Тут Мужавир вспомнил про мечту Гибадуллы.
Есть желание, эфенде, нельзя ли отправить моего друга Гибадуллу учиться на мастера горных дел. Он с детства грезит этим. И здесь работает старательно.
Вы ведь из Муллакаевского медресе? – спросил Закир бай, переведя разговор в другое русло.
-Да.
Как поживает там Габдулла Саиди хазрет? Он мой остаз. Мы с братом Шакиром учились у него. Очень образованный человек. Мы его всей семьей уважаем.
Сюда на работу хазрет сам нас направил.
Спасибо ему. Мне говорили.
Закир продолжил прерванный разговор.
Желание твое благородно. Заботиться о друге, прежде чем о себе, – хорошее качество. Ты мне понравился, Мужавир. Подумаем. Друга твоего отправим в Петербург, в Тасимовское училище. Как ты думаешь, согласится?
Конечно, согласится! Он только об этом и мечтает – стать горняком.
Все это время разговаривавший с Мужавиром, глядя чуть в сторону, Закир бай посмотрел ему прямо в глаза. Зеленовато-голубые глаза подростка светились особым блеском, смотрели пронзительно. Не ускользнуло от него вдохновенное, лучистое лицо Мужавира.
Нет ли в тебе способности предсказателя, браток? – спросил Закир, проникаясь все большей любовью к Мужавиру.
Не знаю, – ответил смущенный подросток, чувствуя неловкость перед золотым королем.
Но искренность Закира бая ему было по душе. В один момент он готов было рассказать ему, о том как в детстве к ним приезжал Зайнулла ишан, как назвал его избранником Бога, но скромно промолчал.
Примерно когда собираетесь в дорогу?
Дней через десять-пятнадцать.
Хочу через вас послать учителю подарок, – Закир бай вынул из кармана брюк золотые часы с цепочкой и отдал Мужавиру.
Пожалуйста, передай ему вот этот аманат, туган! Перед отъездом скажешь, велю отвезти вас.
Оба на некоторое время замолчали.
Мужавир туган, в дальнейшем я буду платить тебе стипендию.
Не утруждайте себя, – смутился Мужавир. – Я благодарен вам за друга, за то, что вы согласились помочь ему.
Помочь вам мне не составляет труда. Я занимаюсь благотворительностью. С моей помощью построено более полудесятка мечетей, многим шакирдам я также оказываю материальную помощь. Чем больше даешь, тем больше получаешь от Господа Бога, иншалла.
Мужавир одобрил его деяния:
Габдулла хазрет тоже благодарен вам, говорит, что вы помогли ему в строительстве мечети, каждую пятницу просит нас, шакирдов, прочитать за ваше благополучие молитву.
Я до конца дней обязан своему остазу, – сказал Закир. – Передайте нашу благодарность хазрету, ладно.
Спасибо, эфенде, пусть воздастся вам за ваши благодеяния.
Расчувствованный Мужавир вдруг, как в видении, увидел будущее Мухамматзакира.
Ваше имя долго будет жить в памяти народа, – сказал он, как будто глядя в воду. – Ваши деяния не забудутся.
Мужавир увидел, что с хозяевами приисков будет через двадцать-тридцать лет. По его телу прошла дрожь, голос осекся. Вот он видит, везде беспорядки, голод, разруха, в стране переворот – страшная картина. Нелегко будет Ра- миевым. Страдания испепелят им души. Большая семья рассыплется, распадется, как разбросанные по земле драгоценные камешки. А вот внуки и правнуки не забудут предков. Однажды даже воздвигнут им памятник.
Мужавир не стал рассказывать о предстоящих грустных событиях. Он, не желая выказать причину своего внезапно испортившегося настроения столь доброму человеку, готовому ему помочь, встал со своего места.
Сам я, наверно, не смогу вас проводить. Скажу управляющей, – сказал Закир бай и, достав из кармана солидную сумму денег, протянул ее Мужавиру.
Возьми, туган, пригодится.
Спасибо, эфенде, никогда не забуду вашу доброту.
Разговор с Закиром Рамиевым впечатлил Мужавира.
Многие его ненавидят за богатство. А на деле он, оказывается, щедрый, добрый, искренний человек.
Мужавир пощупал кусочек самородка в кармане. Вот ведь и он тогда подумал, что от одного кусочка золота у богача не убудет, и положил его в карман. Конечно, намерение у него было благородное: обучить друга Гибадуллу. Все же Мужавир поступил неправильно. Подростку стало совестно. “Завтра же выброшу самородок в ту рухнувшую шахту. Сокрытие – преступление. Иншалла, вон Господь сам открывает дорогу Гибадулле, будет он учиться в Петербурге, в Тасимовском училище”.
Мужавир почувствовал облегчение, дышать стало свободнее. Он еще раз пощупал подарки, лежавшие в кармане, и направился к общежитию.
Иншалла, если так пойдет и дальше, то учеба не будет ему в тягость. Наизусть выучит Коран, основательно освоит секреты целительства. Сам Господь ему помогает в этом.

СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ

Годы учебы в Муллакаевском медресе, знания, полученные здесь, люди, с которыми познакомился, события, связанные с ним самим и с другими людьми, навечно остались в памяти Мужавира.
К суфию-хазрету Габдулле Саиди часто приходили духовные лица, считавшие скитальчество одним из путей приобретения совершенства, получения на пути к Аллаху его благосклонности и милосердия, и поэтому, поставив целью дальнейшее распространение ислама, они переходили из деревни в деревню, из страны в страну.
Мужавиру хазрету - 90 летДервиши – не попрошайки, они – мудрецы, распространяющие веру и знание среди народа, люди, которым чужда алчность и неуемность в желаниях, они – Божьи рабы, – говорил хаджи-хазрет, оберегая этих людей от людской скверны, мюридам советовал почитать и уважать их. Габдулла хазрет особенно приблизил к себе Шамсет- дина шейха, прозванного в народе дивана – блаженный. Предоставил место в общежитии, чтобы жил он, как ему самому захочется.
Не смотрите, что у него одежда ветхая, вид изнуренный, зато нутро чистое. Никогда не смейте обижать Шам- сетдина шейха, называя нищим, не смейте унижать, обзывая диваной, – говорил он. – Этот человек денно и нощно молится перед Богом, совершает зикр, беря на себя все людские грехи, чтобы Аллах простил и пощадил их. Он никогда не выпускает Коран из рук. Благодаря таким людям, родной Урал защищен от разного рода
бедствий и напастей, иншалла. Для земного шара нет деяния священнее этого.
Мужавир с первых минут знакомства полюбил Шамсетдина шейха. Он был красноречив, мог часами говорить, приковывая все внимание к себе. Странствуя, накопил много знаний и муд-
рости о Вселенной, человеческом бытие, знал множество чудес, так что Мужавир
мог ночами слушать его поучительные сказания. Ему особенно нравились дастаны про Хызыра Ильяса.
Идем, садись рядом со мной, сынок, – приглашал он к себе Мужавира. – От тебя веет теплом и светом. Чую, будешь ты духовным наставником родного народа.
Затем он принимался рассказывать очередной дастан о любимом пророке.
В древние времена Хызыр Ильяс не прятался от людей. Чтобы понять истинную суть человека, нарочно одевался в ветхие одежды, принимал вид нищего, – начинал он свой рассказ. – Жил в одной деревне жадный бай с огромным пузом. Когда садился кушать, велел слугам смотреть, как он ест. Как наполнит свое ненасытное брюхо, бросит остатки пищи, необглоданные кости этим беднякам, как голодным псам.
Как-то раз пригласил он в гости окрестных баев и велел, по обыкновению, слуг смотреть, как они едят. Как только они принялись за мясо, пришел к ним один странник в старой тюбетейке на голове, в рваном казакине, на ногах кое-как держатся старые войлочные онучи.
Бай эфенде, разреши заночевать у тебя, – попросил он.
Надоели эти бродяги, – зло закричал бай. Бросив ему недоглоданную кость, крикнул:
Вот доешь это и убирайся.
Я не собака, чтобы грызть кости, – ответил странник.
Он, подняв брошенную ему кость, подошел к столу и начал этой костью размешивать суп в большой чаше, стоявшей посреди стола. Тут баи попадали без чувств, словно от угара. Таинственный странник угостил этим супом бедных слуг и исчез.
... Хызыр Ильяс шел по улице, увидев его, навстречу вышла одна старушка.
Родимый, ты – странник? – спросила милосердная старушка у незнакомца.
Да, бабушка, я иду с дальней дороги, – сказал пророк, принявший вид бедняка.
Ой, сынок, у меня как раз кипит самовар, идем, попьем чаю с просяным хлебом и ягодной пастилой.
За столом Хызыр Ильяс расспросил о житье-бытье старушки.
Ой, сынок, был у меня единственный сын, пас коров у бая. Ночью на стадо напали волки и одну корову разорвали. Из-за этого сидит он сейчас в тюрьме.
Тогда гость сказал:
Не горюй, милосердная мать, я благословляю тебя, скоро твой сын вернется живым и невредимым. К тому же, благодаря твоей доброте, Аллах воздаст добром и твоему сыну. – Он снял с головы свою старенькую тюбетейку и протянул ее сердобольной старушке.
Как вернется сын, отдай ему, пусть не думает, что старая, пусть носит, не снимая.
После этих слов странник таинственно исчез. Удивленная женщина оглянулась, нигде его нет, тогда она выбежала на улицу, и там его не было.
В тот же месяц сын вернулся из тюрьмы. Обрадованная женщина за чаем рассказала сыну о таинственном страннике, передала ему оставленную тюбетейку. Назавтра юноша отправился в мечеть, чтобы отблагодарить Господа Бога. Но черствый казый, сторож мечети, не пустил его в дверь.
Сначала надень на голову путную тюбетейку, оборванец, тюремная крыса, затем придешь сюда. – С этими словами он прогнал его. Идущая за ним мать, увидев эту несправедливость, поспешила успокоить горемыку:
Не горюй, сынок. Будет так, как подскажет Аллах. Иди к минарету, сядь там и повторяй: “Ля илахи илл. Аллах”.
Сын так и сделал.
Наступила пятница. Во время намаза случилось непредвиденное: на голову того казыя свалился минарет мечети, отчего он тут же при всех испустил дух. Когда односельчане решили в этот же день похоронить его, думая: пусть казый будет похоронен в священный день, но при копке могилы из ямы то и дело начали выскакивать то змеи, то жабы.
Жил в той деревне блаженный старик. Люди, обычно, по различным вопросам за разъяснениями обращались к нему. Пришлось и жене муллы обратиться к нему, чтобы он объяснил в чем дело.
Твой муж, то есть, сельский мулла, прогнал ни в чем неповинного человека из мечети. Вот если вы извинитесь перед ним за грехи вашего мужа, передав ему одну лошадь и одну корову, и попросите, чтоб сходил он на кладбище и помог вырыть могилу, змеи и жабы уйдут оттуда, – сказал старец.
Что поделаешь, пришлось своенравной абыстай послушаться блаженного, которого она в бытность не пускала дальше своего порога. Ей пришлось пригласить того парня на кладбище. Он, зная, что мстить – это грех, в субботу пошел рыть могилу.
Односельчане, извлекшие из этого случая урок, назначили его имам-хатибом мечети.
Счастливая мать, женив сына, прожила долгую жизнь, нянчая внуков. Она всегда повторяла:
Не обижайте людей только за ветхую одежду, возможно, под этой одеждой прячется пророк Хызыр Ильяс.
Юный Мужавир вбирал в себя каждое слово Шамсет- дина шейха, ибо он своими дастанами иносказательно призывал ребят к честности, совестливости, жить праведно, делая людям добро и милость.
Мужавир принял близко к сердцу и поэта Мифтахет- дина. Этот поэт, по природе странник, от которого веяло духом свободы, ветром странствий, называющий себя Акмуллой, был родственником Габдуллы Саиди по материнской линии. Поэтому он часто бывал у него, так как любил старшую сестру Шамсижиган, а ее сын Габдулла очень был похож на нее. Они вместе отправлялись путешествовать по казахским степям, заворачивали в Троицк. Мужавир, конечно, не мог приблизиться к суровому Акмулле, как к Шамсетдину. Но знал наизусть все его стихи.

В ГОСТЯХ У РАМИЕВЫХ

Наступило лето 1895 года. Закир и Шакир Рамиевы, жившие тогда в Оренбурге, приехав в деревню Юлык Бурзянсой волости, где они когда-то росли, решили устроить большой йыйын. Весть об этом быстро разошлась по селам и весям. Вскоре Габдулла Саиди получил от них приглашение. В письме Закир бай просил, чтобы он привез с собой и того подростка, который когда-то предупредил об обвале шахты, и его друга, мечтающего стать горных дел мастером. Хазрет взял с собой еще и певца Кужахмета.
...Конец мая. Деревня Юлык к приезду гостей принарядилась, словно молодая невеста. Речушки Мэгаш и Тюгал мелодично журчат. Склоны гор оделись г зелень, всюду распустились цветы. Такой красотой природы гости останутся довольны.
Приехавших издалека гостей поместили в юрты по левому берегу реки Мэгаш. Там же устроили и гостей из Муллакая. Объявили, завтра угощение будет здесь, на лоне природы.
Первый раз в жизни попавшие на такой большой йыйын, ребята с удивлением рассматривали гостей, приехавших из разных мест. Мужавир также прошелся взглядом по лицам людей, про которых он был наслышан в медресе. Вон со своим другом приехал ишан Троицкого медресе “Расулия” Зайнулла хаджи хазрет. Габдулла Саиди поспешил к ним.
Приглядевшись повнимательнее, Мужавир узнал и второго гостя. Это был неразлучный друг Зайнуллы ишана, его однокашник, мулла деревни Валит Гатаулла Абдулмаликов. Учитель Габдулла Саиди много раз рассказывал шакирдам про этих двух выдающихся личностей: они оба обучались в медресе, совершили хадж, там их нарекли ишанами, они внедрили новое религиозное учение и в медресе обучают мюридов по этой новой методике. Однажды их, Зайнуллу и Гатауллу ишанов, по дороге из Уфы, в Златоусте за “искажение исламского вероучения”, за распространение учения Халидийа ордена суфистов Накшбандийа, арестовали и посадили в тюрьму. Восемь месяцев содержались они в Златоустовской тюрьме, затем их сослали в Вологодскую губернию. Через три года их перевели в Костромскую крепость. Только в 1881 году им суждено было вернуться на родину.
Габдулла Саиди считал их обоих авлией. Доказательством тому он называл, как Зайнулла ишан, находясь в Москве, тушил пожар в Санкт-Петербурге, Гатаулла ишан, проплывая море, остановил шторм. Оба обладали ясновидении, имели дар врачевания.
Мужавир не сводил глаз с этих великих людей своего времени. Вот они стоят втроем три друга, три великих личности. Они втроем создают как бы крепкий уч таган, или треножник.
Друзья о чем-то оживленно разговаривают. Вот по телу Мужавира прошел трепет, значит, те трое завели разговор о нем. Видимо, Зайнулла ишан осведомился о мальчике, которого попросил обучать. Да, точно так, ибо Габдулла хазрет, увидев, что он стоит у дерева, помахал ему рукой, приглашая к себе.
Вот он, тот мальчик, которого вы в Мансыре называли “обладателем божественного дара”, – сказав эти слова, он, взяв под руку Гатауллу ишана, направился в сторону, где стоял Шибли хазрет. Видимо, решил оставить своего мюрида Мужа-
вира и Зайнуллу ишана одних.
Золотопромышленник, поэт Закир Рамиев-ДэрдмендОн, увидев перед собой юношу, статного, круглолицего, с густыми черными бровями и лучистыми иссиня-зелеными глазами, сначала не узнал его. Когда успел тот худой, грязный
мальчик в ветхом казакине превратиться в красивого юношу?
Муллакай пошел тебе на пользу, – сказал он, одним взглядом прочитав жизнь Мужавира, как раскрытую книгу.
Немного призадумавшись, он спросил:
Чем займешься после медресе?
Мне многое нравится. Интересуюсь историей, строительным делом. Люблю литературу. Хочется изучать растительный мир. Но пока на чем-то определенном не остановился.
Вот смотрю на тебя, по-моему, тебе подойдет врачевание. Да, да, вон подсказывают, твое призвание – цели- тельство.
Мне и самому нравится целительство. Но только для этого хватит ли у меня знаний?
Твой наставник в этом плане непревзойденный ученый. Он знает тысячи способов излечения души и тела человека. В свое время он хорошо изучил Абу Али ибн Сина. Можешь у него научиться.
Мужавир впитывал в себя все сказанное Зайнуллой ишаном, будто это говорил ни кто иной, как пророк Мухаммад.
Да, тогда, в Мансыре, Зайнулла ишан не ошибся в этом юноше. Он предвидит будущее юного суфия. Вон как мальчика и сверху, и справа, и слева окружает ореол разноцветной радуги! Глазу простого человека этого не видно. Ореол радуги будет сопровождать его до конца жизни!
В тебе, сынок, заложена способность предвидения, дар видеть сквозь время и расстояние. В зрелом возрасте эта способность усилится. Будешь видеть за тысячи верст, иншалла. Придет новое время, дело, которое мы сейчас проповедуем, будешь продолжать ты. Господь Бог дал тебе нескончаемую божественную силу. Мы, суфии ордена Накшбандийа, возлагаем на тебя большую надежду.
Пока они разговаривали, к ним с несколькими друзьями подошел хозяин йыйына Закир Рамиев.
Извините, - он с почтением, кладя руку на сердце, склонил голову и промолвил, – опоздали вас встретить, ишан хазрет.
Ничего страшного. Здесь мы говорили с Мужавиром.
Золотопромышленник, показав, что не забыл тот случай с обрушением шахты, повернулся к Мужавиру, улыбнулся и поклонился и ему, затем снова обратился к Зайнулле ишану:
Ваше превосходительство, вас ждут гости издалека,
с этими словами он взял ишана под руку и увел в сторону богато одетых гостей. Мужавир, обрадованный разговором, не сразу пошел искать друзей. Ему хотелось остаться одному, чтобы обдумать только что услышанные слова.
Он вновь вернулся к тому дереву. Вон шейх обрисовал его будущий жизненный путь. Видимо, Зайнулле ишану дано направлять его в нужное русло. Вскоре юноша успокоился и пошел искать Гибадуллу и Кужахмета. Они втроем начали обходить юрты, выстроившиеся в ряд, всматриваясь в гостей, приехавших из разных местностей. Это было приятным занятием. Все приодеты, держатся степенно, важно. Юноши невдалеке увидели Шибли муллу Мухаматгазизова и Абубакира Хусайнова из Темяса. Они подошли и вежливо поздоровались с ними. Вот прибыл и известный поэт Мифтахетдин Акмулла. Его появление вызвало оживление.
Когда приглашенные гости собрались, хозяева йыйына Закир и Шакир Рамиевы позвали гостей к трапезе. Чтобы гости могли видеть друг друга и общаться меж собой, гостей рассадили в круг.
Йыйын открыл поэт Закир Рамиев-Дэрдменд.
Мы пригласили вас сегодня, дорогие братья мусульмане, в родимую деревню Юлык, где похоронены наши родители, где прошла наша юность. Решили встретиться, пообщаться и поближе узнать друг друга на лоне этой прекрасной природы.
Его заменил старший брат Шакир Рамиев.
Сначала отведайте яства, гости дорогие, – сказал он.
Мужавир впервые видел такое богато обставленное
застолье. Тут же вспомнил тот дастан, рассказанный Шамсетдином шейхом, и не осмелился притронуться к еде. Ему показалось, что там, сзади, на него смотрят голодные глаза слуг в оборванных одеждах.
Разговор продолжился. Статный, как стройная сосна, растущая на Ирендыке, привлекательный Рамиев, в бытность побывавший в разных странах, умел вести себя в обществе. Всем понравилось, что он первое слово предоставил своему учителю Габдулле Саиди хаджи, у которого он обучался в течение восьми лет. Не обделил он вниманием и Зайнуллу ишана, глубоко почитаемого в мусульманском мире. Перекусив и попив кумыс, гости изъявили желание послушать мелодии курая и башкирские песни. Габдулла Саиди пригласил своего шакирда Кужахмета, исполнителя народных песен.
Все беспокоились, что на седом Ирендыке больше не родится певец, подобный Буранбаю сэсэну. Бог милостив. Растет трава, где росла. Вот у нас вновь вырос знатный певец, – познакомил он гостей с Кужахметом.
Впервые видевший Кужахмета человек уподобил бы его не с шакирдом, а с диким зверем или хищной птицей. Суровый взгляд узких глаз, прямой нос, сдвинутые черные брови. Худощавый юноша, казалось, вот-вот взмахнет крыльями, как сокол, взлетит и сядет на высокую скалу. Вот он заиграл на курае. Все, затаив дыхание, принялись слушать его задушевную мелодию. Затем отложив курай, Кужахмет запел. Его сильный голос, долетая до скал, ударялся об них и, снова возвращаясь к слушателям, заставлял их забывать обо всем, пленял своей мелодичностью и чистотой звучания.
Воды Сакмары текут неторопливо,
Обнимая родной Ирендык.
Я б ползком вернулся на родину,
Чтобы остаться лежать там навек.
Ой, афарин, вот голос?! Спой еще, джигит. - Кужахмет не заставил долго ждать.
Широка грудь твоя, даль безмерна,
Страна семи родов родной земли!
Храня тебя и правдою и верой,
Сложили кости сыновья твои.
Мелодия этой песни слушателям была незнакома. Кужахмет слышал эту песню у усергенцев, когда был на сабантуе, там и выучал ее.
Хозяева йыйына, стараясь каждому угодить, приободрить гостей, за песню Кужахмету подарили золотые часы.
Вскоре на круг вышел Акмулла. По его внешнему виду можно было дать ему лет шестьдесят. Мужавир с любопытством наблюдал за ним. Одежда на нем была изношенная, как на страннике, на голове выцветшая тюбетейка, на теле сверх рубашки старенький зилян. Бледное лицо кажется скорбным. Только глаза блестят особенным блеском. Да, видно, этот человек пришел на белый свет, чтобы сказать свое слово. Вон ведь, как он метко характеризует людей, открыто выражает свое мнение, голос тверд и непоколебим!
Неужто в мире правда, справедливость Все так же будут попраны, растоптаны ?
Придет ли бедным людям радость,
Когда бессердечие и белая кость будут разрушены.
Вдруг сердце Мужавира закололо. Будучи вещуном, он четко увидел будущее этого страстного поэта-странника. Смерть его настигнет в пути. Погибнет от рук наемных убийц: злые завистники, ненавидящие его славу, необычайный яркий талант, погубят его.
Он захотел подбежать к нему, чтобы предупредить, в пути вас ждет беда, будьте осторожны. Но через минуту он отказался от этой мысли. Разве можно остановить шторм в море, смерч в поле?! Также и Акмуллу, кто сможет свернуть его с избранного пути? Чему бывать, того не миновать. Тут для Мужавира йыйын в Юлуке, рассчитанный на целых три дня, потерял всякий смысл. Его настроение не мог поднять и подарок Закира эфенде при расставании – золотая монета. Он не хотел ни есть, ни пить. Ему было нестерпимо жалко знаменитого поэта Акмуллу, который избрал для себя путь борьбы за бедный люд, за правду и справедливость. Назавтра он, отпросившись у учителя, с утра пешком отправился в Муллакай.
...Предвидение Мужавира оправдалось. С началом холодов, где-то в середине октября, пришло известие о гибели Акмуллы. По дороге из Миасса в деревню Сыростан его зверски убили, в телеге нашли книги, тетради и плотницкие инструменты поэта. Потом выяснилось, что его предательски убили Гафиятулла и Давлятша, по велению одного местного старшины.
Габдулла Саиди глубоко чтил своего дядю, поэтому, посвящая ему суры из Корана, говорил:
Да, дядя был слишком прямолинейным. Не зря говорят, правда камень дробит. Жил праведно, был настоящим суфием. Да будет душа его в раю, иншалла.
Мужавир Сиражетдинов за десять лет учебы в Мулла- каевском медресе, благодаря авторитету Габдуллы хаджи, познакомился со многими выдающимися личностями, на всю жизнь сделав их своими друзьями. Особенно близко общался с депутатом Госдумы ахуном Шагишарифом Матиновым, родившимся и выросшим в деревне Надир (теперешним Атангуле), с Мирсаяфом Биишевым из деревни Хасан, обучавшимся в Казанском университете.
И по возвращении в Мансыр он не прерывал связи со своим наставником и с новыми друзьями, с которыми познакомился благодаря Габдулле Саиди, с шакирдами медресе, с которыми учился вместе.

СЮМБЕЛЯ

Было начало июля. Стараясь успеть побольше по утренней прохладе, кто-то на склоне Сусактау косит сено. Кто это может быть? Да это же сын старика Уелдана Мужавир мулла. Субханалла, какой же статный да привлекательный стал он: что статью, что внешним обликом, что силой хорош. Что ни взмах, то охапка сена готова. Так ни на минуту не разгибаясь, косил он до полудня, до самого солнцепека. Пройдя еще один ряд, взяв косу, он направился в сторону березняка. Там, в шалаше, решил немного передохнуть, пока спадет жара. Перекусив и утолив жажду айраном, деятельный Мужавир не смог усидеть в шалаше. Решил спуститься к Ургазе, набрать там трав, поесть ягод.
Нынче ягода уродилась на славу. Во время косьбы они так соблазнительно дразнят тебя, что хочется остановиться, есть и есть сочные ягоды. Но Мужавир не отвлекается, поворчит немного и продолжает косить. Если не будет дождя, дня через два трава высохнет, и можно будет сложить их в копна.
Умиротворенный покоем, вдыхая полной грудью воздух, будто настоянный на цветах, Мужавир зашагал к земляничной поляне.
Ба-а-а! Кто это?
Какая-то девушка небесной красоты, словно спустившаяся из рая, на корточках собирала ягоды. Парень остановился, как вкопанный, не смея дальше двигаться. Кто эта девушка? Откуда? Почему до сего времени он никогда не видел ее? Мужавир не мог отвести от девушки глаз, боясь шелохнуться, все стоял на одном месте. Да ведь Бог создал ее, чтобы любоваться ею! Черные, полумесяцем брови, пухлые, как спелая ягода, губы, нежное белое лицо так шли к ее тонкому, как тростиночка, стану. Девушка не замечала, что за ней наблюдают, продолжала собирать ягоды. Когда она легким движением поправляет мешающие косы за спину, подвестки таинственно позванивают. Из какой она деревни: из Гали или Янъегета, или же из Файзуллы? Наверное, из Файзуллы. Самые красивые девушки из этой деревни, говорят обычно парни, которым подходит пора женитьбы. Именно отсюда высматривают они невест, ценя их еще и за трудолюбие и добрый нрав. Пока Мужавир стоял, не смея отвести от девушки глаз, она, почуяв посторонний взгляд, встрепенулась и встала. О, какая стать! Как молодая березонька. Парень первый раз смотрит на девушку с таким упоением... Как ее зовут?
Жены братьев не раз хотели поженить деверя, но девушки, которых они присматривали, не нравились ему. А эта! Но возлюбит ли она его? Она ведь такая красивая! Или это нечеловеческое дитя? Может, нечистая сила? Он же видел бесовских дочерей. Только их красота вызывает в душе отторжение: их медно-русые распущенные волосы, голубоватые глаза, навязчивая повадка совсем не по нраву Мужавиру, чувство отчуждения веет от них. А земные девушки нежны и притягательны. В их красоте есть какая-то таинственность, одухотворенность.
Оглядываясь по сторонам, девушка окончательно убедилась, что кто-то смотрит на нее, и повернулась к Мужавиру. Переборов минутную растерянность, она повесила ведро на запястье и быстрым шагом направилась в сторону деревни Файзулла. Тут Мужавир обрел дар речи:
Не бойся меня, красавица. Я Мужавир из деревни Мансыр, вон там кошу сено.
Девушка, остановившись, с интересом посмотрела на парня, который приближался к ней.
Мужавир? Правда? - девушка бросила на парня испытывающий взгляд, но встретившись с его ясными, лучистыми глазами, вконец растерялась. Но не подала виду, приветливо заговорила с ним, как будто ничего не случилось.
Моя двоюродная сестра Гульзифа замужем в вашей деревне.
За Иръегетом?
– Да.
Тогда ты будешь мне свояченницей.
Не знаю.
Свояк, наверно, должен знать имя свояченницы?
Меня зовут Сюмбеля.
Сюмбеля? – непривычное слуху имя девушки удивило Мужавира.
Кажется, так называется звезда? Какое красивое имя.
Бабушка так назвала. Она любит давать девочкам имена звезд.
Тогда будем знакомы, Сюмбеля, я – Мужавир.
А я тебя знаю. Сестра мне рассказывала.
Что рассказывала? Говорила, что холостой и что ищет невесту?
Девушка, заметив, как заблестели у парня глаза, лукаво улыбнулась и вдруг засобиралась, даже не ответив на последний его вопрос.
Ой, Господи, забылась, бабушка там, наверно, заждалась. Быстрее пойду к ней.
Девушка томно посмотрела на Мужавира и засеменила на другой край поляны.
Бабушка, наверно, вон у тех парных берез.
Парень сделал несколько шагов за девушкой и, остановившись, крикнул:
Сюмбеля, завтра тоже приходи сюда за ягодами! Придешь? Буду ждать!
С юношеским пылом влюбившись в девушку с первого взгляда, он неотрывно смотрел ей вслед, пока она совсем не исчезла из виду. Забыв, что шел сюда поесть ягод, он повернул в сторону шалаша.
Какая красивая девушка, глаза, как звезды!
Мужавиру показалось, что Господь Бог одарил только
ее, Сюмбелю, всей красотой, полагающейся земным созданиям. Он будто слышит звон ее подвесок, душа его замирает от этого звука. Ее статная фигура, лунный лик стоят у него перед глазами.
Значит, она из деревни Файзулла. Через вон ту гору находится ее деревня. По-другому эту деревню называют еще Шурале.
Рассказывают, в непроходимых лесах вокруг этой горной деревни когда-то водились шурале. Мужавир вспомнил разные дивные истории, связанные с этой деревней, которые он слышал от односельчан.
...В давние времена жил в деревне бай по имени Файзулла. Как-то слуги пожаловались ему: “Бай агай, что-то случилось с лошадьми, день ото дня худеют, сохнут, наутро возвращаются вогнанными в пот, в белой пене”. Хитрый бай догадался, ночью кто-то катается на его лошадях. Он придумал: с вечера спины нескольких лошадей густо помазали черной смолой. Утром проснулись и видят: на каждой просмоленной лошади верхом сидит черная мохнатая голая девушка-шурале. Некоторые из них, оторвавшись от конских волос, бросаются в лесную чащу. А одна женщина-шурале так приклеилась к лошади, что никак не может оторваться, бедняжка. Так весь день и просидела на лошади. Глядя на игравших вблизи детей, она то смеялась, то плакала. Сама без устали причитала:
Ой, двузубый Кайран мой! - А из сосок шурале струйкой текло молоко. Деревенские бабы пожалели ее, постригли просмоленные волосы лошади и отпустили ее восвояси.
Но лесные обитатели и после этого случая не образумились. Все продолжали измываться над лошадьми, гнались за встречными девушками и парнями. Игриво щеголяя своими длинными когтистыми пальцами, зазывали их:

Айда, сюда, девчонка,
Кети-кети щекотка,
Пальцы хотят щекотать,
Ты же будешь хохотать.

Так напевая, поймал, говорят, шурале одну девушку. Начал щекотать ее, а та, бедняжка, смеется и смеется, не может остановиться. Вся измятая, изнемождённая девушка была при смерти, когда на ее счастье, появился охотник. Увидев растерзанную девушку, он выстрелил. Шурале, отпустив свою жертву, тут же убежал восвояси.
На другой день шурале увел самого лучшего коня Фай- зуллы бая, довел его до изнемождения и, обессилевшего, бросил на опушке леса. Бай готовил коня для скачек, специально кормил, холил его, хотел прославиться. Бай был разъярен и приказал своим слугам:
– Спалите лес, к черту! Пусть разбежится эта лесная нечисть. Совсем извели эти шурале.
Деревенский люд, любивший лес, хотя и не одобрял решение властного бая, но не мог противостоять его действиям, вынужденно согласился.
Говорят, непролазные леса горели целых три года. Зимой перестанут, а летом опять загорятся. Вот так обиталище шурале, разных лесных зверей между Мансыром и Файзуллой потихоньку и догорело. А те шурале, которые убежали в последний момент, так убивались и причитали:

Речка-реченька Шурале,
Вода твоя целебная.
На дне твоем злато-серебро,
Богатство несметное.
На горе же Шурале Могила Байгускала.
Отец ты наш, Байгускал,
Прощай ты навсегда.

Одна шурале особенно горько рыдала, рвала на себе волосы, кричала:
Ой-ой-ой, реки, горы, леса – все остается, злато- серебро остается, на нашей земле будут хозяйничать бессердечные люди.
И вправду, знаменитый ученый этих краев Габдулла Саиди хазрет тоже говорил, что между Мансыром и Фай- зуллой, вдоль реки Шурале, золотоносная жила проходит. Только золото спрятано там не в глине и песках, а закутано в особо белые камни.
Эта окутанная тайнами и легендами деревня лежит в восьми верстах от Мансыра. Видимо, загадочность здешней природы передались и девушкам. Ведь они с первого взгляда, запросто могут влюбить в себя любого парня. Неспроста это.
Мужавир, ни на минуту не забывавший о девушке, на следующий день ждал ее до самого вечера. Но её не было ни назавтра, ни послезавтра. Потерявший всякое терпение парень почувствовал, что-то неладное. Видимо, с Сюмбелей что-то случилось. Сердце подсказало. Девушку сватает какой-то бай. И если Мужавир ничего не предпримет, то навсегда потеряет понравившуюся ему девушку. Мужавир обратился к брату Иръегету, объяснив ему суть дела, и отправил их вместе с Гульзифой енгей в деревню Сюмбели. Те в тот же день разузнали, в чем дело. Оказывается, один бай из деревни Меряс сватается к Сюмбеле, хочет взять ее второй женой. Родителям девушки обещал лисью шубу, стадо лошадей, несколько дойных коров и еще много кое-что.
Гульзифа виделась с Сюмбелей:
Если родители так решили, что я могу поделать, - сокрушалась девушка.
Тобой интересуется Мужавир, вот отправил нас с Иръегетом поговорить с тобой, – сказала Гульзифа. У девушки глаза налились слезами.
Уже договорились, ничего не получится, – девушка, обняв сестру, заплакала.
Узнав, суть дело, Мужавир вознамерился, во что бы то ни стало восприпятствовать этому никаху. Дай Бог, его волшебный дар огородит ее от посягательств бая.

Река Ургаза.

Необузданный Мерясовский бай, привыкший считать себя всесильным, принарядив обоз, отправился в Файзуллу. Как только проехал ближайшую деревню Апек, видит: на него набрасываются невесть откуда взявшиеся пять-шесть голодных волков. Лошади скачут во весь опор, но и хищники не отстают. Хорошо, что “жених” успел повернуть лошадей в обратную сторону.
Когда во второй раз снарядился бай, начался ливень с грозой. В третий раз убежала запряженная лошадь, на которой собирался ехать в Файзуллу. Почему-то все идет наперекор ему. Да, Сюмбеля – красавица, но, как говорят, с лица воду не пить. Лучше вовремя отречься от нее.
Оскорбленные родители девушки, не дождавшись Мерясовского бая, сразу согласились отдать ее за Мужавира, когда он приехал свататься. Хотя он не такой состоятельный, как Мерясовский бай, но, все же, работая старателем, накопил кое-какие деньги на калым. Вскоре молодожены построили небольшой дом рядом с отцовским.
Когда молодожены остались одни в пахнувшем сосной доме, Сюмбеля осмелилась спросить:
Про тебя говорят, что ты волшебник. Это правда? Может, ты тогда отвратил Мерясовского бая?
Хочешь, и тебе покажу чудо?
Вдруг перед глазами Сюмбели возникла кормящая женщина с ребенком, точь-в-точь похожая на нее.
Это ты, с нашим ребенком, – сказал Мужавир и обнял жену. – Если будет здоровье и Бог даст нам жизни, у нас будет много детей.
Раз ты волшебник и умеешь творить чудеса, наверно, мы будем жить богато, Мужавир?
Что есть богатство? Говорят же, богатство на месяц, нищета на всю жизнь, – пошутил молодой муж. – Скоро наступят такие времена, что худо придется богачам.
И тем, кто добывает золото между Файзуллой и Ман- сыром?
Да, их судьба будет особенно горькой. Прииски у них отберут. Самих сгонят с родной земли.
Мужавиру нравится его понятливая и смышленная жена. С ней можно делиться всем сокровенным:
Дорогая, земля вокруг Мансыра святая. Я никому не позволю потрошить ее, добывать здесь золото. Оскудение подземных богатств приводит к духовному обнищанию народа. Примечал: где недра несметны, там и народ духовно богат. Талантливые, умные люди рождаются на земле, богатой златом-серебром.
Значит, мы никогда не будем богатыми, да? – Сюмбеля посмотрела на мужа испытующе.
Мое самое большое богатство – это ты, Сюмбеля, – обнял жену Мужавир и добавил: - Мы будем очень богаты, моя красавица. Голубое небо, необъятные горы Ирендыка, реки, озера, поля и долины, непроходимые леса, река Ургаза – все это будет нашим, иншалла.
Удивительный человек ты, Мужавир, – Сюмбеля посмотрела на мужа с восхищением: – И ты будешь моим самым большим богатством.
Хотя она пока мало знала своего мужа, но чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Верила в его преданность, ее покоряли ум, ясность мысли суженого.
Мужавир тоже не скрывал своего счастья:
Наверное, Господь создал тебя только для меня, чтобы я смотрел и любовался тобой?!
Обнимая возлюбленную, посмотрел ей в глаза, полные нежности и любви.

ВСЁ ПРОХОДИТ, И ЭТО ПРОЙДЁТ

Мужавир, предаваясь воспоминаниям, тосковал по счастливым временам, проведенным с Сюмбелей. Ему казалось, что ее сгубила чрезмерная любовь мужа, который ставил свою любовь к ней на первое место, сделав любовь к Господу Богу вторичной. Умерла цветущей, даже не успев родить ребенка. Мужавир впоследствии сложил про нее баит:

Ушла в мир иной Сюмбеля,
Звездочка ясноглазая,
Покинула меня навсегда,
Женушка ненаглядная.

Он не мог забыть ее стройный стан, блеск ее глаз. Виня себя в ее смерти, каждый день ходил на ее могилу, клал цветы, читал молитвы. Иногда на целый день уходил на поляну между Мансыром и Файзуллой, где когда-то косил сено и в первый раз встретил Сюмбелю. Он полностью отрекся от мирской жизни и желал, чтобы души их скорее встретились в раю. Долгие годы не мог забыть Сюмбелю Мужавир. Родственники упрашивали:
Хватит тебе ходить на кладбище, пора жениться.
Но Мужавир был непреклонен. Ему уже перевалило за тридцать. Все силы он отдавал братьям и единственной сестре, оставшимся круглыми сиротами. Мукмину выдал замуж. Братьев Тувальбая и Аллаяра отправил на учебу в медресе. Оставшиеся дома Муртаза и Бахтияр вместе разводили скот, любили лошадей. Между реками Ургаза и Шурале, в оврагах гор паслись их табуны лошадей, превратившиеся в диких. Они не доставляли больших хлопот, так как и зимой, и летом сами добывали себе пищу: зимой – на тибеневке, летом – на пастбищах.
Мужавир постепенно женил братьев. Так и текла его одинокая жизнь. Тут началась империалистическая война. Его, тридцативосьмилетнего, не имевшего ни семьи, ни детей, также призвали на войну. Бывший шакирд в каждом письме писал дога, сочинял то баит, то мунажат:

Бисмиллахир-рахманир-рахим!
Ирендык гора вдали осталась,
В синеве плывут ее края.
Чтоб с вами век не расставаться,
На злодея руку поднял я.
Взойду на гору, я, джигит отважный,
С ее вершины даль степна видна.
При жизни людям цену мы не знаем,
Умрут – и познается им цена.

“Не беспокойтесь за меня, Бог даст, вернусь живым и здоровым”, – писал он родне.
С войны он вернулся с желанием жить. Солдатская жизнь сделала его другим: нельзя попусту тратить ни один день жизни, дарованный человеку Аллахом. Война изменила его мировоззрение. Вскоре по возвращении он снова сосватал девушку из той же деревни Файзулла. Девушку звали Уммугульсум.
Тяжелые послевоенные годы. Родители невесты не стали отнекиваться, когда от Мужавира, повидавшего мир, делового и религиозного, пришли свататься. Молодой муж сразу же после никаха увез девушку домой, так как они решили обойтись без свадьбы.
Вскоре молодожены поставили пятистенок. Тут жена родила первенца. Жизнь пошла на лад. Но в душе Мужавира было неспокойно. Он предвидел, что скоро в стране начнется переполох. По ночам он не спал, совершал зикр, тревога все более усиливалась.
...И до их маленькой деревушки донесся ветер перемен начавшейся в стране революции. Вскоре началась гражданская война. Под ее влиянием брат пошел на брата, отец на сына – все эти козни сатаны казались Мужавиру дикостью. Предводитель башкирского народа Заки Ва- лиди в этот период обратился к шакирдам Габдуллы Саиди с просьбой о помощи.
Мы, башкиры, не белые и не красные. Мы боремся за свой народ, за автономию республики, мы против крови. Наше дело правое. Помогите в нашей справедливой борьбе, единоверцы.
Ходили слухи, что Хажиахмет Унасов из деревни Баиш, что в восьми верстах от Мансыра, является командиром в войсках Заки Валиди. Стояла осень 1917 года. Мужавир хазрет узнал, что войско Унасова по тайным тропам Ирендыка через Мансыр пробирается в деревню Гали, оттуда в Темяс. Он вышел ему навстречу.
Вон в овраге Улак пасется табун лошадей. Берите их. Ваше дело благое. Будьте благочестивы. Боритесь за счастье народа.
Мужавир с осуждением относился к гражданской войне. Что эти люди делят меж собой? Ничего с собой не унесешь на тот свет. Богатство, добытое грабежем и разбоем, к добру не приведет. Нельзя гнаться за богатством, пусть оно само гонится за человеком. Только тогда оно принесет благость.
Тревожные вести доходят и до Мансыра. Белые по дороге в Стерлитамак зарезали целую деревню: мужчин убили, над женщинами грубо надругались. В другой деревне такое же злодейство совершили красные. Какой большой грех: брат убивает брата, отец не щадит сына, мать - дочь. Это же безнравственность, мерзость. Такая распущенность никогда еще не приводила к добру. Господь Бог, обычно, насылает за это на землю беду: то случается потоп, то землетрясение, то ураган. Когда-то в древности из-за распущенности людей Бог настлал на Содом и Гоморру разрушение. Тогда эти города и еще пять-шесть селений вокруг них в одночасье превратились в груду развалин и погребли под собой тысячи людей. Только пророк Лот с дочерями, благодаря своему благочестию, спасся от этого разрушения.
А в Италии Помпей был высокоразвитым городом. Там люди также предались разврату. Господь Бог наказал их: за считанные минуты из-за извержения вулкана Везувий лава, хлынувшая с горы, накрыла грешных людей. Затем археологи определили, что причиной этого бедствия был разврат людей, потерявших всякий стыд. Господь наказывает грешников таким образом, сметая их с лица земли.
Сейчас же люди грешат перед Богом и человечеством другой гранью своей души: варварством и дикостью. Всевышний найдет и за этот грех свое наказание. Мужавир хазрет не знал, что делать, ибо он предвидел, что грядет беда. Поэтому он запретил братьям ввязываться в эту войну, не отпускал их от себя, не давал им впадать в грех. Хажиахмет Унасов же, которому Мужавир хазрет передал табун лошадей, не трогал его братьев.
Эх, были бы живы Зайнулла и Гатаулла ишаны, Габдулла Саиди остаз, они бы нашли способ остановить это кровопролитие, – думал Мужавир, когда становилось нестерпимо больно на душе. – Видимо, Бог забрал их к себе, чтобы они не видели этот кошмар. Тут он вспомнил, что сказал Зайнулла ишан в деревне Юлык, когда они ездили на йыйын:
Придет новое время, тогда суждено будет тебе продолжить наши дела. Мы передаем тебе ответственность за дела земные.
Значит, за сегодняшний период времени ответствен он. Почувствовал свое предначертание, понял ответственность, что именно он должен довести людям волю Аллаха. Как только эта информация передалась ему, Мужавир хазрет целыми ночами совершал зикр, молясь и прося у Бога добра и благоденствия людям на дальнейшие годы.
Господь Бог, спаси и сохрани людей, которых Ты создал по своему образу и подобию, спаси их от греха и наваждений сатаны, – просил он у Господа.
Целительство, предвидение, совершение чудес Мужавир хазрет считал для себя незначительными деяниями. Для него важно было, чтобы его молитвы, его просьбы о сохранении земного шара от всяких стихийных бедствий, грехов и бед, исполнились, чтобы Бог услышал его и выполнил его мольбу. Он усвоил это, еще обучаясь в Мул- лакаевском медресе.
Да, Господь Бог услышал его молитвы, иншалла, на земле не разразился ураган, гора Ирендык не изверглась вулканом, воды рек и озер не потопили землю. Но высшие силы не оставили без наказания за варварство и дикость людей: они наслали на землю голод. От нестерпимой жары и засухи земля растрескалась, трава пожухла. Скотине и людям кормиться стало нечем. Тут отрекшиеся от Бога люди вспомнили о нем, начали молиться, читая аяты, просили Бога о пощаде и защите. Мужавир, вспомнив, как в детстве вызвал дождь, с надеждой всматривался в небо, но там не было ни облачка. Люди пробовали вызывать дождь, обливали друг друга водой, выходя на поле, падали ниц и призывали дождевые тучи. Но на грешную землю, обагренную кровью невинных людей, не падало ни капли влаги. Не дай Бог, такая же картина может повториться и на следующий год.
Вон в книге о пророках говорится, что в годы жизни пророка Юсуфа в течение семи лет стояла засуха, на землю не падало ни капли дождя. Думая об этом, Мужавир, не поднимая головы, днями и ночами совершал зикр, моля Бога о пощаде, о благоденствии на последующие годы. Каждые два дня прочитывал Коран и молился Богу. Мужавир видел через время и расстояние, поэтому, предвидя настигающий голод, он велел людям запастись с лета коротом, талканом, вяленым мясом, сушеными ягодами и овощами. Таким образом, мансырцы относительно легко перенесли этот голодный год.
Слава Богу, Аллах услышал мольбы авлии, 1922 год не был засушливым. Зимой шел снег, весной – дождь. Зазеленела земля, люди вышли в леса и луга, набрали целебной растительности. Те, у кого осталась скотина, погнали ее в поле. Голод так сблизил людей, что они делились с односельчанами последним, когда кончались спички, бежали к соседям за углем.

Дом, в котором жил Мужавир хазрет.

...Мужавир хазрет не был против Советской власти. Ему лишь не нравилось, что она отвергает религию, не признает Господа Бога. Не забывала бы новая власть предостережение 1921 года, когда землю объял страшный голод, но человеческая память коротка.
Что делать, что предпринять? – иногда долгими ночами, не закрывая глаз, задумывался он над этим вопросом. Наконец, пришел к мысли: он знает свое предназначение, значит, должен жить по велению Аллаха. Молитвами защищать благополучие людей, оберегать землю и воды – вот задача, стоящая перед ним. С женой Умму- гульсум они жили душа в душу. В семье было уже трое детей. Когда в 1925 году родился сын, радости Мужавира не было конца. Он принес в жертву три овцы и позвал в гости всю деревню.
Это мой наследник, поэтому нарекаю его Габдельва- рисом, – сказал он и тут же благословил его. – Пусть сынок вырастет хозяином окрестностей Мансыра, не давая растаскивать его богатства, приветливо встречая и провожая гостей, разводя лошадей, пусть живет вольготно, в мире и довольствии, иншалла. По исполнении Габдельварису одного года, Уммугульсум снова забеременела. В этот раз она вынашивала ребенка очень тяжело. Когда должна была разродиться, Мужавир не находил себе места. Увидев на пороге обессилевшую, раскрасневшуюся повитуху, он все понял: потерял жену навсегда.
Эх, Уммугульсум, Уммугульсум, как же я без тебя, как управлюсь с четырьмя детьми? – сердце Мужавира разрывалось от боли утраты.
Вернувшись после похорон жены, не находил себе места, не хотел заходить в опустевший без жены дом. Чтобы дети не видели его слез, уходил то на берег Ургазы, то на кладбище и оттуда к ложбине Улак, где был погребен когда-то в древности великий авлия, и куда он в детстве часто приходил, чтобы избавиться от сиротских горестей. Тут наплачется и, взяв себя в руки, отправляется домой. Будучи верующим, он знал, что смерть – это переход души из одного мира в иной. С одной стороны, это успокаивало его, но, с другой стороны, лишиться любимой жены, матери четверых детей, нелегко. Пока за детьми ухаживают соседи. Но долго так продолжаться не может. Что ни говори, в доме хозяйка – женщина. По мусульманскому обычаю, после сорока дней со дня смерти жены, проводя заупокойную, родственники Мужавира позаботились о его повторной женитьбе. На этот раз сосватали ему девушку по имени Гульемеш из деревни Абдрахман, что лежала в двеннадцати верстах от Мансыра, в отрогах Уральских гор.
Хватит тебе жениться на Файзуллинских красавицах, бери жену из деревни своей покойной матери. У Маргубы родственников было много, отселе будешь знаться с ними. Это обрадует душу твоей матери, – сказала жена брата.
Плотного телосложения, чернобровая красавица с длинными волосами и накосниками на конце косы понравилась Мужавиру. Серьезный взгляд насурьмленных глаз, душевность подсказали Мужавиру, что она готова разделить с ним горести и печали в браке, идти по пути праведности и строить жизнь по правилам ислама. Душа девушки, наслышанной о чудесных целительских способностях будущего мужа, то тянулась к нему, то пугалась его. Но она не могла ослушаться родителей – согласилась.
Ты не беспокойся, Гульемеш, я буду оберегать и любить тебя, со мной ты будешь счастлива, – сказал Мужавир, посмотрев на девушку искристыми зеленовато- голубыми глазами, и обнял ее дрожащий от страха стан.
У нас будет много детей. Ты будешь женой праведного человека, будешь почитаема. Тебя будут называть “абыстай”.
Вкоре Гульемеш успокоилась. На нее подействовали то ли слова Мужавира, то ли прикосновение его целебных рук.
После никаха приехав в дом мужа, она увидела детей, оставшихся без матери, и расчувствовалась. Тут же взяла на руки плачущего двухлетнего Габдельвариса, ласковым взглядом охватила и других детей.
Господи Боже, больше не оставляй меня одного, дай, чтоб мы до конца жизни прожили вместе, и чтобы моя эта жена похоронила меня, – молил Бога Мужавир во время полуденного намаза.
Действительно они жили с Гульемеш дружно. Один за другим родились дети. Мужавир нежил жену, которая была на тридцать лет моложе его, всю тяжелую работу выполнял сам, ибо сил у этого мужчины, способного разогнуть подкову, было хоть отбавляй. Он сам ухаживал за скотиной, косил сено, сеял рожь, ячмень и просо. Посевное поле было у деревни Сосновка, на берегу озера Сулуклы. Когда непосильными стали налоги на посевные поля, оставил это занятие и начал заниматься скотоводством. Однако пашня пустовала, так как никто не мог вспахать эту землю. Только начнут пахать, то лошадь взбрыкнется, то предплужник сломается, то плугарь заболеет. Помучавшись, и бригадир, и колхозники махнули рукой на это поле. С тех пор озеро Сулуклы превратилось в место обитания чаек и журавлей.

Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата.

Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата.

Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата. Оберег-молитва, написанная рукой Мужавира хазрата.

УЧАСТЬ

Долго, до полуночи не мог уснуть Мужавир хазрет. Душу гложило какое-то дурное предчувствие. Чуть было задремал и ... проснулся, как ужаленный. Вскочил на ноги, кое-как оделся и разбудил сына Вариса.
Вставай, сынок, быстрее запрягай вороного жеребца. Вот- вот загорится дом кума Хариса. Четверо детей могут сгореть в огне.
Знавший о способности отца предвидеть, сын не выразил своего недовольства, быстренько оделся и выбежал из дому. Когда хазрет вышел во двор, запряженный конь стоял уже у ворот. Грузный Мужавир с легкостью забрался на сани и велел сыну гнать коня.
По свежевыпавшему снегу жеребец несся без остановки, расстояние в десять верст было пройдено на одном дыхании. Когда доехали до деревни Бишкаин, животное было полностью в белой пене.
Как и ожидал хазрет, дом был заперт на замок. В окнах темно. Значит, хозяева еще не вернулись с гостей.
Ох уж, эта беспечность башкир! Как можно до сих пор сидеть? – поворчал он про себя и велел сыну разбить окно. Дорога каждая минута! Затем хазрет приказал:
Залезь в окно и быстрее передай мне детей, – сам подошел к окну, из которого валил дым. Варис, задыхаясь от едкого дыма, по одному передавал детей, которые спали в одном нижнем белье, отцу, а он, заворачивая их в теплый тулуп, сажал в сани. Когда дети были спасены, отец сказал:
Там, на кухне есть вода. Плесни ее на загоревшиеся дрова.
Дрова за горячей печью, выставленные сохнуть, действительно, от жара печи начали загораться. Огонь в мгновение ока мог уничтожить небольшой дом. Слава Богу, успели! Успели! Два-три ведра воды хватило потушить надвигающийся пожар. Варис, весь черный, задыхаясь от дыма, обрадованно подумал:
Ладно, еще дома есть вода. Иначе не миновать бы беды. Не зря отец учит, с вечера перед тем, как лечь спать, посмотрите, чтобы дома была вода, хотя бы два-три ведра, и полкраюхи хлеба.
Вариса, без сил свесившегося через окно, хазрет поднял на руки и усадил на сани.
Спасибо, сынок, мы с тобой спасли жизнь невинных детей, Бог восдаст за это, – сказал хазрет и накинул на него оставшийся краешек тулупа. Сам поспешил к соседям.
Разрешите оставить детей кума у вас.
Соседи Хариса оказались людьми добрыми. Сразу же выбежали за детьми. Хозяйка тут же взялась за самовар:
Хазрет, заходите, попьем чаю. И дети, наверно, хотят пить.
Дети, чуть не задохнувшиеся в дыму, от страха не могли ни плакать, ни говорить. Сидели, как вкопанные, в каком-то ступоре. Хазрет, сев рядом с ними, погладил по головке, нашептал молитву. Дети немного пришли в себя. Тогда хазрет открыл было рот, чтобы сказать: “Завтра навещу детей”, но внутреннее чутье подсказало, что это литттне.
Бог даст, все будет хорошо, – сказал хазрет и растормошил засыпавшего Вариса: – Сынок, едем домой, нам не до чая, вон напоите бедных детей.
Как можно променять четверых детей на водку, мерзавец? – все ругал он кума по дороге.
Приехав домой, в теплой постели рядом с женой, Мужавира не мог уснуть. Гложила какая-то тревога, в его душу вкрались сомнения. Только начал засыпать, увидел сон. Будто его терзают хищные звери. Он проснулся. Наверное, этот сон неспроста, Господь заранее предупреждает о недобром. Сон пропал окончательно. Мужавир встал, совершил омовение и принялся к утреннему намазу. К этому времени прославившийся в народе, как ясновидец и авлия, хазрет уже знал, какая тревога не давала покоя его душе. Злые силы задумали против него коварство. Да, его хотят лишить свободы. Ждет его неволя
тюрьма. Он знает причину этой напасти.
На все воля Божья. Что написано на роду, того не миновать! Возможно, во время допроса получится рассказать властям о предвидении, посетившем себя, – подумал авлия, предполагая, с какой стороны нагрянет беда. – Почему государственные мужи не могут отличить правду от лжи, черное от белого, ироды, – сокрушался Мужавир. Его гневила безмерная беспечность правителей: “Зачем они верят этим окаянным? Не хотят понять, что немецкие фашисты – это иблисы беспощадные, души у них черные. Эх, объяснить бы властям, какие планы вынашивают эти враги? Они спят и видят, как бы всего за два-три месяца поработить наш народ. Ох, знали бы они, но ведь знать не хотят. Неуемная вера приведет к несчастью народа”.
Хазрет погрузился в глубокое раздумье. Мыслям не было конца. Конечно, предвидеть судьбу огромной страны труднее, чем предвидеть судьбу одного, отдельно взятого человека. Даже мудрость и способность предвидения хазрета не в состоянии объять всего грядущего. Самое обидное – не может он убедить власть предержащих в своей правоте. Он, конечно, ценит свою, данную Всевышним, божественную силу. В такие тяжелые минуты он вспоминает тот случай с радугой, когда он пас отару на пригорке, и попросил у Господа помощи. Вот и сейчас он вдруг отчетливо увидел, что грядет на страну. Скоро Гитлер начнет войну. Стране надо быть готовым к суровой войне. Иначе может случиться необратимое. Он пробует предупредить правителей, но захотят ли высокомерные чинуши выслушать простого старца из глубинки, из какай-то деревушки Мансыр.
Хазрет знает, новая власть пока в силе, пока она крепнет и набирает обороты, но конец ей недолог. Если она и дальше продолжит путь богохульства, недоверия к людям, преклонения личностям, лет через пятьдесят- шестьдесят придет конец Советам. Нет, хазрет не противник новой власти. Наоборот, он находит много ее положительных сторон. Вот, например, Моральный кодекс, словно переписан из Корана. Призывает к справедливости, верности, братству и к добру. Но Мужавир не понимает, почему правительство отрицает Бога, его единство, не признает религию. Вот это упрямство и помешает существованию и долгому процветанию Советов. Род человеческий, лишенный веры, теряет нравственные опоры.
Начнешь говорить об этом, обязательно назовут “врагом народа”. Эх, люди, зачем забывают, что надо преклоняться не властям, не царям, а Богу? Как глубоко ошибаются! Забывают о грехе. Как же объяснить людям, что на грешную землю Господь обычно насылает беды и горести?!
О Господи, пощади нас. Прости людей несведущих и неверующих.
Хазрет начал проворнее перебирать четки. Затем тихим голосом обратился к абыстай, которая только что завершила намаз.
Жена, поторопи чай. Приготовь мне еды на неделю. Положи корот, талкан, топленое масло.
Куда собрался-то? – удивилась Гульемеш. – Вчера ничего не говорил, что собираешься в дорогу.
Хазрету не хотелось заранее огорчать жену.
Да, собираюсь в путь-дорогу. Достань теплую зимнюю одежду.
Хазрет с нескрываемой жалостью наблюдал за женой, которая собирала его в путь-дорогу и плохо скрывала свое удивление. Скоро она останется без него, без его поддержки – от этой мысли сердце Мужавира разрывалось. Но, видимо, такова судьба. Придется подчиниться злому року.
И вправду, стражники закона не заставили себя долго ждать. Часов в десять утра двое военных постучали в дверь.
Мы из НКВД. Ты, Мужавир Сиражетдинов, обвиняешься в клевете на Советскую власть, в противозаконных действиях. Нам дано предписание арестовать тебя. Собирайся.
Хазрет, словно его пришли забирать не в тюрьму, а на священную трапезу в соседний аул, спокойным голосом ответил:
Я готов. Собрался и жду вас. – Он надел заранее приготовленные стеганку, валенки, взял в руки котомку.
Гульемеш, наконец, понявшая в чем дело, словно орлица, кинулась защищать мужа:
Мой муж творит только добро, у него и в мыслях нет перечить Советской власти. Вырос в сиротстве, только раскрыл глаза. Бедняк разве может быть против Советской власти?
Не надо, Гульемеш, не распаляйся, – сказал хазрет, желая успокоить жену. – Они ведь солдаты, исполняют приказ. Если меня не отведут в суд, им самим попадет.
Будучи оба из Баймакского района, милиционеры были наслышаны о способностях авлии. Они понимали и правоту Гульемеш абыстай. Но приказ есть приказ, его надо выполнять.
Хазрет, не обижайтесь, пожалуйста, на нас, – сказал один из них сдержанно. – Наверно, вас долго держать не будут. Ведь у нас нет человека, который бы не знал и не почитал вас.
Мужавир обнял жену, умоляюще смотревшую на него, не стал будить детей, только похлопал их по спине.
Прощай, Гульемеш. Детей не разделяй, присматривай за ними хорошо, – сказал он. – Я ни в чем не виноват.
Не желая расстраивать мужа, Гульемеш при расставании не проронила ни слезинки, стиснув зубы, стерпела. Она ведь женщина-башкирка, когда надо, подобна кремнию. Она провожала мужа взглядом до конца, пока сани не скрылись за поворотом. Потом вдруг встрепенулась:
Ой, чего это я стою, как истукан, – она пожурила себя, быстренько забежала в дом, постелила молитвенник и принялась молиться. Молила Бога, чтоб ее старик живым-здоровым вернулся домой. Поставив перед только что проснувшимися детьми чай, она, завернув в платок гостинцы, побежала к Хафизе иней. Она намеревалась, подав ей хаер, вместе с этой доброй старушкой пожелать скорейшего возвращения мужа в добром здравии, целым и невредимым.
* *
Санная дорога между Мансыром и Баймаком хорошо накатана. Нет и снежных заносов. Снег по обеим сторонам дороги белый-белый, его жемчужный блеск режет глаза. Такая красота! Словно по стране не прокатился зловещий 1939 год, нет ни лжи, ни несправедливости, ни злопыхательства.
Много познавший на своем веку, способный пророческим оком предвидеть многое вперед, Мужавир всю дорогу провел в размышлениях.
Будущее не только башкир, но и всей земли Российской пронеслось перед его глазами.
Тревожит его, что же станет через шестьдесят-семьде- сят лет с его страной. Как ему видится, загрязнятся водные источники, из-за отравлений земля станет бесплодной, вода, воздух, целебные травы станут непригодными к употреблению. Умножатся заразные болезни, связанные с развратом. Люди, как на икону, будут преклоняться какому-то “современному ящику”, стоящему на углу, откуда на весь мир будут сеять безнравственность, жестокость и грязь. Но люди пуще этого будут преклоняться ему. Так они сами будут приближать конец света, судный день. Конечно, есть выход из этой напасти
это вера в Бога, возврат к духовности, нравственности и благородным поступкам. И еще род человеческий может спасти бережное отношение к природе. Хазрет готов хоть сегодня объявить всему миру, что ждет их завтра, что нужно делать для предотвращения грядущего бедствия. Но разве этих безбожников вразумишь?
Господи, помоги нам найти праведный путь! Прости неразумных.
По дороге хазрет размышлял и о житие пророков, о том, что с утра пришло ему на ум, укрепилось в сознании, человек не в силах обойти то, что предначертано свыше. Силен иблис. Он в своих устремлениях сбить с пути даже истинных пророков, строит им такие непреодолимые препятствия и козни. Возьмем, к примеру, хотя бы пророка Аюпа (Иова). Как мучал его иблис только за то, что тот не подчинился его увещеваниям. Сперва лишил его основного богатства – всякой живности, затем оставил без дома, без имущества, без детей, но, когда и это не помогло, обрек его на мучения через болезни, черви терзали его тело. Но пророк Аюп остался верен Аллаху. Подчинился своей участи. И справедливость, в конце концов, восторжествовала – он выздоровел. Как бы ни был силен иблис, но он повержен. Бог даст, и он, Мужавир, как пророк Аюп, снесет все тяжести, предначертанные судьбой, вернется домой целым и невредимым.
Конечно, он мог тогда, применив свой волшебный дар, в зимнюю стужу сбить с пути тех милиционеров, которые шли за ним, наслать навстречу им хищных зверей, чтобы напугать их. Но хазрет никогда не будет применять свою божественную силу, способность чудотворства не по назначению, не желает тратить свое умение по мелочам, остерегаясь противоречить своим познаниям. Он считает священным то, что тогда, в детстве на горе Иманай в него через лучи радуги были переданы божественные силы. Он ведь дал обет, что эту силу будет использовать только на благие дела.
* *
Баймак. Первый допрос. Начальник милиции, высокомерный, чванливый человек, не вынимая папиросы изо рта, через зубы процедил:
Ты, говорят, старик, клевещешь на Советскую власть. Это правда?
Как?.. Ну... Альхам...
Например, говоришь, будто скоро на Россию нападет Гитлер. Разве ты не знаешь, что между нами заключен Пакт о ненападении? Болтая всякую ересь, своей тупой башкой идешь против Сталина и Советской власти. Теперь понял, что мелешь ерунду, сеешь провокацию, тупарь?
Хазрет не отказывается от своих слов, наоборот, он стремится довести их до власть предержащих.
Сынок, – говорит он уважительным тоном, – я – авлия. Предвижу, что будет. Сам Господь меня предупреждает. Скажу откровенно: немцы грезят поработить нашу страну. Мне все известно. Хотелось бы спасти нашу землю от этой напасти – с кем бы посоветоваться, сынок?
Это ведь не значит, что я иду против властей. Поймите, я думаю о судьбе народа и страны, – закончил он взволнованно.
Значит, говорил, да?
Да, сынок, говорил, не отрицаю. Хорошо, что привели к тебе. Ты, возможно, донесешь до руководства страны, чтобы не верили германскому царю, иначе нас ждет погибель.
Начальник милиции принял откровенный ответ Мужавира хазрета то ли за старческую наивность, то ли за бред тронувшегося умом человека. Он подмигнул сидящему рядом секретарю, который фиксировал каждое слово, сказанное хазретом:
Видал, что говорит борода? Не отрицает свою вину
сам же подтверждает.
Хазрет будто не слышал несуразицу из уст большого начальника, продолжал настаивать:
Сынок, прошу, доведи, пожалуйста, до вышестоящих мои слова, хотя бы предупреди их. Как бы нам не пришлось потом расхлебывать нашу беспечность.
Хватит, старик! Надоел ты мне: доложи да предупреди. И мы тут не лыком шитые. Если начнешь доводить речь каждого выжившего из ума старикашки, не заметишь, как сам останешься без головы.
Начальник милиции с надменным видом прошелся по комнате. Почувствовав на себе пронзительный взгляд хазрета, он на миг смутился, но собрался с духом и продолжил допрос:
Ты, говорят, утверждаешь, что и Советской власти грядет конец. Это правда?
Я говорю это не со злым умыслом.
Провоцируешь, значит, старый хрыч? На корню режешь?
Нет, нет, никак нет! Наоборот, говорю это из желания укрепить Советскую власть. Необходимо осмотрительно проводить политику. А то, что лет через пятьдесят- шестьдесят Советам придет конец, я отчетливо вижу.
Довольный результатами допроса, начальник милиции потер ладони. Да, это удача, ему попалась большая “рыба”, которая мутит воду. Необходимо еще более разговорить этого правдолюбца.
Так-так, – он опять подмигнул секретарю, дескать, пиши. – Успеваешь записывать? Все фиксируй. Потом протокол понадобится.
Он решил вести допрос основательнее.
Еще кто подстрекает против Советской власти? Назови имена.
Какое подстрекательство? – зеленовато-голубые глаза хазрета на мгновение округлились. – Что ты говоришь?
Наверно, ты действуешь не один? Кто еще тебя поддерживает?
Не понимаю, о чем ты говоришь?
Ну, назови имена тех, кто против Советов. Их еще называют врагами народа.
Какие враги? – хазрет удивился.
Не скрывай, знаешь ты!
Не бери грех на душу, сынок. Ты ошибаешься, нет никакого подстрекательства, никакого врага.
Молчать! – вдруг начальник вскочил со своего места и по привычке рукой дотронулся до кобуры пистолета. – Хватит! Какой я тебе сынок, глупый старик! Вот выпарю тебя кнутом, будешь знать. И язык твой поганый развяжется, – он кивком показал на кнут, лежавший неподалеку на стуле. – Вон видишь ключ от твоего языка?
Хазрет пытался угомонить его:
Да брось, сынок, не богохульствуй. Не грешен я. И душою чист. Никому не делаю вреда, наоборот, всегда готов прийти на помощь.
Но начальник, без видимой причины распалявшийся все сильнее, видимо, считает, что ему все дозволено. С налившимися кровью глазами, он грубо гаркнул:
Таких, как ты, червей, копающих против Советской власти, по одному передавим.
Побойся Бога, ты ведь мусульманин! Покайся!
Какой Бог? Ха-ха-ха! Перед тобой что ли, бородач, каяться?
Начальник хохотал до слез.
Сейчас я покажу тебе Бога!
У начальника горели руки взяться за пистолет, он не удержался, вынул оружие из кобуры и нацелился на хазрета:
А это видишь? Шалт и каюк! Перестанешь попусту хлеб переводить, тварь ползучая! И баста!
Что ты говоришь, сынок? Ты же человек. Не превращайся в иблиса. Не теряй рассудка!
Молчать! Надоел! За то, что сейчас наболтал, – если хочешь знать, тебе – явный расстрел!
Все же вскоре ярость начальника поутихла. То ли он опомнился, то ли на него подействовали чары авлии, он устало сел на кресло и нажал на кнопку. В комнату вошел молоденький милиционер. Он привычным движением надел на арестанта наручники и, словно желая угодить начальнику, подталкивая, быстро вывел хазрета из комнаты.
Хазрет всю ночь не сомкнул глаз. Он надеялся, что начальник – мусульманин, свой по вере, поможет ему достучаться до верхов, но надежды его не оправдались. Он оказался слугой сатаны.
Наутро, по какой-то неизвестной причине, решили отправить Мужавира в Зилаирскую тюрьму. Кучер – башкир, средних лет, перед тем, как посадить в сани хазрета, набросал туда душистого сена и бросил тулуп из невыделанной шкуры.
Замерзнешь, надень!
Не успели тронуться, путь переградил какой-то военный, видимо, знакомый кучера.
Ты слышал? – спросил он у него. – Начальник милиции насмерть разбился, упав с лестницы.
Как, упал с лестницы?
Говорят, утром пришел на работу весь перекошенный, не мог языком пошевелить. Упал с лестницы – и тут же отдал Богу душу.
Вот так да! Здоровый, как бык, мужик был!
Вот так, дружище! В последнее время, как с цепи сорванный ходил, никому проходу не давал.
Хазрет, слышавший их разговор, не знал, что делать.
О Боже, прости его! – только и промолвил он, вспомнив вчерашний допрос. – И не проклинал я его. Слишком уж непорядочно вел себя. Тут словесных проклятий не нужно, душа сама проклинает. Душевная обида, душевное проклятие – быстрее сбывается. А он, позабыв об уважении к старшему, вчера вон как распалялся!
Мужавир давно знает: что он подумает, то исполняется
и желания, и проклятия. Поэтому он очень осторожен, старается даже не думать о человеке плохо. Но ведь каждого об этом не предупредишь. Понятия о нравственности, воспитанности должны быть заложены в каждого с детства.
Пока хазрета одолевали тревожные мысли, пришел кучер и взялся за вожжи.
Давай, лошадка! Надо доехать до Зилаира засветло. На-а-а!
Лишь когда выехали из Баймака, кучер, как бы про себя, пробурчал:
Все грозился, мне дано право расстреливать без суда и следствия. Вот и догрозился, на свою голову.
Хотя кучер не произнес имени начальника, Мужавир понял, о ком идет речь. Выходит, и кучер его недолюбливал.
Всю дорогу молчали. Во времена, когда донос и клевета вершат судьбы людей, лучше промолчать.
Проехав стокилометровое расстояние за семь-восемь часов, они заехали в Зилаир, когда люди уже зажигали лампы. Кучер завернул в сторону тюрьмы.
Мужавира тут же закрыли в какую-то неприглядную камеру. За ним защелкнулся огромный, с лошадиную голову, замок. Привыкший к благоуханию цветочных лугов Мансыра, Мужавиру воздух камеры был невыносим. Постепенно немного привык. Прилег на голый топчан. Руки-ноги, все тело ныли от усталости, но он и здесь не мог сомкнуть глаз. Находясь в тюрьме, решил прочитать вечерний намаз, но вспомнил, что не совершил омовения.
“Время намаза должно быть точно соблюдено”, – подумал узник. – Да ведь ему ничего не стоит открыть замок, выйти из камеры и совершить омовение. Хазрет пошептал заговор, дунул в дверь, замок сам собой и открылся. Появилась возможность совершить обряд омовения. Вот, наконец, хазрет, встав напротив каабы, положил руки на грудь и начал читать вечерний намаз.
Бисмиллахир-рахманир-рахим! Альхамду-лил-лахи Раббил галямин...
Закончив намаз, взял в руки четки.
Субханалла, субханалла, субханалла...
Альхамду-лил-лах, альхамду-лил-лах, альхамду-лил- лах...
Аллаху акбар, Аллаху акбар, Аллаху акбар...
Если бы кто со стороны следил за пальцами хазрета, перебирающего четки, тот удивился бы ловкости его рук, совершенству его длинных тонких пальцев.
После долгого тасбиха он лег на узкие нары, с трудом поместившее его огромный рост, и попытался заснуть. У него было одно желание: “Хоть бы допрашивающий был добрым”. Он не хотел, невзначай обидев его, сделать так, чтоб этот человек также пострадал.
Однако допрос в Зилаире почти ничем не отличался от Баймакского. Первым делом следователя интересовало, каким чудом была открыта дверь камеры. После ознакомления с записями протокола он принял его за настоящего “врага народа”. Толстый белобрысый человек, не начав еще допрашивать, смотрел на Мужавира, вытаращив глаза, как на “врага народа”.
Что за чертовщина? – заорал он, желая узнать, каким образом была открыта дверь. Но хазрет решил в этот раз не говорить правду, пожав плечами промолвил: “Не знай”.
Басурманская морда, нацмен, захочу, так возьму и расстреляю тебя без суда и следствия! – пригрозил он. Увидев на руках хазрета четки, начал придираться к ним.
Что, пришел нас колдовать что ли, бабайка? – он хотел вырвать четки.
Не прикасайся грязными руками! – хазрет в гневе оттолкнул его руки. Тут следователя будто подменили. Только что рычавший, словно медведь, он потерял дар речи, злые глаза как-то опустошились, дыхание участилось, ноги сами собой подкосились. Хотя тело следователя ослабло, хотя он еле дышал, по привычке все же грязно выругался. Ему было непонятно, как он вдруг оказался перед заключенным в таком беспомощном состоянии. Он хотел застрелить хазрета – но руки не слушались. Следователь посмотрел в глаза старика – они пугающе блестели. Поймав его огненный взгляд, готовый засосать его, он понял, что перед ним человек непростой. Ведь дед следователя, который не пропускал не одного богослужения в церкви, рассказывал ему о таких вот волшебниках. Белобрысый решил во чтобы то ни стало побыстрее избавиться от этого башкира с пронзительным взглядом и четками на руках. Пусть ненароком не упадет волос с его головы, как бы не накликать на себя беды.
Через несколько минут каким-то чудом следователь вернулся в свое обычное состояние. Позвонив в колокольчик, позвал помощника и движением руки велел увести заключенного. Сам в ту же минуту, отвратительно храпя, уснул на кресле.
На следующий день следователь, придя в себя, подумал, как бы побыстрее избавиться от этого старика, лучше быть от греха подальше. Тут подвернулся случай.
Как раз в это время группу заключенных, осужденных по статье “расстрел”, должны были отправить в Уфу. Следователь, договорившись с начальником милиции, решил вместе с ними этапировать и Сиражетдинова Мужавира. “Пусть пошагает по весеннему бездорожью, хлебнет горя, тогда и не будет на людей влиять”, – подумал он. Изворотливые служители Зилаирской тюрьмы, повторно не допросив, переписали протокол, присланный из Баймака, поставили свои подписи и под вердиктом “особо опасен”, “обвиняется по статье №58 Уголовного кодекса Российского государства” отправили Мужавира в Уфу – на расстрел.
* *
Начало марта. Несмотря на весенний месяц, на дворе трескучий мороз, под ногами скрипит снег. Осужденных на высшую меру наказания людей, человек пятнадцать, по двое заковали в оковы и погнали в Уфу.
Мужавир заметил среди осужденных и своего друга Гибадуллу Хасанова. Для своего времени высокообразованный, окончивший в Ленинграде Горный институт, работавший и начальником шахты, и инженером по горному делу, этот человек всей душой был предан Советской власти. Как же он попал в разряд “врагов народа”? Оказалось, за рационализаторские предложения. Дескать, недоволен Советской властью, выражает свое несогласие. Что это за власть такая, если не пощадила даже Гибадуллу?..
Мужавир с Гибадуллой старались держаться вместе. И сзади, и спереди “врагов народа” охранял конный конвой. Еле волоча ногами, из последних сил шагавшие заключенные, наверно, были одними из первых жертв беспощадных черных репрессий. В народе не зря говорят, дорожные тяготы – адские муки, а тут мучения закованных в кандалы людей не передать словами. С одной стороны, донимает холод, с другой - голод. Руки в железных наручниках мерзнут, мочи нет, до крови натертые запястья нестерпимо ноют. Нет к бедным заключенным ни жалости, ни пощады.
Плотного телосложения, крепкий Мужавир на первых порах держался. А вот худосочный Гибадулла сильно сдал, не мог дальше волочить тяжелые оковы на ногах. К тому же стильные хромовые сапоги до крови натерли ноги. Доведенный до отчаяния состоянием друга, Мужавир в одной из деревень обменял дорогие сапоги Гибадуллы на простые лапти. Лишь после того, как Гибадулла надел изнутри теплые носки, снаружи обмотал онучами, он немного ожил. Как ни говори, лапти есть лапти – и легкие, и удобные. Но изначально измученный Гибадулла на глазах таял. У Стерлитамака вовсе обезножил. Мужавир, договорившись с офицером, сумел посадить его на обоз. Но и это не помогло. Не зря говорят, если мужчина ослабнет, трудно его восстановить. Гибадулле и на санях не стало легче. Вскоре он скончался.
Хазрет через конвойного остановил этапированных и похоронил друга и земляка на берегу реки Ашкадар, чему заключенные были несказанно удивлены. Как же мог Мужавир оставить друга незахороненным? Ведь сколько лет они в Идельбае и Муллакае учились вместе. Тогда, в прииске, когда Закир Рамиев спросил у Мужавира о самой сокровенной мечте, он сказал: “Хочу, чтобы Гибадулла учился на горных дел мастера”. И вправду, его друг выучился, стал одним из первых специалистов в горном деле, пользовался авторитетом. Между друзьями всегда были какие-то теплые родственные отношения. И вот судьба вынудила его похоронить своего лучшего друга своими руками на чужбине.
Пусть душа твоя покоится в раю, – пожелал хазрет, бросив горсть земли на могилу друга.
Для Мужавира мир как будто опустел. Он на миг забыл и про собственных детей. Ох, Гибадулла, Гибадулла, зачем так рано покинул нас? Ты так любил работать, любил новую жизнь. И вдруг твой жизненный огонь погас. Как беспощаден этот мир! Не было, наверно, на земле человека преданнее новой власти, чем Гибадулла. Своими силами выучился, работал, не покладая рук. Чтобы угодить этой власти, даже с Мужавиром старался встречаться реже. Боялся, что обвинят его в дружбе с муллой.
Скорби хазрета не было конца. То ли от горя, то ли по другой причине, Мужавир почувствовал ближе к Толба- зам недомогание.
Среди этапированных скончались еще два человека. “Схитрить что ли?”, – подумал хазрет. Если и дальше так пойдет, недолго и ноги протянуть. Что станет тогда с его детьми? Жена не вынесет. Мужавир обратился к всаднику, поставленному за старшего:
Сынок, вели посадить меня на обоз. Видишь, дальше не могу идти. – Сам, воздействуя на офицера своим пронзительным взглядом, уставился на него. Его взгляд сделал свое. Всадник, который в начале хотел было возразить, вдруг согласился. Превратился в послушного, смиренного малого.
Эй, Юлайка, посади этого старика на сани, а то обессилел, – сам ждет, когда исполнят его приказ. Мужавир до самой Уфы не слезал с саней.
Весна 1939 года. Уфимская тюрьма переполнена “врагами народа”. Их не успевают допрашивать. Через двадцать дней с таким трудом прибывших из Зилаира заключенных, из-за нехватки камер, без суда и следствия, не допрашивая, повели на расстрел. Не смели тронуть лишь Мужавира хазрета. Но, ознакомившись с протоколами допросов, где был поставлен вердикт “особо опасен”, его поместили в отдельную камеру. Несколько раз допросив, наконец, назначили день суда.
Сиражетдинов Мужавир! – звучит сухой и требовательный голос надзирателя. – На выход!
Поглазеть на суд над опасным преступником, собралось много народу. Человек пятьдесят, сидевших на первом ряду, присутствуют в качестве свидетелей. Вот судья, встав, объявляет о начале суда. После продолжительной речи о преступлениях врага народа слово предоставляется свидетелям. Но что-то странное творится с ними: у одних заплетается язык, у других путаются мысли, третьи забывают, о чем хотели сказать. За опозоренными свидетелями слово просят еще два человека из зала.
Мы земляки Мужавира хазрета, – говорят они. – У нас есть слово.
Ба-а-а, да это же кум Харис из деревни Бишкаин и самодеятельный артист Бахтияр, который когда-то со сцены изображал комический образ хазрета. Вспомнив про этот случай, Мужавир усмехнулся.
...Тогда молодежь увлекалась постановками. Любивший “артистничать” Бахтияр, одевшись точь-в-точь как хазрет, вышел на сцену и начал паясничать, в надежде рассмешить народ. Его развязность не понравилась хазрету. Не любивший применять свой дар без пущей надобности, хазрет в этот раз решил проучить назадачли- вого “артиста”. Он вынудил его раздеться догола и кривляться в таком виде на сцене. Односельчане, с самого начала не одобрявшие его поступок, смеялись над его безумствием до упаду, а бедная жена Бахтияра от стыда не знала, куда глаза деть. Наконец, подбежала к Мужавиру хазрету и стала умолять:
Прошу ради детей, верните разум мужа. Он больше не будет.
Женщина заплакала. Тогда пришедший в себя комедиант схватил одежду и выбежал из клуба.
Как помнится, потом приходил извиняться. Тогда Мужавир хитро ответил:
Да, ладно извиняться, зато как смешно было.
Вот этот “артист” – Бахтияр явился сегодня на суд свидетелем! Харис – понятное дело, хазрет тогда спас его детей от огня. Как всегда, помог дар предвидения. Хазрет знает, оба они приехали, чтобы помочь ему. Первым взял слово Харис. Он рассказал о благодеяниях хазрета, о том случае с пожаром, когда он поспешил из другой деревни, чтобы спасти его детей и имущество. Это произвело на присутствующих впечатление. Но некоторые не верили, говорили: “Сказка”.
Бахтияр также со свойственной ему артистичностью поведал залу о доброте хазрета, о его благодеяниях, на примере доказал, что он истинный авлия.
Если бы хазрет не чтил наши законы, не сидел бы сегодня здесь. Его способность безгранична. Он все заранее предвидит, даже мысли людей читает. Хазрет на первый взгляд только кажется простым. Ему нет равных в мудрости и проницательности. Он способен творить чудеса. Бойтесь проклятий хазрета. Меня сюда отправил весь народ Зауралья. Сказал, расскажи на суде правду о нашем великом ясновидце и всемогущем целителе. Мы, земляки, стоим за него горой.
Бахтияр сел. Его выступление многим открыло глаза. Засомневавшийся судья решил не спешить с приговором. Кажется, его поколебала возможность смуты в Зауралье. “По всему видно, непростой человек этот Сиражетдинов,
решил он. – Надо поступать с ним по уму”.
После долгих дебатов судья решил заменить смертный приговор десятилетним заключением. Судебные служащие теперь уже старались не так строго относиться к хазрету.
В народе не зря говорят: “Свой да не убьет”. Вот ведь даже Бахтияр его защищает. Интересно, как они добрались сюда? Хазрет расчувствовался, глаза его налились слезами. Про себя он пожелал своим землякам добра.
Таким образом, для хазрета, принявшего участь мученика, началась долгая десятилетняя жизнь узника. Его и в камере не оставляли в покое. В надежде, что у него есть сообщники из числа “врагов народа”, подсаживали в камеру своих людей. Может быть, он сообщит что-то важное. Но Мужавир видел подсаженную “утку” насквозь, поэтому делал так, что тот часами не выходил из отхожего места. Через несколько дней изможденного от поноса человека выводили из камеры.
Веровавший во всемогущего Господа Бога, хазрет, хотя и находился в неволе, исправно исполнял ежедневные пять намазов. Для совершения омовения ему хватало произнести молитву – замок сам собой открывался. При нем всегда был кумган. Надзиратели уже привыкли и тому, что запертый с вечера замок к утру был открыт.
Однажды хазрета позвал к себе начальник тюрьмы, наслышанный о его чудесах.
Садись, – указал на стул военный. Он был средних лет и по внешнему виду похож на мусульманина.
Ясновидящий, знавший о его добром расположении к себе, мягким свойским голосом сказал:
Сынок, недомогание у тебя. Дай-ка мне руку.
Действительно, из-за болезни жены он всю ночь не
сомкнул глаз. К какому только врачу не водил он ее, страдающую эпилепсией. Но, к сожалению, медицина бессильна перед этой болезнью. И Мужавира он вызвал сегодня от безысходности.
У тебя давление изменилось. Наверно, сегодня очень переживал, не спал. – Хазрет долго не отпускал его руки.
Сейчас пройдет, сейчас успокоишься...
Хазрет насквозь видит состояние этого мужчины. Ему трудно в жизни. Не хочет быть начальником тюрьмы. Хазрет знает, зачем он его вызвал. Его мучает болезнь любимой жены. Да, важнее всего погода в доме, здоровье домочадцев. Человека губит горе близких, печаль в семье.
Вскоре начальник легко вздохнул, словно с головы сняли тяжелый железный обруч, давивший на виски. Он весь вспотел, по спине потекли капельки пота. Почувствовал легкость во всем теле, как будто открылись глаза.
Я согнал с тебя хворь, – с такими словами хазрет пересел на указанное место. – Ты не любишь свою работу. Подвернется случай, переходи на другую.
“Откуда он знает? Удивительно!” – подумал мужчина и с неподдельным любопытством посмотрел на Мужавира.
Продолговатое широкое светлое лицо, высокий лоб, иссиня-черные широкие брови, словно крылья беркута. Сколько раз замечал он, такие брови бывают у волевых личностей или у больших начальников. Более всего начальника поразили глаза хазрета. В них нельзя прямо смотреть, кажется, он видит все твое нутро насквозь. В глазах хазрета есть удивительная сила, которая притягивает к себе. А руки! Какие они своеобразные. Широкие ладони едва сочетаются с длинными, тонкими пальцами. Такие пальцы характерны обычно людям благородных кровей или пианистам. Ногти же продолговатые, миндалевидной формы.
Начальник попытался представить нрав этого удивительного человека. Несомненно, много повидал, многое пережил, видимо, сильный духом, умный и проницательный и у себя на родине очень авторитетный. Главное, надежный. Так они просидели еще несколько минут, пока начальник не заговорил о главном:
Можешь вылечить падучую больную, хазрет? – Чтобы заключенный не подумал о чем-то другом, добавил, – Болеет жена хорошего знакомого.
Приведите. Постараюсь.
Нет, нет, она не сможет сюда прийти. Вам самому придется пойти.
Я согласен, – встрепенулся хазрет. – Может быть, судьба привела его сюда, в Уфу, чтобы он вылечил эту женщину. Все может быть. В нравоучениях неспроста говорится, считай всех, кроме себя, авлией.
После этого разговора начальник тюрьмы, изыскав возможность, привел хазрета домой. Удивительно красивая молодая женщина готовила на стол. Видимо, сначала хотят угостить хазрета. Придерживаются приличий народного гостеприимства. Очень правильно. Когда сидели за столом, он по горестному взгляду заметил: “Болеет эта женщина”. К тому же она не может забеременеть. Сердце хазрета охватило такое глубокое чувство жалости, что он решил сейчас же, не медля сделать эту милую женщину счастливой.
Болезнь жены нестрашная, ее можно вылечить, – сказал он уверенным голосом. Счел необходимым немного рассказать о себе. – Меня врачеванию учил знаменитый Габдулла Саиди. Был очень высокообразованный шейх. Падучую болезнь, говорил он, можно вылечить только заговором, молитвами. После моего лечения у женщины болезнь не повторится, иншалла.
Хазрет попросил оставить их с женщиной наедине. Он долго читал суры из Корана, только ему одному знакомые молитвы, и таким образом заговорив болезнь, промолвил:
Ребенка хочешь! И это можно заговорить. Но нельзя одновременно вылечить две болезни. Если будет на то воля Аллаха, еще приду... И тут же, написав оберег, завернул его треугольником, запечатал в фольгу и передал женщине, сказав:
Береги, как зеницу ока, ибо он священ.
Слова о ребенке особенно удивили женщину. Она же не говорила об этом, откуда он знает? Ей осталось лишь поблагодарить хазрета.
Эпилепсия, на самом деле, больше не повторилась. Неоднократные лечения пошли на пользу: через месяц- полтора женщина забеременела. Она, счастливая, здоровая, однажды сказала мужу:
Я даже не знаю, как отблагодарить хазрета. Освободил бы ты его из тюрьмы.
Я тоже об этом думаю. Но это не делается так быстро, дорогая.
Ради нашего будущего ребенка, пожалуйста, сделай это, – умоляла молодая женщина. – Его заговор и воля Аллаха вернули мне здоровье.
Ты права, такой человек не должен сидеть в тюрьме. Бог даст, все сделаю для его освобождения.
После этого случая отношение кхазрету резко изменилось. Надзирателей предупредили:
Не трогать старика. Пусть делает все, что хочет. Захотел бы убежать, давно бы это сделал.
С тех пор хазрета, прославившегося, как целитель, потихоньку начали водить и к другим больным на лечение. Как-то раз показали ему двенадцатилетнюю девочку, провалившуюся в яму.
В яме что-то потянуло тебя за ногу?
Да, кое-как вытащила. Тянуло ногу вниз.
В могилу ты провалилась. Если бы тут же прочитала молитву и поплевала по сторонам, болезнь к тебе не пристала бы. Наверное, не знала ты, деточка...
Хазрет три раза прочитал молитву. Начал отгонять невидимых духов.
Кыш-ш, кыш-ш, проклятые, оставьте ребенка, иначе уничтожу весь ваш род, – ругал он кого-то, поплевывая по сторонам.
Мать ребенка, мало верившая в выздоровление девочки, увидев, что деточка встала и пошла, пала на пол, обняла ноги хазрета и заплакала. Первый раз видел хазрет такое благодарение, такое преклонение.
Не надо, встаньте, матушка. Я рад, что помог вам.
Хазрет только потом узнал, чью дочь он вылечил. Оказывается, это дочь судьи. Счастливой матери хазрет сказал, пусть дочь пойдет по религиозной стезе, будет счастлива.
Где-то в середине мая Мужавира вызвали к начальнику тюрьмы.
Мужавир агай, мы тут вместе ходатайствовали о досрочном вашем освобождении. Получен положительный ответ. Документы готовы. Если где остановят, покажете вот эту справку, вас отпустят, – сказал начальник тюрьмы. – Я благодарен судьбе, что она свела нас с вами. Спасибо вам, авлия. Скоро у нас будет малыш... Моя жена каждый день благодарит вас.
Я тоже благодарю вас, – сказал хазрет. – Пусть у вас будет много детей, живите в согласии и любви, пусть дети радуют вас.
Начальник тюрьмы передал Мужавиру сумку.
Жена приготовила вам еды на дорогу. – Он вынул из кармана деньги и протянул их хазрету. – Счастливого пути.
Так, осужденный на десять лет, хазрет через четыре года вышел на свободу.
Господи, за какие грехи он понес такие страдания? Или же Аллах сам отправил его сюда, чтобы он вылечил этих больных и измученных? Или же это было испытанием на прочность и верность Господу?
Закрыв тюремную дверь снаружи, Мужавир хазрет полной грудью вдохнул свежий воздух. Он заранее предвидел, что скоро этот день наступит, но ему как-то не верилось. Слава Аллаху, он на свободе! Хазрет полетел бы, как птица, от этих надоевших тюремных запахов, серости и несносной тюремной баланды подальше, в родные края.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

О, Боже, как чудесно на воле, как привольно! Хазрет, наслаждаясь красотами окрестностей, завораживающего солнечного дня, наконец, дошел до окраины города. Вон виднеется дорога, ведущая в Стерлитамак. Когда-то он по этой дороге вместе с осужденными на расстрел заключенными шел, звеня тяжелыми оковами. Сердце Мужавира защемило. Из тогдашних пятнадцати человек он один возвращается домой. Какое-то время путник шел, склонив голову, не смея радоваться тому, что остался жив, что вышел на волю и вот сейчас шагает по этой дороге навстречу неизвестности. Думы одолевали его. Ведь под голубым небом места хватает каждому. Зачем лишать других наслаждения жить на этом белом свете? Из-за чего люди не могут жить по совести? Отчего грызутся друг с другом, придираются по пустякам, не дают житья другим? Коварные ненавидят непорочного, и честного погубить стремятся. Ставят себя выше Аллаха. Или они не понимают, что после смерти на каждого отмерено по два аршина земли? Люди меж собой равны, только судьбы у каждого разные. Некоторые готовы закрыть солнце от других, только не в состоянии сделать это. Но Аллах всемогущ, он делит все поровну. В судный день с коварных да надменных жестоко спросится. Хазрет не может понять, зачем люди, зная про все это, продолжают злобствовать, не боятся стать растопкой для ада.
Ой, что это я! Вместо того, чтобы наслаждаться окружающей красотой, задумался о вещах не столь веселых. Он нарвал небольшую веточку душистой черемухи. Какая благодать! Как благоухает! Там, дальше горицвет широко раскрыл глаза солнечному, свету. В какое благодатное время выпустили его из тюрьмы! Что ни говори, весна – это время, когда человек полон вдохновения, душа и тело тянутся к жизни и созиданию. Мужавир повернул к небольшой поляне. О, сколько здесь съедобных трав! Он потянулся к лесной редьке. А тут машет листочками молодой щавель, будто приглашая отведать и его. Эх, превратиться бы сейчас в птицу и в мгновения ока долететь до родного Мансыра! Как он соскучился по детям, по жене Гульемеш! Воспоминания о родном крае, о доброй реке Ургаза, шаловливой Шурале, о склонах Сусактау, где он когда-то косил сено, всколыхнули душу, и он убыстрил шаги.
Как бы ни торопился хазрет, дорога до дому долгая – целых шестьсот верст. Пока доберется, пройдет почти месяц. Да ладно, дойдет он, главное – на свободе, иншалла.
На первых порах Мужавир питался тем, что дал начальник тюрьмы, затем перешел на съедобные травы и коренья. Когда же стало совсем невмоготу, останавливался в деревнях, эа чашку молока или катыка читал аяты из Корана, лечил больных. Почти в каждом доме варят суп из борщевика, крапивы или щавеля. Но не у всех найдется горстка муки, чтобы добавить в суп, дабы так он становится сытнее, поэтому его сдабривают ложкой- другой кислого катыка. Но люди рады и этому, благодарят Бога за ниспосланную им пищу. Эта ненавистная война довела людей до ручки, все приходится отправлять на фронт, к тому же неподъемные налоги и займы совсем замучили народ.
Вот война закончится, досыта наедимся хлеба, – успокаивал хазрет сельчан.
Неужели можно наесться хлебом? – удивился мальчишка, вертевшийся у ног хазрета. Этот несмышленыш, худой от вечного недоедания, только и мечтал, как бы досыта наесться.
Верь, сынок. Этот день близок. Скоро победим фашистов и будем кушать, сколько влезет.
Мужавир с нежностью посмотрел на мальчика, в лице которого он отчетливо увидел, что скоро он останется круглым сиротой. Отца убьют на войне, мать умрет от голода. От жалости к ребенку хазрет прослезился. Отыскав клочок бумаги, написал молитву, свернул бумагу в тряпочку и положил ее в карман мальчика.
Не теряй мой оберег, всегда носи с собой, тогда будешь сытым. – Слова путника прозвучали, как напутствие. – Когда вырастешь, будешь большим человеком, сынок. Но для этого тебе нужно учиться, просись в Стер- литамакский детский дом, тебя там примут. Я – авлия, знаю, что говорю, и ты всегда помни мои слова, ладно!
Как бы ни было жалко мальчика, ему необходимо идти дальше. Проходя в день когда десять, когда двадцать верст, Мужавир добрался до Стерлитамака.
Несмотря на усталость, он поспешил к Ашкадару, где похоронил своего друга детства Гибадуллу. На могиле прочитал молитву за упокой его души.
Деньги, которые дал начальник тюрьмы, он приберег, старался не тратить. Может, купит на них гостинцы домочадцам.
Наконец, проделав долгий путь, воочию убедившись в бедственном положении народа, рассуждая, как помочь стране выйти из этого кризиса, где-то к концу июня, он добрел до Баймака. Сил дальше двигаться не осталось, и он остановился у двоюродного брата, проживавшего в деревне Идельбай в трех верстах от города.
Батюшки, Мужавир кайнага, вы ли это? – Сноха Райхана сразу не узнала его. – О, Боже, Хамидулла, Господь услышал наши мольбы, – она от радости не знала, куда посадить дорогого гостя, скоренько принялась готовить стол. Велела детям затопить баню.
Ой, ты мой кайнага! – Она то похлопывала его по спине, словно ребенка, то спешила рассказать о новостях в семье Мужавира.
Хамидулла, хотя и не мельтешил, как жена, перед глазами брата, был несказанно рад его возвращению.
Тебя посадили только за то, что ты предупреждал о грядущей войне. Так и случилось, как ты и предсказал. Вон как лютует враг. Каждый день кому-то из деревенских приходит похоронка.
Мужчины поговорили о делах на фронте.
Когда же закончится эта война? – спросил брата Хамидулла.
Еще года два будет идти. Но она закончится нашей победой. Наши будут бить врага в его логове.
Неужто?
Домашние, услышав слова авлии, очень обрадовались. “Дай Бог, каждый день просим об этом”, – присоединилась к разговору и Райхана.
Хазрет рассказал родным подробно все, что приключилось с ним за время его отсутствия. Добавил, что в тюрьме встретил хороших людей, через них вышел из тюрьмы.
На десять лет засудили, но начальник тюрьмы сам ходатайствовал перед начальством, доказывая мою невиновность. И вот через четыре года освободили, – сказал хазрет.
Хамидулла начал уговаривать брата остаться у них еще на несколько дней.
Немного отдохни, приведи себя в божеский вид, иначе дома не узнают, – говорил он, жалея брата и в то же время, не зная, как оказать ему свое почтение. Велел жене сварить тот небольшой кусок вяленого мяса, который приберегли для такого вот торжественного случая. Рай- хана сбегала на пригорок, набрала ведерко ягод.
Не пришлось далеко ходить, тут же набрела на ягодное место. Ягоды так и стелятся под ногами. Ешь, кай- нага, ешь досыта. Тебе надо набираться сил.
После такой радушной встречи и угощения настроение у Мужавира улучшилось. Он от всей души поблагодарил брата и сноху, оказавшим ему такое радушие.
Ваша доброта, оказанная мне пусть приумножиться, да вернется к вам. Пусть сыновья ваши вернутся с войны целы и невредимы. И стол ваш будет всегда полон. Аминь!
Во время утреннего чая Мужавир хазрет попросил брата:
Я думал, если вернусь живым и невредимым, то, заплатив любую цену, заберу у тебя ту книгу, привезенную из Египта. Взамен дам все, что попросишь.
Хамидулла тут же принес дорогую реликвию и положил ее перед братом.
Ничего не надо, агай, так возьми, он предназначен тебе. Пусть будет моим подарком в честь твоего возвращения, – сказал он.
Когда драгоценная книга оказалась у него в руках, Мужавир обрадовался, как дитя. В этой священной книге, помимо всего прочего, дается поучение, как избежать мук светопреставления. Лишь вера в Бога, мольба к нему, чтение молитв защитят людей от бедствий, говорится в ней. Потихоньку хазрет будет поучать людей, найдет способы возвращения их к вере. Неокрепшим духом даст духовную силу, молодым и неопытным – веру в себя и мудрость. Вон и государственные мужи теперь от отчаяния обращаются к религиозным деятелям. Так Господь Бог через испытания возвращает народ к вере.
Он уверен, что в жизни нужно рассматривать науку и религию в одной плоскости, во взаимосвязи. Человечество спасет от погибели только религия.
—	Люди рассказывали, будто сам Сталин приглашал Габдрахмана муфтия в Кремль, когда страна был в опасности, хотел узнать, как победить в Волгоградской битве. “Шаг назад — и война будет проиграна”, — сказал муфтий-провидец. Тогда Сталин издал указ: “Ни шагу назад!”Они с братом Хамидуллой проговорили до полуночи. Братья солидарны во мнениях, мыслят одинаково.
– Когда фашисты вплотную подошли к Москве, Верховный муфтий республики Габдрахман Расулев созвал в Тукаевскую мечеть самых сильных шакирдов Зайнуллы ишана и Габдуллы
Саиди хазрета, чтобы они совершали зикр, читая молитвы и прося Аллаха о победе над фашистами.
Тогда, говорят, войско немецкое, как угар, обволокло черное облако. Воспользовавшись моментом, наши поднялись в атаку и победили.
В эти дни и я целыми днями совершал зикр, читая Коран и с мольбой обращаясь к Богу.
Люди рассказывали, будто сам Сталин приглашал Габдрахмана муфтия в Кремль, когда страна был в опасности, хотел узнать, как победить в Волгоградской битве. “Шаг назад – и война будет проиграна”, – сказал муфтий-провидец. Тогда Сталин издал указ: “Ни шагу назад!”
Все может быть, я верю в это.
Отдохнув три дня в Идельбае, выспавшись, попарившись в бане, приняв нормальный вид, хазрет засобирался домой.
Если бы была лошадь, быстро домчал бы тебя до Мансыра, – сокрушался Хамидулла. – Всех лошадей забрали на фронт, в Башкирскую кавалерийскую дивизию. Агай, уж не обессудь, что отпускаю тебя пешком. Выйдешь после утреннего намаза, к полудню, Бог даст, доберешься.
Хазрет даже обрадовался, что пришлось идти пешком, расстояние между Баймаком и Мансыром двадцать пять верст. Родимая сторона встречает его вся в цвету. Идти вдоль речки Шурале – одно наслаждение! Как прекрасна его малая родина: под землей – несметное богатство, над землей – кладезь целебных трав и плодов. На склонах гор поспела ягода, скоро созреет вишня, смородина, калина, черемуха. Тогда люди вздохнут свободнее.
Вот показался Олосаз. Значит, до деревни рукой подать. У хазрета, повидавшего столько горя и мучений, при виде своей деревни бешено заколотилось сердце. Словно разделяя его радость, рядом порхают разноцветные бабочки, над головой запела птичка.
Хазрет обратился к ней:
Пташечка моя, маленькая, лети в Мансыр! Сядь на подоконник моей Гульемеш и спой ей песню! Скажи, твой Мужавир возвращается.
Птичка словно поняла его. Улетела в сторону Мансыра. Вслед за ней и хазрет прибавил шагу.

ЧАБАН МИНЛЕГУЛ

Мужавир хазрет через газеты и журналы, также благодаря своему дару прорицания, был осведомлен о положении дел в стране, его удручал стиль управления страной тогдашних руководителей.
Как сливки с молока, отцеживали и уничтожали самых достойных людей общества. Не признавали Бога, его единства, служили иблису.
Людям, не очень сведущим, он говорил:
Пройдет немного времени, узнаем мы истину. Тогда и рассудим.
Народ одобрял слова хазрета, молча. Молодежь же, выросшая в советское время, не принимала его слов, выступала против.
Сталин – отец наш. Благодаря его уму и прозорливости, мы победили Гитлера, – спорил с хазретом член партии, чабан Минлегул, надменно считавший себя пупом земли.
Что не скажет тюремщик Мужавир, пережиток прошлого?
А ты сам знаешь, о чем говоришь, молокосос? – возразил ему немолодой мужчина, прошедший войну. – Или ты тоже воевал? Ведь предупреждали же Сталина о грядущей войне. Но он не хотел об этом слышать, повелевал расстреливать каждого, кто предупреждал о войне.
После таких слов старые душевные раны хазрета начинают ныть.
Люди добрые, меня в тюрьму посадили не за преступления, а за то, что сказал, что скоро Германия нападет на Россию. Скажите, разве я был неправ? Фашисты ведь напали на сонных людей. Если бы в моих силах, остановил бы я этих бешеных собак. Но я был не в силах противостоять миллионному войску противника. Если бы прислушались вовремя, не было бы такого кровопролития, стольких жертв. – Хазрет направил свой пронзительный взгляд на Минлегула. – В следующий раз подумай, сынок, прежде чем такое говорить, ладно.
Минлегул, считавший почти восьмидесятилетнего хазрета пережитком прошлого, про себя усмехнулся: “Тоже мне, знаток”. Несмотря на его усмешку, хазрет продолжал:
По грубому подсчету, жертвы репрессий равны жертвам Отечественной войны. Попомните мои слова: где-то через десять-двадцать лет партийцы сами скажут об этом.
Эти слова хазрета, его обвинения Сталина услышал и колхозный бухгалтер Сулей. Он не замедлил доложить об этом в нужное место. Этот человек издавна промышлял доносом, клеветой на невинных людей. В этот раз он, с утра наскоро придумав повод, отправился в райцентр с доносом на Мужавира. Он, неблагодарный, быстро забыл, что вот этот хазрет, на кого он хотел донести, исцелил его дочь от заикания. Просидев целый день, он дождался, когда секретарь райкома Максютов примет его.
Мужавир хазрет подстрекает людей против Сталина,
сказал он, походя. – Все, кроме чабана Минлегула, прислушиваются к нему...
Наслышанный о пророческом даре хазрета, Вилким Сабирович не удивился, спокойным голосом сказал:
Перестаньте уж придираться к пожилому человеку,
сам старался не глядеть в лицо доносчика. Про себя подумал: “Подхалим, сволочь. Вот так башкиры губят друг друга. Узнал бы авлия про твои проделки, лишил бы тебя грязного языка, тогда бы знал...”
И вправду, через несколько дней районный начальник услышал, что бухгалтер Сулейман лишился дара речи. Хотя он на каждом шагу слышал про чудеса, совершенные хазретом, этот случай его потряс.
Возможно, он узнал мои мысли?
Вилким Сабирович еще больше зауважал хазрета. Договорившись с директором совхоза “Зилаирский” освободил его от всяких налогов и недоимок. Не смея возразить просьбам уважаемого аксакала, не стал трогать земли близ Мансыра, не строил там ни ферм, ни других сооружений, не пахал, не сеял на ковыльных степях. Природа вокруг деревни осталась в первозданном виде. На склонах гор Аралтау, Иманай, Кызылъяр и Сусактау, вдоль рек Ургаза и Шурале на воле паслись кони – любимые животные хазрета. Табуны полудиких коней не знали счета, их никто не пас. Да и не к чему это: лошадям была бы лишь ковыль. Нынче небольшой колхоз сделали отделением совхоза, но и руководители совхоза не ослушались хазрета. Молодой совхоз в эти годы стал подниматься за счет семеноводства, земледелия. А когда директором совхоза назначили умелого руководителя Рахимьяна Яхина, дела особенно пошли в гору. Богатый урожай зерна, большой приплод молодняка, фруктовые сады, огородничество приносили большую прибыль совхозу. Несмотря на горячую страду, Рахимьян Хайретдинович находит время заскочить к хазрету. Расскажет ему совхозные новости, спросит совета. В Мансыре наполнив тур- сык свежим кумысом, продолжит свой путь дальше.
Если обуздает свою горячность, этот человек далеко пойдет, - предрекает ему будущее хазрет, желая ему здоровья, а совхозу – процветания.
Как-то после работы Рахимьян Хайретдинович, усталый, по привычке завернул в Мансыр. Он застал Мужавира хазрета за чтением газеты с лупой в руке.
Какие новости есть в мире? – поинтересовался он у хазрета.
Скоро совхозу “Зилаирский” вручат высокую государственную награду.
В газете написали?
Нет, сам знаю. Будущее совхоза очень обнадеживает,
сказал хазрет. – Земля наша священная.
От радости, позабыв об усталости, Рахимьян обнял хазрета.
Твоими бы устами да мед пить, живи до ста, хазрет.
Действительно, осенью приехавший из Уфы на праздник урожая большой начальник вручил совхозу “Зилаирский” орден Ленина.
За радостную весть поставлю в вашей деревне движок, – обещал Рахимьян и сдержал слово.
Зачем движок деревушке в четыре дома, – возмутился было главный инженер, но директор настоял:
Там живет великий провидец и мудрец Мужавир хазрет.
Не зря говорят, от кобылы рождаются и серые, и буланые жеребята. Так и люди. И праведных, и безбожников порождает время. Под влиянием новой власти, в такие времена умничают люди, не признающие ни Бога, ни муллу. “Тех, кто поучает уму-разуму, принимают за пережиток прошлого. Слово “благовоспитанность” вообще стараются выбросить из обихода, принизив его значение.
Возьмем хотя бы чабана Минлегула. Для него не существует понятие “уважение к старшим”. Хвастается: “Я – партийный, партбилет всегда ношу с собой, под сердцем
в грудном кармане, даже тогда, когда пасу овец. Партия для меня и Бог, и царь”. Жена Махмуза, втихаря от мужа, попросила Мужавира хазрета подготовить для него оберег, который она пришила к нижней стороне воротника фуфайки в надежде, что он сбережет ее мужа от несчастий, ведь работает он с отарой один в поле. Откуда-то прознав про это, Минлегул устроил дома скандал. Оберег сжег в печке:
Меня, члена партии, позоришь. Чтобы больше ноги твоей не было в доме хазрета, – распалялся он.
Минлегул из-за хазрета поругался и с односельчанином Габдрахманом.
...Во время перекура Габдрахман поведал мужикам историю своей племянницы Райханы, дочери сестры Миннисы.
Девушка, обучающаяся в педучилище, весной во дворе, прямо на земле, на зеленой лужайке, готовилась к экзаменам. Как-то сон склонил ее. Вдруг она проснулась от неприятного ощущения: по ней ползло что-то мерзкое и холодное. Да это же змея! От испуга девушка потеряла сознание. Когда очнулась, потеряла дар речи. Как ни старалась, не могла произнести ни единого слова. Родители тут же повезли ее в больницу.
Мы не в состоянии ее вылечить, везите в город, – посоветовали там.
Не надо никуда возить, – возразила бабушка, когда дома родители девушки рассказали про результат поездки.
Отведите ее к нашему хазрету, он всесилен.
Не смея перечить пожилому человеку, они повезли Райхану в Мансыр.
Дожидался я доченьку, никуда не уходил, – с такими словами встретил посетителей целитель. – Как не излечить такую красавицу, будущую учительницу!
Хазрет прочитал молитву, подул в глаза и в голову девушки, рукой провел по ее волосам и, словно желая отогнать болезнь, сделал таинственные отгоняющие движения. Вскоре обратился к девушке, которая не отводила от него глаз, полных надежды и мольбы:
Давай-ка, доченька, скажи спасибо, дедушка, вылечил ты меня.
Девушка, начавшая уже привыкать к своей немоте, поначалу не поверила своему счастью. Все же решила повторить за хазретом.
Она заговорила своим прежним голосом. Потрясенная девушка заплакала. Родители не знали, как благодарить хазрета.
...Не успел Габдрахман рассказать эту историю, как тут же чабан Минлегул аж чуть не подскочил:
Чушь! Демагогия! Специально распространяет сказку, чтобы побольше давали садаку.
Не будь безбожником, Минлегул, – обратился к нему один из слушавших. – Хазрет настоящий целитель.
Тоже мне целитель! Вон моя жена отвела к нему сына Рамиля, уж больно он плакал. Думали, что сглазили.
И что?
Сына не сглазили. Ничего у него не болит. Малое дитя, как авлия, предвидит свое будущее, плачет от печали, сказал хазрет. Какая чушь! Будто он будет жить далеко от дома. Не сможет говорить на своем родном языке, будет тосковать. Небылица!. Кто поверит этой сказке, скажите! Разве шестимесячный малыш может предвидеть, что с ним будет, и из-за этого плакать?
По своему трактуя то, что люди стояли, не проронив не слова, Минлегул продолжал свои философствования:
Хазрет постоянно твердит, не тратьте попусту воду, мол, грех будет, иначе не останется на земле питьевой воды. Чистая сказка! Откуда ему знать, невежде, что земной шар на две трети состоит из воды. Еще предрекает, что перед концом света человек уткнется в один угол, и ничем его оттуда не оттащишь. Бред какой-то. Если начнешь слушать этого афериста...
Не придирайся к хазрету, не бери грех на душу. Чем он навредил тебе? – ответил Габдрахман и поднялся уходить. За ним поднялись и другие.
Минлегул остался стоять один, но не подал виду. Пусть уходят. Никому он не будет кланяться. Готов горы свернуть. К тому же авторитетный чабан колхоза. Недавно участвовал в работе съезда. Умеет и работать, и дом содержать.
Конечно, он никогда не помышлял, что когда-нибудь и ему, новому человеку новой формации, придется склонить голову перед Мужавиром хазретом.
Действительно, дела чабана Минлегула спорились. Летом пасти мелкий скот не очень обременительно. Отгонит овец на гору, оставит там под присмотром собаки и лежит себе, отдыхает в тенечке. Когда надо, занимается своими делами. Вон накосил сена на зиму, заготовил жерди для забора. Передовой чабан носит с собой и книги. Дескать, изучает приемы разведения овец на научной основе.
Хлопоты начинаются осенью, когда моросит мелкий дождь, дуют пронзительные осенние ветра. Вместе с его порывами тупые овцы, как летние слепни, не знают, куда податься.
Как-то Минлегулу подвернулся трактор, чтобы отвезти сено домой. Он закрыл овец в загоне и отправился по своим делам. А когда вернулся после обеда к овцам, от отары и след простыл. Что за чертовщина!
Он спешно обошел всю округу. От овец ни следа. Поначалу Минлегул искал отару один, так как не хватило духу признаться руководству совхоза о пропаже. Но когда понял, что поиски его тщетны, вынужден был об этом рассказать управляющему.
Я доверил тебе самую большую отару, думал ты ответственный, сам ведь постоянно хвастаешься, я – партийный. Оказывается, одно бахвальство от тебя.
Затем зло посмотрел на Минлегула, словно на врага народа, и сказал:
Знай, если не найдешь отару, гнить тебе в тюрьме.
К нему, как Моська, присоединился, зоотехник:
Конечно, зазнался, как съезд – так отправляют его, как подарки – ему, как хвалить так – его.
К управляющему у Минлегула нет обиды, а вот слова зоотехника его крепко задели. Как ни говори, дружат семьями. Жены – близкие подруги. В прошлом году вон заготовил для него воз сена. И что он сейчас такое несет? Верь такому человеку. Минлегул от злости сжал зубы, но промолчал, раз виноват, приходится терпеть.
Вернувшись домой, наскоро набил рюкзак едой и верхом на лошади снова отправился искать пропавших овец. Сначала проехался вдоль Ургазы. Поднялся на Кызылъяр, обошел Сусактау, дошел до деревни Гали. Отары нигде не видно. Слова управляющего: “Гнить тебе в тюрьме”, – звенели в ушах... В былые времена НКВД сажал на семь лет жниц только за то, что приносили голодным детям в кармане горсть зерна. А сталинский закон 1932 года все еще в силе. За отару же, то есть за пятьсот овец, вовсе живьем сдерут с тебя кожу. Плохи дела, если овец угнали казахи. Минлегула прошиб холодный пот. Он решил прямо отсюда проехать до Файзуллы. Поднялся по реке Шурале выше, объездил везде, где только можно.

Домой вернулся только через два дня. Отары не было. На следующий день начал моросить мелкий промозглый дождь. Минлегул, уставший донельзя, сменив лошадь, отправился в сторону деревень Баиш и Карамалы. Осмотрел каждый овражек, каждый кустик. Скотинушки словно в землю провалились. Чабан снова вернулся ни с чем.

Гора Кынгырташ.

Жена Махмуза не знала, что делать, переживая за мужа, который вернулся весь мокрый, еле держась на ногах. Она взмолилась мужу:
Минлегул, ты бы сходил к хазрету... Сперва извинись за свои слова. Авлия не держит на людей обиды, он сразу подскажет тебе, где искать овец. Говорят, он исцелил и доносчика Сулеймана, когда он пришел к нему с поклоном и мольбой. Сейчас он разговаривает, не устает расхваливать хазрета.
Минлегул, разуверовавшись в том, что найдет отару, не надеялся и на помощь Мужавира. Только с тем, чтобы не расстраивать жену, он согласился пойти к хазрету. Если посадят в тюрьму, хотя бы жена не будет обижаться, мол, не послушался меня.
Заранее знавший о приходе Минлегула, хазрет дожидался его у ворот. Не успел он слезть с лошади, как Мужавир сказал:
Иди вон быстрее пригони овец. Они живы-невре- димы. Пошли по ветру и стоят под одним стогом. – Хазрет показал направление, куда необходимо ехать. – Не беспокойся, стоят на безопасном месте.
Все время хаявший хазрета, Минлегул не посмел поднять на него глаз. Склонив голову, спрятав взгляд, погнал лошадь по указанному хазретом направлению.
Действительно, вот они, его овцы, окружили большой стог и жуют себе сено! Минлегул не поверил глазам. Ведь он сколько раз проезжал мимо этого места. Как он не увидел, бестолковый? Вот чудо!
Минлегул не знал, радоваться ему или плакать. Окончательно потерявший надежду найти овец, внутренне подготовившийся к следственным действиям, Минлегул не заметил, как по его небритым щекам покатились слезы. Он не помнил, когда последний раз плакал. Слезы счастья, слезы радости, оказывается, совсем не горькие...
Закрыв овец в загоне, Минлегул, несмотря на то, что уже вечерело, не заходя домой, отправился прямо к хазрету.
Мужавир в белой рубашке, такой же белоснежной чалме сидел и что-то читал.
Тебя дожидаюсь, безбожник, – сказал он шутливо. – Овцы целы?
Я не верил в твое прорицательство, хазрет. Если можешь, прости меня, – сказал Минлегул, оставив свою гордыню. – За благую весть даю вам своего жеребца, откормленного на убой.
Не надо. Я помог тебе не ради садаки. Мое предназначение на земле – помогать людям, я – божий человек,
затем добавил чуть обиженно, – Если послушаешь, есть у меня к тебе одна просьба.
Говори, хазрет, слушаю, – голос Минлегула был искренним.
Верь в существование и единство Бога, не будь безбожником.
Хазрет решил дать еще пару советов этому работящему, но в данный момент очень уставшему человеку.
Не обижай свою жену. Она у тебя очень добрая мусульманка. Не держи зла за мои слова о будущем твоего сына. Рамиль твой будет жить в одном из сибирских городов. Будет иметь жену и детей. Но он будет очень тосковать по родине, по родному языку, песням и мелодиям родного края. Малыш твой предчувствует это. Все дети – авлии. Правду говорю.
Хазрет, – голос Минлегула задрожал, – никогда не забуду вашу доброту, буду следовать вашим советам. Бог даст, детям и внукам передам, как завет.
Первый раз в жизни из уст надменного мужчины вырвалось заветное: “Бог даст”.
Иншалла, постепенно к людям возвращается вера. Хазрет доволен, что он своей божественной силой помог человеку ступить на путь истины. Слава Богу.

НАКАЗ АВЛИИ

Мужавир хазрет и сегодня намеревался совершить утренний намаз на вершине горы напротив деревни – на самом высоком ее месте, где он любил встречать утро аятом из Корана.
После теплой летней ночи наступало благодатное время намаза. Надев на ноги легкие ичиги, накрывшись шелковым зиляном, по проторенной им самим же узкой тропинке шагает мужчина, крупного телосложения, в зеленой бархатной тюбетейке. Дойдя до вершины горы, где он из широких плоских камней приспособил место для намаза, Мужавир хазрет достает бархатный бухарский молитвенник и стелет его на камни, затем, подняв руки к мочкам ушей, обращается в сторону Каабы. Сначала окрестности возвещает громким азаном, затем сложив руки на груди, совершает два ракагата суннат намаза и два ракагата фарыз намаза. После от души прочитанного намаза вдохновленный хазрет достает из кармана аккуратно нанизанные из финиковых косточек четки, с годами поверхность которых стала гладкой и приятной на ощупь, и долго перебирает их, желая перед Аллахом добра и благополучия родной земле, затем читает аяты из Корана. За богоугодным занятием он не заметил, как первые золотые лучи утреннего солнца озарили бескрайние просторы вокруг Ирендыка. Немного понежившись в лучах поднимавшегося солнца, Мужавир хазрет в раздумьях посидел еще чуток и поднялся с места. Встряхнул молитвенник и положил его на издревле лежавший здесь четырехугольный камень, напоминающий сундук. Затем приблизился к краю вершины. Осмотрелся. Вот его деревня. Священная земля предков. Чуть поодаль виднеется мечеть. Долго стоял авлия, вдыхая воздух, насквозь пропитанный ароматом травы богородицы, или чабреца, застлавшего весь склон горы, наблюдая, как колышется по утреннему дуновению ветра седовласая ковыль, приветствуя первые лучи солнца. Душа была переполнена горячим чувством любви к родной земле. Он повернулся к Каабе и опустился на колени. Протянув руки вперед, взмолился:
Господи, Боже мой! Прими мой намаз. Пусть вечен будет наш цветущий край! Сохрани наши земли от бедствий и напастей, будь ее защитником!
Хазрет, любуясь пробуждающимся солнцем, присел на камень, словно вбирая в себя силы от первых ярких солнечных лучей.
Он всю жизнь благодарен предкам, что избрали местом проживания именно эти края, деревню Мансыр, уютно прижавшуюся к гордому Ирендыку. Конечно, при желании он мог, используя свою способность творить чудеса, направить свою чудодейственную силу на то, чтобы жить в больших городах, в домах, не уступающих по своему комфорту и удобствам дорогим дворцам. Но он не желает покидать родной Мансыр, землю своих предков, куда приросли его корни. Он не может представить свою жизнь без этих рек и озер, гор и долин, ковыльных степей, где табунами пасутся лошади, где ему в детстве на горе Иманай через радугу-дугу передалась божественная сила. Он черпает силы от родной природы, родная земля дает ему заряд бодрости и энергии.
Мужавир, приподнявшись с камня, посмотрел в сторону тянувшейся длинной лентой дороги. Почувствовал, что скоро по этой дороге привезут к нему слепую девушку. Видать, издалека едут. Кажется, не нашей веры. Пусть, целители не делят людей по национальностям и верованиям. Пророческий дар предсказывает, что путники люди добрые, едут к нему с бесконечной верой и надеждой. Это придает хазрету желание помочь. Он, снова повернувшись к Каабе, помолился.
Господи, дай силы, чтобы помочь отчаявшимся людям, чтоб открыть глаза бедному ребенку.
Затем он сложил молитвенник, быстренько собрался и зашагал домой. Ему доставляло удовольствие шагать по утренней росе, поблескивающей от ярких солнечных лучей.
Хазрет зашагал быстрее. Путники, должно быть, высокопоставленные лица. Пока они доедут, надо привести порядок в доме, должным образом подготовиться.
Хазрет обратился к жене, готовившей утренний чай:
Готовься встречать гостей. Скажи, чтобы затопили баню. Поставь кипятить большой медный самовар. После чая забью одну овечку. Скажи снохе, чтобы приготовила тултырму.
Он вышел во двор и обновил омовение, затем зашел и устроился на большой пуховой подушке, скрестив ноги. На столе пылал жаром большой медный самовар. Гульемеш абыстай, относившаяся к мужу с большим почтением и любовью, поставила перед ним пиалу с горячим чаем и пододвинула приготовленные яства.
Путники, которых дожидался хазрет, подъехали ближе к обеду. Из машины, остановившейся у ворот, сначала вышел солидный мужчина в дорогом сером костюме из немнущегося материала, со шляпой на голове. Он открыл заднюю дверцу машины, и оттуда вышла светловолосая женщина с грустным выражением лица.
Доченька, Настенька, приехали, – сказал мужчина и за руки вывел девочку лет двенадцати из машины. Она тут же ощупью нашла мать и зацепилась за нее. Хазрет понял, что она не может обходиться без посторонней помощи. Ее застывшие большие голубые глаза указывали на то, что девочка полностью слепа.
Когда старший сын Варис завел путников в дом, хазрет в белой рубашке и белоснежной чалме величаво сидел на топчане на пуховой подушке, перебирая четки.
Вошедшие оробели, встретившись со взглядом старца, который словно видел их насквозь. Они несмело остановились у дверей, пока хазрет ласково не обратился к ним:
Проходите, проходите, я вас давно уже жду.
Как ждете? – Мужчина очень удивился. – Мы, кажется, не предупреждали о приезде. – Осмелевший путник протянул хазрету руку, чтобы поздороваться. Глядя на мужа, жена тоже хотела поздороваться, но хазрет не подал руки, сказав, что у мусульман мужчина не здоровается с женщиной за руку. Мужавир обратился к девочке, стоявшей у порога, как изваяние:
Доченька, и ты проходи, иди ко мне. – Он обратил свой проницательный взор на слепую девочку.
Мать подвела ее к хазрету.
Как тебя зовут? – спросил Мужавир хазрет, взяв руки девочки в свои ладони. Руки у нее были тонкие, длиннопалые.
Анастасия.
Красивое имя.
Мать девочки, пристально всматриваясь в движения целителя, который все еще не отпускал рук ребенка, услышала уверенный голос хазрета.
Эту девочку сильно сглазили. А что, она музыкант?

– Да.
– Ваша дочь будет знаменитой пианисткой.
– Не знаю, – мать глубоко вздохнула. – Возможно ли это для слепого ребенка?
Хазрет отпустил руки Анастасии и, поглаживая по заплетенным косам, по спине, рукам и ногам девочки, пошептал молитву и подул на нее.
– Субханалла, иншалла, дитя поправится, – сказал он, наконец, оставшись довольный проведенным лечением.
Девочка не только внешностью, но и нравом хороша. Воспитанный ребенок.
Затем обратился к Насте:
– Иди-ка, дочка, в дровяннике есть дрова, занеси-ка охапку.
Мать девочки тут же соскочила с места:
– Простите ради Бога, она ведь совсем ничего не видит. Она не сможет!
– Не волнуйся, женщина, – успокоил мать хазрет, сам снова повернулся к девочке.
– Иди, доченька, не бойся! Исполни мою просьбу.
Девочка встала и направилась к двери. Ощупью нашла
ее и, открыв, вышла во двор. Перепуганные родители были вне себя от мысли, что их дочь может споткнуться и упасть в незнакомом месте. Они хотели было бежать за ней, но постеснялись хазрета и остались на месте.
Не прошло и двух-трех минут, как на пороге появилась девочка с охапкой дров на руках. Ее голубые глаза излучали свет. Лицо сияло. А сама без умолку щебетала:
– Мама, папа, я вижу, вижу! – Она словно забыла, что держит дрова. От счастья готова была улететь – только крыльев не было.
Пока родители стояли, раскрыв рты от удивления, послышался голос доброго хазрета:
– Доченька, положи дрова возле печи, сама пройди сюда.
Родители, безрезультатно обошедшие пороги всевозможных клиник, врачей, лекарей, не могли поверить, что слепоту их дочери можно вылечить вот так, без особых усилий, легко и просто, поэтому они допытывались у дочери:
– Правда, Настенька? Ты на самом деле видишь?
– Вижу, папа, четко вижу, мама! – без конца повторяла счастливая девочка.
– Дедушка в белом! Ведь он мне помог! – прошептала девочка и подбежала к довольно улыбающемуся хазрету. Она обняла его и по русской традиции три раза поцеловала его в щеки.
Родители, видевшие бесконечное счастье дочери, встали, и мать взволнованно сказала:
– Вы – Бог.
– Не говорите так, нельзя, – остановил женщину хазрет. – Нельзя равнять человека с Богом – это грех. Я всего лишь авлия. Можно сказать, провидец. Исцеляю больных.
Мы слышали про вашу способность, очень верили в вас и не ошиблись. Спасибо вам, – промолвил мужчина. По его поведению, манере разговора можно было догадаться, что он занимает высокий пост. Приезжий из Москвы продолжил:
Хотите квартиру в каком-нибудь большом городе? Машина нужна? Что пожелаете, что попросите, я с удовольствием исполню вашу просьбу.
Хазрет на своем веку много видел людей, которые, излечившись от болезней, готовы были отдать все, что угодно. Поэтому не удивился этим словам.
Вам спасибо, гости дорогие. Я рад, что помог вам. Мне ничего не нужно. Живем в достатке. Пусть Господь благословит то, что есть, – ответил Мужавир хазрет. Посчитав этот разговор законченным, перевел беседу на другое.
Вы приехали издалека. Наверно, устали, проголодались. Давайте перекусим. Затем отдохнете, искупаетесь в бане.
Гость снова удивился.
Мы, кажется, не говорили, откуда приехали?
Бог подсказывает, – сказал хазрет сдержанно. – Вот и сейчас кто-то торопится. Любит пропустить. Спрятал бутылку под деревом. Будто может обмануть хазрета, шельма.
Гости от удивления переглянулись, не зная, верить услышанному или нет.
Идем, пока этот человек добредет, сядем за стол.
Гульемеш абыстай, не сводившая глаз с мужа, подхватила его слова:
Проходите, гости, садитесь.
Доченька, идем-ка ко мне, – хазрет показал Настеньке место рядом с собой. Пока жена ставила на стол мясо, бишбармак, хазрет, про себя прочитав какие-то молитвы, вновь подул на глаза, лицо, уши и волосы девочки.
Больше болезнь не повторится. Сглазу больше поддаваться не будешь, иншалла, – сказал он торжественным тоном. – Вот тебе оберег. Никогда не теряй его, всегда носи с собой. Тогда Господь будет защищать тебя от всякого рода напастей, от недоброжелателей.
Тем временем Гульемеш абыстай пригласила гостей к столу.
Бишбармак остынет, – сказала она и сама первой деревянной ложкой отловила три-четыре салмы и отправила в рот.
Запах горячего бишбармака дурманил гостей, прибывших издалека, но они не набросились на еду, а вели себя скромно. Соблюдая приличие перед хазретом, сначала отломили кусочек хлеба. Только начали есть разложенный по тарелкам жирный бишбармак, как открылась дверь и показалась косматая голова какого-то мужчины с испитым лицом.
Хазрет дома? – спросил он и зашел в дом.
Кнут его на гвозде? – добавил хазрет, оценивающе взглянув на вошедшего. Он не любил пьющих. Поэтому не счел нужным ни пригласить его за стол, ни подать ему руки. К тому же предчувствие подсказывало, что он поднимает руку на жену, измывается над детьми.
Дерево можно определить по плодам, а человека – по повадкам, – начал разговор хазрет, не спускаясь с места. – Что, жена бросила?
Да, – мужчина чуть не плакал. – Помогите мне вернуть жену. Заговорите хотя бы соль... В ответ дам корову.
Ничего твоего не надо! Не пей только! Какая жена потерпит пьяного мужа? Да к тому же не давай ходу рукам. Иди вон вылей бутылку, которую оставил под деревом, и больше не притрагивайся к ней. Это же чертов напиток. Тогда и жена вернется, и жизнь у тебя наладится. Тебе повезло с женой, дорожи ею, – хазрет не стал дальше слушать пьяницу, отправил его домой.
Не приемлет душа авлии пьяных людей.
Московские гости удивились, вспомнив недавнее предупреждение старика о приходе этого человека.
Вот чудо! – сказала Настя. – Когда расскажу своим подругам про это, никто не поверит...
Авлия предупредил сидевших за столом:
У меня есть к вам только один наказ. Веруйте в существование Бога, его единство. Будьте добропорядочными, благовоспитанными. Только эти качества спасут человечество от бедствий, таких, как землетрясения, ураганные ветра, потоп. Везде проповедуйте эти заповеди.
Спасибо, целитель, – мужчина поклонился, выражая свое почтение авлии. – В вашем лице мы увидели доброту и справедливость людей мусульманской веры.
Бог для всех един, иншалла, – сказал хазрет.
Перед отъездом гость пообещал:
Я сюда еще приеду.
На самом деле, месяца через два-три московские гости приехали вновь. На этот раз они приехали, чтобы отблагодарить хазрета за исцеление Настеньки, и в то же время показать авлии дочь друга, которая страдала эпилепсией.
Они верили, что хазрет вылечит эту болезнь, и не ошиблись. Девочка на глазах поправилась.
Хазрет вышел проводить гостей и смутился, увидев во дворе новенький мотоцикл “Урал”.
Не надо, я исцелил не ради вознаграждения, а благодаря Аллаху, – сказал он. Но все же душа его возрадовалась. Если подумать, по труду и вознаграждение. Гость, испугавшись, что хазрет отвергнет его подарок, стал настаивать: “Ладно, сами не будете ездить, кому-то из сыновей отдадите. Пожалуйста, не отказывайте, примите”. Мужавир хазрет, почувствовав, что подарок преподнесен от души, решил не обижать гостя.
Мы помним ваш наказ, что человечество спасет только доброта и благовоспитанность, и дочь будет следовать этому завету, – добавил гость, прощаясь.
Иншалла, да будет так.
Хазрет пожелал им доброго пути.

Мужавир хазрет за чтением

МИЛОСЕРДИЕ

Асгат, привыкший, что на каждом собрании его хвалят, как отличного механизатора и активного коммуниста, заносят по поводу и без, вручают премии и награды, сегодня опять вернулся домой пьяным. Жена, несмотря на полночь, не смыкая глаз, ждала его.
Что, сучка, меня дожидаешься? Я же говорил тебе, забирай своих выводков и убирайся отсюда. Не поняла? Мне не нужна баба, не умеющая ничего, кроме, как рожать свору детей. Женюсь на достойной себе!
Действительно, эта хрупкая, скромная женщина, на зависть всем совхозным бабам, дважды родила двойню. Первые – мальчики: Гаязу и Ниязу сейчас уже по три года. Девчонкам же – Галии и Валии - всего два месяца. Трудно поверить, но у этой двадцати двухлетней женщины уже четверо детей. Уму непостижимо! Она словно рождена быть матерью. Ее нежность к детям, ласковое к ним обращение, и то, что дети крепенькие и сметливые, не поддаются всякого рода болезням – все это восхищало жителей поселка. Близко знающие ее люди души не чаяли в этой милой женщине.
Только вот Асгату Гуллира с некоторых пор не по нраву. Вернется выпившим и начинает к ней придираться. В последнее время стал даже руку поднимать. Терпеливая женщина пыталась сносить всё ради детей, чтобы они росли при отце, но он еще пуще свирепствовал.
Вот и сейчас Гуллира, стараясь не замечать его грубых слов, хотела успокоить мужа.
Наверно, проголодался? Идем, поешь, приготовила вак беляш.
Не подлизывайся, сучка! Уходи отсюда!
Не зная к чему придраться, Асгат пнул табуретку, стоявшую у него под ногами. Мать, боясь, что от шума проснутся дети, не выказывая своего недовольства, спокойным голосом обратилась к нему:
Устал? Ложись, отдохни! Идем, ляжем.
Зубы не заговаривай! Я что тебе сказал? Чтобы к моему приходу следа твоего не было!
Куда же я пойду зимой?
Это не мое дело. Из-за тебя я стал всеобщим посмешищем в совхозе.
Как? – Гуллира испугалась.
Куда не пойди, везде смеются. Говорят, пусть жена теперь рожает по тройне, как Самига из соседней деревни. Старайтесь для Книги рекордов Гиннесса!
Пусть говорят!
Да, тебе хорошо, сидишь на шее мужа. Попробуй, как я, ни зимой, ни летом не сходить с трактора.
Потерпи немного. Вот подрастут немного Галия с Валией, и я начну работать.
Начнешь, как бы! Эти подрастут, другие появятся.
Все в руках Аллаха.
А-а-а, сучка, не насытилась? Еще хочешь близнецов?
Асгат с кулаками набросился на жену.
Уходи. Сейчас я тебе покажу!
Куда я пойду с четырьмя детьми?
А мне какое дело? Я на другой женюсь!
А что, сейчас был у любовницы? – Хоть Гуллира ужасно боялась мужа, не удержалась – спросила.
Да, был! Мне надоели ваши пеленки. Хочу жить культурно.
Отчаявшаяся женщина умоляла:
Асгат, не делай детей сиротами. Не бросай нас!
Я же сказал, забирай своих щенят и убирайся вон, с глаз моих долой!
Асгат рассвирепел. Молодая женщина думала, что он, как обычно, покричит и успокоится, но не тут-то было. Чем больше она успокаивала, тем больше он неистовствовал. Гуллира решила высказать все, что думает:
Если хочешь знать, за близнецов ты сам виноват, вот! Врачи сказали, на другой женишься, тоже будут двойни, вот.
А-а-а, теперь ты меня хочешь сделать виноватым, непутевая? С жиру бесишься, сирота бездомная?!
Асгат со всего размаху ударил жену. Бедная, оказалась на другом конце комнаты. Хотела встать, но безжалостный муж принялся пинать ногами. Увидев кровь на лице жены, он еще пуще озверел.
Уйди, пока не задушил!
Гуллира, знавшая свирепый нрав мужа, решила убежать из дома. Но как это сделать? Он хотя и гонит, но ведь не даст уйти. Женщина это знает. Она краем платка вытерла кровь с лица, а сама в то же время решала, как забрать девочек. Мальчишки ладно, не пропадут, как ни говори, им по три года. Если заплачут, отец успокоит, не чужой же.
По набухшей груди женщина поняла: пора кормить малышек. Ох, взять бы сейчас их в руки и, любуясь ими, спокойно покормить. Но разве горе-муж даст это сделать? В ту же минуту она услышала плач голодных девочек и, не вытерпев, кое-как встала и подбежала к колыбели. Пока пьяный муж понял, в чем дело, она, прижав их к груди, какая была, босая, простоволосая, выбежала на улицу. По белоснежному снегу заскрипели кровавые босые пятки бедной женщины.
Куда идти? Как не заморозить малышек?
У Гуллиры, воспитывавшейся в детском доме, здесь, в поселке, не было ни одной родной души, к кому бы она могла приткнуться. Тут она вспомнила про добрую старушку Хафизу. Она изредка заходила к Гуллире, помогала управляться с детьми. Наверно, пустит к себе. Стараясь не заморозить детишек, Гуллира сильнее прижала их к груди и со всех ног побежала по улице.
Асгат не переставал свирепствовать и после того, как убежала жена. Все рушил на своем пути. Пнул спокойно лежавшую кошку. Грязно выругался. Бросил о пол бокал, оказавшийся у него в руке. Подошел к Гаязу и Ниязу, спавшим в обнимку, и заорал:
Зачем этих щенков не забрала? Мне оставила? Не нужны они мне!
Мальчишки разом проснулись и заплакали:
Ма-а-ма-а! Ма-а-ма-а!
Асгат прикрикнул на них:
Хватит вам, замолчите, выродки! Будете доставать, выкину на улицу!
Но малыши стали реветь еще пуще:
Перестанете или нет, щенки?
Одуревшего Асгата словно сам иблис подстрекал, он схватил зареванных близнецов за руки, открыл дверь и бесжалостно выбросил их на улицу, где свирепствовал лютый мороз.
Как наплачетесь, так зайдете, – крикнул он им вослед и закрыл за собой тяжелую дверь.
Сам натил стакан водки, которую принес с собой, выпил ее и завалился на диван. Напрочь забыв о мальчишках, выброшенных на улицу, смачно захрапел. Не зря говорят, пьяному море по колено.
... Тем временем заботливые руки какого-то мужчины крупного телосложения заграбастали малышей, от сильного испуга окаменевших и не способных ни кричать, ни плакать, вцепившихся друг в друга в надежде согреться, и завернули в теплый тулуп. Человек, спасший детей от неминуемой смерти, даже не оглянулся в сторону дома, поспешил к запряженной лошади, стоявшей у ворот. Сев в сани, торопливо взялся за вожжи:
На-а-а, пошла, поспеши, давай!..
Сам сильнее обнял малышей, прильнувших к нему в поисках тепла.
Не прошло и часа, как сивый жеребец, летевший, словно сказочный тулпар, остановился у ворот Мужавира хазрета. Спаситель, привязав вожжи к крючку, поспешил в дом.
Успел, женушка! – авлия по одному передал с нетерпением дожидавшей абыстай двух малышей. И тут же посоветовав чуть растерявшейся жене:
Тело разотрем спиртом. Приготовь травяной чай, достань малину, мед. Где пуховые платки? Укутай быстрее. Я сейчас...
Хазрет снял зимнюю одежду, вымыл руки и, оставив распрягание лошади на потом, взял испуганных детишек на колени.
До смерти напуганы, даже не всплакнули, бедняжки. Наверно, простыли, разве много надо босоногим детишкам, в одном нижнем белье?
Спаситель как будто услышал мольбу бедной матери, увидел ее умоляющий взгляд: “Спаси моих кровинушек, хазрет”. Он, словно обращаясь к Гуллире, уверенно сказал:
Иншалла, вылечим. Еще не было болезни, которую я не исцелял.
Уста хазрета невольно ругали Асгата:
Зверь ты, оказывается, варвар! Даже дикие звери щадят своего детеныша. Ты пуще их.
...Асгат, беспробудно проспавший всю ночь, утром проснулся, словно помешанный. Почему он лежит на диване? Где жена? Проучить бы ее! Зачем не раздела и не уложила в мягкую постель? Почему он должен спать на диване?
Эй, неряха, где ты? – заорал он. Но никто не отозвался. Дом, только вчера полный детского гомона, был пуст, в воздухе витал тревожный дух, как будто отсюда только что вывезли покойника. Вдруг он вспомнил вчерашний скандал. А где же сыновья, Гаяз и Нияз? Куда они подевались? Асгат, как ужаленный, вспрыгнул. Ох, черт возьми! Он по обыкновению грязно выругался. Когда дети начали реветь и звать маму, он же решил их немного попугать и вывел на улицу, ах, ...мать твою. Он выбежал на улицу.
Наверно, превратились в ледышек, прижавшись к какому-нибудь углу, – думал встревоженный, сильно напуганный горе-отец. Его охватило чувство жалости к детям. Он забрел в дом, оделся и опять вышел на улицу. Надо быстрее найти обледеневшие тела малышей, пока не вернулась Гуллира. Асгат обыска1! всю округу, но детей не нашел. Где они могут быть? Подумал бы, забрала мать, но она ушла раньше. Она не могла вернуться, оставив двух грудных малышек. А может, тела замерзших детей утащили собаки? От этой мысли у него волосы встали дыбом.
Что делать? Эта мысль не давала ему покоя. Потерявший надежду найти детей, Асгат решил дальше действовать с умом. Если совхозный люд узнает, что дети пропали из-за его жестокости, не сдобровать ему: повесят на первом попавшемся суку и не спросят.
“Никому не говорить, как все было. Притвориться, что ничего не знает, ничего не видел. Всю вину свалить на жену, ибо ее, многодетную, не станут винить, – лихорадочно начал он строить план, чтобы выкрутиться из данной ситуации. – Скажет, больная, с психикой не в порядке. Так, так, если пошевелить мозгами, то что- нибудь-то и выйдет”.
Асгат увидел на снегу кровавые следы и испугался. Это же босой след его жены. Пока никто не увидел, скорее надо избавиться от них. Асгат взялся за лопату. Посмотрел внимательнее и увидел еще какие-то странные следы. У ворот остановилась запряженная лошадь! Следы от больших ног повернули к его дверям. Что это может быть? Чьи это следы? Асгат не на шутку испугался, вытаращил глаза: значит, к ним кто-то приходил, он все знает! Возможно, детей увез этот человек. Кто бы это мог быть?
Ах, сволочь! – Асгат вновь грязно выругался. – Все кончено! Не снести мне головы!
Если бы рядом с ним стояла сейчас его любовница, он бы прибил ее. Вчера, как нарочно, поила его, подлизывалась, ластилась, наговорила на его жену Гуллиру такое, что он уже не мог смотреть на нее спокойно. Асгат, крепкий, как медведь, мужчина, обычно не хмелел от одной бутылки. Странно. Не то она напоила его самогонкой с беленой, как тогда совхозного агронома, чтобы охмурить? Все можно ожидать от этой чертовки. Иначе не опьянел бы до потери сознания.
Мужчина, не зная, что делать дальше, что предпринять, вошел в дом. Налил стакан водки, выпил. Оправдывал себя тем, что опохмеляется. Что ни говори, своя голова дороже. От выпитого он не захмелел, даже не почувствовал, что выпил. Сознание было ясным. Он призадумался. Нельзя, как тупой баран, лезть в петлю. Здесь нужна хитрость, а может, и коварство. Как-никак он член партии. К тому же и любовница поможет. Ей, врачихе, ничего не стоит выдать справку. Сколько не думай, самое подходящее – все валить на Гуллиру. Дескать, после рождения близнецов немного тронулась умом, иногда не знает, что делает, совершает глупости. А сегодня ночью, видимо, болезнь обострилась, и она, забрав детей, ушла из дома. Гаяза и Нияза оставила на улице, а сама ночевала, не знай, где. Попробуй, не поверить! Асгат от удовольствия потер ладони. Хотел еще выпить, но остановил себя. Лучше быть трезвым, подумал он.
Асгат с нетерпением ждал возвращения жены. Ближе к обеду, Гуллира, нацепив одежду бабушки Хафизы, вернулась. Сердце почуяло недоброе, она обошла весь дом: где же ее сыночки, Гаяз и Нияз? Асгат вел себя по заранее задуманному плану, казался невозмутимым.
С собой же забрала. Я был пьяный, сразу лег спать.
У женщины оборвалось сердце. А Асгат, как ни в чем
ни бывало, начал наступать:
Где мои сыновья? Куда дела моих близнецов! Я соскучился по ним.
Убедившись в действенности психологической атаки, он продолжил:
Вчера сама не своя убежала... У тебя на стороне, наверно, кто-то появился. Я целый день на работе...
От услышанного у Гуллиры покосились ноги. Она подумала, что муж шутит:
Не говори так, – только и смогла она ответить. – Сейчас приготовлю на стол. Наверно, проголодался.
Асгат, по обыкновению, грубо выругался и набросился на нее:
Кто шутит, тупая овца? Я? ...твою мать! Где мои сыновья? Найди сейчас же, пока не съездил тебе по башке,
Асгат сжал кулаки и замахнулся на Гуллиру. В голове у него зародилась коварная мысль. Чтобы скрыть вчерашние синяки, надо сегодня пару раз вмазать. Мол, из-за детей не удержался. Он замахнулся и съездил по челюсти ни в чем неповинной жены.
Где мои дети? Решила, как кошка, еще рожу, а этих угробила!
Жена, очумев от безысходности, продолжала оправдываться:
Ты же сам выгнал меня. А сыновья спали дома. Галия и Валия сейчас у бабушки Хафизы.
Ты ошибаешься, я тебя не гнал. Ты не знаешь, что говоришь, что творишь. Я давно чувствовал , что ты больна. Психбольная ты, понимаешь, ненормальная!
Притворившись, что не замечает от удивления расширившиеся зрачки жены, он спешно начал одеваться:
Я должен об этом срочно сообшить в милицию.
Как только муж ушел, Гуллира принялась везде искать
кровинушек. Может, от страха куда-то спрятались и там уснули. Она перевернула дом вверх дном, но детей не нашла. Тогда выбежала во двор. Детией нигде нет, пропали бесследно. На ее окаменевшем лице не было ни единой слезинки. От горя молодая женщина словно остолбенела. Если что-то случится с детьми, она не проживет ни дня. Если умрет, что же будет с малышками, Галией и Валией? Без ее материнского молока они тоже пропадут.
Да, я виновата, – корила себя Гуллира, готовая рвать волосы на себе. – Зачем я оставила детей на этого зверя?
Она вновь засомневалась.
Не чужой же он, родной отец. Мужики, хоть и не ладят с женами, обычно за сыновей горой стоят.
Участковый милиционер пришел быстро. По всему видно, он полностью доверяет Асгату. Страж порядка сердито посмотрел на Гуллиру и осуждающим тоном стал допрашивать. Где дети? Зачем ушла из дома? Осведомился о близнецах – девочках и мальчиках.
Осмотрев весь дом и двор, он решил сходить к бабушке Хафизе. Правду ли говорит эта женщина, что Галия с Валией у нее? Обратил внимание и на опухшее, почерневшее лицо молодой женщины.
Когда муж и жена, превратившиеся в заклятых врагов, стояли в замешательстве, не зная, что делать, вдруг открылась дверь, и в дверях появился Мужавир хазрет. Про него, разменявшего девятый десяток лет, уже довольно сдавшего, говорили, что он редко выходит из дома, мало принимает больных. Зачем он решился прийти именно в такое время в склочный дом? Наверно, не зря?
Асгата охватил жуткий ужас, а Гуллиру – искра надежды. Хазрет вперил осуждающие глаза на Асгата, из которых будто вырывались огненные искры. Он промолвил:
Мерзавец, хоть не сваливай свою вину на жену!
Он повернулся к Гуллире:
Дочка, за сыновей не переживай, они у нас, живы- здоровы, иншалла.
Если бы даже Мужавир хазрет не рассказал, как все было, женщина поняла бы, что здесь не обошлось без вмешательства авлии, без его пророческого дара.
Спасибо, дедушка хазрет, спасибо, авлия! Я буду вам благодарна до гроба!..
Сама от радости зарыдала.
Плачь, доченька, плачь, иногда и слезы лечат, – мягким голосом обратился к ней хазрет, поглаживая Гуллиру по голове.
Когда Асгат узнал, что хазрет спас сыновей от неминуемой смерти, он был в шоке и понял, что его коварный план провалился. Наслышан, авлия видит насквозь. Сейчас он обо всем расскажет: значит, его вина раскроется.
Асгат, раз решившись на коварство, вознамерился идти до конца.
Сейчас же оставь мой дом. Я – член партии. Не намерен терпеть разных мулл, наживающихся на обмане простых людей, – он встал с места и подошел к двери. – Уходи сейчас же, божья коровка! Иначе вызову милицию. Если не хочешь отсидеть пятнадцать суток, валяй отсю- дова...
Астагафирулла, тауба, тауба, это и есть твоя благодарность, безбожник? – Хазрет был вне себя от удивления. Поведение Асгата не укладывалось у него в голове, он привык, что его почитают, к нему прислушиваются, его уважают. Беспардонность этого подонка поразила его:
Не будь Даджалом! Ты своих детей не пощадил. До чего довел жену, иблис, – сказал он. – Ишь, партийный он! А что в партии учат злодейству? Нет оправдания твоему коварству!
Озлобленный Асгат, чувствуя правоту хазрета, схватил его за воротник. Хотел выкинуть на улицу. Но хазрет был еще в силе. Отбросив его руки от себя, он вперил огненный взгляд на этого подонка. Под его взглядом эта нелюдь почувствовал, что становится меньше, его охватил звериный ужас. Стараясь не поддаваться этому чувству, Асгат снова бросился на старика. Хазрет первый раз в жизни сознательно посмотрел на человека своим убийственным взглядом. Этот взгляд наскозь прошиб нутро Асгата. Он грохнулся о пол.
Астагафирулла, тауба! – Хазрет обратился к Господу с мольбой о пощаде, ибо он не хотел карать человека. – Я сделал это, чтобы он больше не зверствовал. Сам знаешь, я и в тюрьме сидел, видел и зло, и добро. Моя душевная обида способна покарать людей. Но я сознательно никому не делаю зла.
Хазрет повернулся к Гуллире.
Дочка, ты не беспокойся, он где-то через час придет в себя. Очнется совсем другим человеком. Сам ужаснется своего поступка. Если сможешь простить, прости его. Все в твоей воле.
Нет, я его никогда не прощу. Он на вас, на святого, поднял руку. Чуть сыновей не погубил.
Тебе решать. Не беспокойся насчет детей, не переживай, как поставишь на ноги. Каждый ребенок рождается со своей судьбой. Бог не оставит их.
Мужавир хазрет изнутри видел нрав этой доброй женщины, поэтому зауважал ее еще больше. Он обратился к ней:
Доченька, пусть сыночки твои на недельку останутся у нас. Я полечу, заговорю их и сам привезу к тебе.
Спасибо, тысячу раз спасибо, отец, – из глаз Гул- лиры брызнули слезы.
Доченька, малышки твои проголодались, иди, покорми их, – ласково обратился он к Гуллире, словно к родной дочери. – И мне пора.
На самом деле, у молодой женщины подошло время кормления детей, она почувствовала, что по животу потекло молоко.
Извините, я вас даже чаем не смогла угостить, – сокрушалась молодая женщина,
Будет, будет еще и для чая время. – Хазрет направился к двери. – Впереди еще целая жизнь.
Проводив хазрета, Гуллира со спокойным сердцем побежала к малышкам.
Чуть погодя Асгат очнулся и открыл глаза. Все тело болит, будто избитый. Невыносимая тоска одиночества охватила его душу, как никогда, ныло сердце. Что это было? Словно кадры из фильма, перед его глазами во всех подробностях прошли события последних суток. Асгат сам ужаснулся своего поступка. Стыд, какой стыд! Склонив голову, во всем виня себя, пришел к мысли, что больше не сможет показаться в глаза жене и детям? Что подумают о нем люди? Остается лишь убежать из дома, больше никогда не показываться людям в глаза. Он взял лист бумаги, немного подумал и написал:
“Гуллира, дети! Простите меня, непутевого, мне стыдно. Не смогу впредь показаться вам в глаза. Прощайте. Уезжаю туда, где вы обо мне никогда не услышите и не увидите. Не ищите”.
Торопливо одевшись, терзаемый нестерпимым чувством стыда, Асгат зашагал в сторону большака. Как прокормит одинокая женщина своих детей, как поставит их на ноги, – он не в состоянии был подумать об этом. Его несло одно желание – убежать от себя. Душу терзало одно чувство – чувство бесконечного стыда.

ОТЧАЯННАЯ НЕВЕСТКА

За домом, сложенным из толстых бревен, на деревянной скамейке без спинки сидит бабушка Файруза, когда- то, в молодости, славившаяся своей бойкостью и отчаянностью. Она изредка поглаживает своими мясистыми руками начавшие в последнее время ныть колени и, смотря на катящееся к закату солнце, усталым голосом причитает:
Хэ-э-э-эй, уай-уа-уа-а-ай!..
Затем в сотый раз повторяет свою каждодневную просьбу:
О Господи, не лишай меня разума. Не оставляй на попечение людей. Возьми к себе, пока мною еще не помыкают.
Рядом сидит соседка Суярбика апай. Она, лишь присев, сразу же начинает бранить поочередно то сноху, то зятя. Много повидавшая на своем веку, мудрая Файруза абей слушает ее, но непонятно, то ли одобряет она ее, то ли нет. Словно не вникая в суть разговора, старушка твердит свое:
Эх, мудрейшим из мудрейших был Мужавир хазрет! Чистейший души человек. Учил нас: почитайте зятя, как сына, сноху, как дочку, оба будут вам родными детьми. Иншалла, я придерживалась слов премудрого. Я уже на склоне лет, скоро исполнится девяносто, но меня, соседушка Суярбика, сама видишь, и зятья, и снохи называют только мамой. Слава Богу.
Услышав имя прославленного авлии, Суярбика тут же перестает хаять детей.
В одном районе жили, но не суждено было мне увидеть хазрета. – сожалеет Суярбика. – Вот ты, Файруза апай, счастливый человек. Не только видела его, но, будучи женой Хибата, жила с ним в одной деревне.
Тысячу раз благодарна я Богу за это, – просветленная Файруза абей с упоением начинает рассказывать соседке все, что знает про хазрета.
Знаю, место его в раю. Ведь он учил только добру. Почитал наши обычаи Нас, молодых невесток, поучал: “Вставайте раньше солнца, подметите порог и открывайте занавески на окнах, с первыми лучами солнца к вам в дом войдет благословение. Бог даст вам здоровье и благополучие”.
Увидев, что соседка Суярбика, в последнее время увлекшаяся религией и вставшая на намаз, слушает ее с особым вниманием, Файруза абей с воодушевлением продолжает:
Много жила, много видела, но не встречала людей более умных и прозорливых, чем хазрет. Доброты и заботливости его хватало на всех. Откуда только не приезжали к нему за помощью, всех лечил, никому не отказывал. Болезни, которых не вылечивали врачи, он исцелял, помогал даже от падучей, разных нервно-паралитических болезней. Хазрет был, мне кажется, благодатью Божьей для нашего края.
Файруза абей, словно желая выдавить из своего сердца все печали и горести, опять по обыкновению протянула:
Хэ-э-эй, уай-уай-уа-а-ай!
Файруза апай, расскажи-ка про свои молодые, отчаянные годы, – попросила Суярбика, желая еще больше узнать о Мужавире хазрете.
Пожилому человеку необходимо делиться памятью, что хранится у него в закоулках души. Поэтому она охотно принялась за рассказ.
Жизнь прошедшая, обида душевная Не вернутся, хоть реки вернуть...
Файруза немного помолчала и раскрыла перед соседкой самые сокровенные страницы своей души.
* *
Файруза, сизая голубушка, если пришлю сватов, согласишься выйти за меня замуж?
Словно спелая ягода, девушка не посмела высказать свое согласие словами. Она вынула свой расшитый платочек, на краю которого было вышито имя “Хибат” и подала его парню. Девушка опустила глаза.
Значит, ты согласна, Файруза?
Парень, вместе с зимагорами работавший старателем в местном прииске, не из нерешительных. Он обнял девушку и поцеловал в щеки. Бойкая Файруза, давно приметившая этого красивого молодого человека из деревни Мансыр, особо не противилась.
Парень, стремившийся скорее соединиться с любимой, не стал медлить: на следующую пятницу он сослал сватов, а через неделю уже привез ее домой. Наконец, эта статная, светлолицая красивая девушка с длинными, до щиколоток волосами, жемчужными зубами – его законная жена. В каждом ее поступке чувствуется раскованность, твердость и решительность. В этом отношении она не похожа на других девушек его деревни. Хибату эти ее достоинства особенно по нраву.
В народе говорят, расторопная жена рожает сына, так и Файруза через год подарила мужу сына. Это еще больше укрепило их любовь. Но одной свекрови она угодить не могла, ей не нравилось, что сын не отводит глаз от невестки.
Зря он балует эту выскочку Файзуллинскую. Моя мама говорила, что там девушки, подобно шурале. Испортит он ее, – сокрушалась Гайша абей, оценивающе глядя на сноху. Она и раньше не очень-то доверяла Файзуллин- ским девушкам, отличающимся своей красотой, трудолюбием, когда надо деловитостью, когда надо отчаянностью. “Не надо распускать вожжи”, - подумала старуха и решила немного проучить ее. Однажды во время утреннего чая, она с хитринкой сказала:
Что-то соскучились по сватьям. Давайте позовем их в гости. Ты, бабай, съезди в Файзуллу, привези родителей снохи.
Старик, согласившись с Гайшой, тут же пошел запрягать лошадь. Свекровь, обращаясь к снохе, кормившей ребенка грудью, велела:
У нас в Мансыре есть обычай угощать дорогих гостей мясом коровьей головы. Сделай салму. Пригласим и Мужавира хазрета с абыстай, – и показала на необработанную коровью голову. Затем, указав на жидкое тесто, поставленное с утра, добавила:
А это тесто надо замесить. Подойдет, испечешь хлеб.
Не успела невестка спросить, как ей управиться с головой, как свекровь заспешила к выходу, захватив рукоделие:
Надо довязать носки Хибату. Схожу, немного посижу у подруги Гатифы. Дома никак не вяжется.
“Не буду же я дома снохой снохе”, – оправдывала она свое поведение.
Доселе никогда не бравшаяся за обработку головы, молодая женщина сначала оробела. С чего начать? Проницательная Файруза, конечно, поняла коварство свекрови: она хочет опозорить ее перед родителями и перед уважаемым аксакалом деревни Мужавиром хазретом. Иначе бы не ушла в самый ответственный момент. Даже не учла, что у нее на руках грудной ребенок.
Молодая невестка решила не сдаваться. Берестой опалила кожицу головы, тщательно вымыла. Затем, порубив на части, положила варить в казан. Вновь покормила ребенка и уложила его спать. Затопила печь. Когда подошло тесто, поставила хлеб в печку.
К вечеру с одним довязанным носком вернулась Гайша абей от своей подруги. К этому времени подъехали и родители Файрузы. Не заставили долго ждать также Мужавир хазрет с Гульемеш абыстай.
Вот услужливая Гайша абей пригласила гостей к столу. Молодая невестка поставила на середину стола круглый медный поднос с мясом.
Добро пожаловать, гости! В этот раз я дала волю снохе, она сама готовила трапезу, – сказала свекровь, хитро посматривая на непривлекательные куски мяса. Нечисто опаленная кожа, местами торчат волоски – вид этого блюда привел гостей в изумление. К тому же мясо не до конца проварилось. Видимо, молодая хозяйка не учла, что оно варится не наравне с обыкновенным мясом
дольше на час-другой. Откуда молодухе было знать все эти житейские премудрости? Пока гости с некоторым сомнением и осторожностью осматривали мясо, не зная, за какой кусок взяться, свекровь нарочно начала уговаривать их. Перед каждым положила по куску мяса.
Ешьте, гости, угощайтесь, мясо головы у нас готовится только для дорогих гостей. – Но никто не притрагивался к блюду. Тут свекровь не выдержала:
Вот наша невестка такая, не знает толку в работе. Сваха, сама видишь. Неумеха она...
Когда мать Файрузы, переживая и краснея за дочь, ничего не ответила, Файруза спряталась за занавеску. Стыд-то какой! Что же делать? Взять сыночка и бежать? Куда она пойдет в такой холод? Все же молодая невестка решила сжать зубы, но терпеть. Вскоре послышался басовитый голос Мужавира хазрета. Он звучал уверенно и почему-то, как показалось Файрузе, ласково:
Не надо, Гайша енгей, не позорь молодуху. Она ведь еще несмышленная. Чего не знает, сама учи. Много ума не надо, чтоб обработать коровью голову. Живите в согласии. В народе говорят, сноха под стать свекрови. Если ты скажешь ей, дочка, она скажет тебе, мама. Иди, пригласи сноху к столу.
От стыда красная, как рак, невестка вслед за свекровью пришла и села за стол.
В молодости всякое бывает, – продолжил хазрет. – Никто не рождается всезнающим. И твоя невестка научится. Вон Гульемеш абыстай, когда я привел ее в дом, тоже не умела готовить бишбармак. Сейчас лучше ее никто не сделает это.
Никто не осмелился противоречить хазрету, тогда он продолжил:
Твоя невестка еще совсем юная. Вот освоится, увидишь, под ее ногами искры будут летать. Будет отчаянной, сами удивитесь, иншалла, – после этих слов хазрет отрезал кусок мяса и отправил в рот.
Ешьте, гости, не будьте выше еды.
Хибат, не находивший себе места, не зная, как защитить свою жену, тоже принялся за мясо.
Оживились и родители Файрузы, начали отрывать и жевать твердое мясо.
Только оскорбленная Файруза не притронулась к еде. Она, раздосадованная, про себя решила: “Если не доберусь до сути каждого дела, пусть имя мое не будет Файру- зой. Выбрав момент, разберусь еще со свекровью, проучу ее как-нибудь”. Не успела Файруза так подумать, как хазрет, словно прочитав ее мысли, снова заговорил:
А ты, килен, никогда не принимай близко к сердцу слова свекрови, не держи на нее зла. Дурак скажет, победил, – умный скажет, отставил. Пожилой человек скажет и забудет.
Приняла невестка слова хазрета – на всю жизнь запомнила его поучение. От сегодняшнего же застолья она извлекла для себя хороший урок. Хазрет сделал упор на слове “отчаянная”. Что бы это значало? Хотя не до конца поняла Файруза значение этого слова, это неизвестное, желанное понятие ей было по душе. Она несколько раз про себя повторила это слово, его звучание покорило ее.
Выросшая в любви и нежности, девушка еще не знала трудностей жизни, ее перипетий. Молодая невестка пока еще не ведала, через какие испытания ей предстоит пройти, и со временем превратиться не только в отчаянную, но и бесстрашную, мужественную женщину.
Однажды Хибат вернулся с работы, весь поникший. Лицо серьезное.
Садись, любимая, – сказал он. – Мне надо с тобой поговорить.
Файруза сразу догадалась, в чем дело, но промолчала. И Хибат, жалея свою молодую жену, некоторое время молчал. Только скрыть такое невозможно.
Меня отправляют на войну, Файруза, вот дали повестку. Говорят, там идет беспощадная война. Конечно, работа на приисках важная, но отправляют многих. Шахтеров осталось мало.
Каждодневно ждавшая этих слов мужа, даже тайно приготовившая для него необходимые вещи, Файруза не стала суетиться, плакать и причитать. Как все женщины- башкирки, спокойным голосом спросила:
Когда отправка?
Завтра, – Хибат обнял безмолвно стоявшую жену. – Я буду по тебе скучать... Не насмотрелся на сына, тебя не долюбил...
Я понимаю, ты не можешь остаться в стороне от войны. Эта трагедия коснулась всей страны, – сказала жена дрогнувшим голосом.
Вы не пасуйте. Родители рядом. Вас записал, как семью старателей. Вам с сыном будут выдавать паек.
Мы как-нибудь проживем. Только ты возвращайся живым и здоровым, – Файруза, стараясь сохранить спокойствие, прижалась к мужу. Она боялась расплакаться перед ним, показать свою слабость. Решила, во чтобы то ни стало, стерпеть.
Последнюю ночь два любящих сердца провели на берегу реки Ургаза. Они не могли насытиться мгновениями любви, говорили и не могли наговориться, изливали друг другу тайны души. Счастье молодой семьи, которая только что начинала жить, крадет война.
Будьте прокляты, чтобы вам было пусто, изверги, – проклинала Файруза.
Хибат одно твердил любимой:
Жди меня, сизокрылая голубка, жди, ладно! Не верь похоронке. Я вернусь к тебе, любимая, обязательно вернусь, хоть через дороги ада. Во мне горит огонь любви к тебе. Любовь меня защитит.
Два любящих сердца не хотели верить, что не бывает дорог из ада. В момент прощания Хибат не знал, что оставляет своих близких навсегда.
Проводив мужа на войну, Файруза почувствовала вокруг себя пустоту. Она пыталась утолить тоску работой. Не покладая рук, косила, копнила, метала стога. Когда было невмоготу от тоски по мужу, брала сына и отправлялась на Ургазу. По вечерам писала мужу письма, сочиняла стихи:

Бусы, что в руке моей белой,
Рву и опять нанизываю.
Скучаю, грущу, мой любимый,
Терплю, и тебя призываю.
Немка Зильда, как и мы,
Заплетает косы русые.
Дай Бог им наши печали,
Наши испытания.
Жду тебя домой скорее,
Ясноглазый сокол мой,
Будь я голубка сизая,
Полетела б за тобой.

Рукастый свекор приучил Файрузу к мужским ремеслам. Она помогала ему присматривать за скотиной, запрягать и распрягать лошадь, готовить сено, возить дрова. Файрузе, умеющей управляться с лошадью, работы было хоть отбавляй. Поначалу ей поручили раз в пять дней ездить в Баймак за пайками для семей старателей. Затем бригадир перевел ее на более ответственную работу: она должна была возить из хутора Пригородный овощи. Молодая женщина, нагрузив телегу капустой, морковью и луком, отвозила и сдавала их в Баймак.
Как-то раз Файруза по дороге из Баймака решила заехать в Файзуллу, навестить мать. После смерти отца она, бедная, днями и ночами плачет. Файруза хотела занести кое-какие гостинцы и немного утешить горемычную.
Пока выпили две-три пиалы чая, осеннее солнце начало клониться к закату. Мать не хотела отпускать кро- виночку одну на ночь глядя домой.
Говорят, на Олосазе прячутся беглые. У людей пропадает скотина. Может, на ночь глядя не поедешь, доченька.
Сын будет ждать, мама. Будет плакать и звать меня,
разрывалась молодая женщина.
Свекор со свекровью присмотрят, на одну ночь ничего не случится.
Нет, мама, поеду, будут беспокоиться. Лошадь у меня хорошая, не смогут ее догнать эти вонючие дезертиры с болота, – поправляя сбрую, сказала она. – Восемь верст в один миг доеду.
Она повернула лошадь к Мансыру. Все же ближе к Олосазу ее сердце охватила тревога. И вправду, все может быть в таком лесу! Прокравшийся в душу страх вынудил молодую женщину поторопить лошадь. Через некоторое время рыжая лошадь фыркнула и, словно предостерегая от беды, повернулась к хозяйке и посмотрела ей в глаза. У женщины душа ушла в пятки, она, как ошпаренная, огляделась по сторонам. Файруза не поверила своим глазам: ее догоняли два солдата – кители мятые, на головах старые пилотки. Один, добежав, зацепился за телегу. Осталось ему лишь запрыгнуть. Женщина вне себя от испуга кнутом так огрела его, что тот отпустил руки. Сама что есть мочи погнала лошадь. Не ждавший такой прыти от женщины, беглый, как срубленный камыш, грохнул на землю. Другой же, разъяренный таким исходом дела, ускорил бег. Файруза, не давая спуску, погоняла разгоряченную лошадь. Через две-три версты те отстали.
Отчаянная женщина, лишь поднявшись на пригорок близ деревни Мансыр, пустила лошадь шагом. Она повернулась и посмотрела назад. Те двое показали ей кулак:
Ах, сука, догадалась, а то бы мы тебя!..
Только тут Файруза поняла, от какой беды спаслась. “Наши мужья льют кровь на поле брани, а они, поганые, прячутся по лесам и болотам, забивают чужой скот и жируют”, – с ненавистью подумала она. Файруза и сама иногда подумывает проситься на фронт, но жалеет маленького сына.
Спасибо тебе, рыженькая, моя верная лошадка! – прошептала она, подъезжая к дому. Остановившись у ворот, потрепала гриву лошади. От бессилия еле двигая ногами, она направилась открывать ворота, но тут ее встретил свекор. Она отдала ему вожжи.
Батюшки, детка, наша кормилица вся в пене, зачем так сильно гнала ее? – спросил свекор, ничего не подозревая. Но увидев побледневшее лицо невестки, понял: что-то случилось.
Кайным, пока не распрягай лошадь, пусть немного остынет, – сказала Файруза и направилась в дом. Ей вдруг захотелось обнять сыночка и прижать его к груди.
Только когда сели за стол ужинать, она рассказала историю, которая приключилась с ней между Файзуллой и Мансыром.
Ой, невестушка, деточка моя, – свекровь расплакалась, свекор же вел себя по-мужски, не распалялся, лишь спокойно заметил:
Ты спаслась от большой беды, дочка. Бог уберег. Каждый раз, когда ты уезжаешь из дома, мне жалко тебя. Неженское это дело – управляться лошадью. Если бы не война! Был бы Хибат дома, он не разрешил бы тебе браться за вожжи, – проклинал он войну.
Завтра утром занеси хазрету хаир, доченька, – сказала Гайша абей, не зная, как угодить невестке. Она, то, любя, хлопала сноху по спине, то смахивая слезу, посматривала в сторону спящего внука, и все благодарила Бога.
На следующий день, к приходу Файрузы Мужавир хазрет, словно кого-то дожидаясь, перебирая четки, сидел на своем месте.
Не дожидаясь, когда Файруза начнет первой, он промолвил:
Знаю, дитя, все знаю. Думал, чуткая, все поймешь, поэтому через фыркание лошади хотел тебя предупредить. Иншалла, поняла. Отважная ты, отчаянная! Я бы все равно не дал тебя в обиду, что-нибудь придумал бы против этих иродов. Ты сама догадалась, молодец!
Хазрет, приняв садака, с особым вдохновением прочитал молитву:
Думал, вот-вот подойдет, приготовил тебе оберег,– он протянул ей небольшой треугольник. – Не потеряй, береги его. Там моей рукой написана священная молитва.
Будь близка к Богу, тогда на твоем пути все будет хорошо, иншалла.
Он вновь обратился к молодой женщине, которая, поблагодарив, направилась к двери:
Если послушаешь, есть у меня к тебе совет. Ты – женщина. Не подобает тебе, как мужчине, управлять лошадью. Поменяла бы ты лошадь на корову. Хуснулла кордаш из Баиша, говорили, ищет лошадь. Корова у него дает много молока.
Спасибо за совет, хазрет. Что дома скажут?
Домашние согласятся с тобой.
Так и сделали. Файруза обрадовалась, что отдала лошадь в руки старика Хуснуллы, который знает толк в них, сама повела домой его небольшого роста коротконогую корову. Корова, на самом деле, оказалась молочной. Каждый раз давала по ведру жирного молока. Свекровь с удовольствием перерабатывала его. Файруза же с головой окунулась в колхозные дела и заботы.
* *
В годы войны, из-за отсутствия охотников, надо полагать, развелось много волков. Говаривали, одна пара даже принесла приплод на Олосазе, в трех километрах от деревни. Она не давала покоя мелкому скоту, к чему люди как-то привыкли. А вот когда они начали нападать на коров, деревенские призадумались. Они начали бояться выходить из дому не только ночью, но и днем.
А когда однажды пропала бабушка Гилминиса, которая вечером пошла искать свою невернувшуюся корову, тут уж сомнений не осталось. Но некому было отстреливать этих зарвавшихся хищников.
Было начало ноября. Хотя стояла поздняя осень, люди выгнали скот на поле, чтобы они немного развеялись и полакомились осенней растительностью. К вечеру Лапа- кай не вернулась, и обеспокоенная Файруза пошла искать ее. На случай встречи с волками захватила с собой длинную жердь, на один конец привязала толстым слоем бересту, в карман положила спички и отправилась на ближайший пригорок. Пройдя кладбище, не успела подняться на горку, как увидела со всех ног бегущих коров. Значит, кто-то их напугал. Среди коров не было Лапакай. Файруза подумала, наверно, ее коротконогая буренушка отстала, и побежала ее искать. Поднялась на следующий пологий пригорок и замерла: ее Лапакай окружили волки! Двое взрослых, наверно, вожак стаи и мать-волчица, словно стража, мчатся по обеим сторонам, а волчата набросились на корову: два волчонка вцепились в шею, два – в вымя, а один пытается схватить корову за хвост. В сознании Файрузы помутнело, ей показалось, что эта стая волков вовсе не хищники, а свора немецких извергов, а смертельно раненная Лапакай – ее любимый Хибат. Обескураженная Файруза, забыв про страх, закричала:
Ах, вы, сволочи, фашисты, погубили мою коровушку. Чтоб вас Бог покарал!
Волки зарычали еще страшнее, они и не думали оставлять корову. Женщина подожгла заранее приготовленную бересту и одна, махая зажженной жердью перед собой, бросалась на волков. Хищники, испугавшись огня, нехотя повернули в сторону леса и скрылись.
Вконец обессилевшую, окровавленную Лапакай Файруза еле довела до двора. Не успев войти, бедная корова испустила дух. Даже зарезать не успели. Файруза от боли в душе до крови искусала губы. Семья на глазах лишилась любимой коровы, дававшей море молока. Файруза сквозь слезы видела перед собой мужа Хибата. Нет, она не оставит так, она отомстит волкам. Смерть – за смерть, кровь
за кровь. Иначе не одолеешь зло.
От Хибата, как бы она не ждала, не было ни писем, ни вестей. И сны в последнее время путались. Разве хищник, дорвавшийся до крови, успокоится, ему нужны все новые и новые жертвы. Он рвется к сердцу страны. “Ох, Хибат, Хибат! Дал бы о себе знать хоть через ветра, дующие в нашу сторону”, – сокрушалась женщина, ее охватила безмерная тревога. Нет, она не оставит в живых волков, растерзавших ее корову у нее на глазах. Пусть знают хищники, кто такая Мансырская невестка, пусть ноги их больше не будет в этих краях.
Еще с вечера отчаянная женщина присмотрела в кладовке под топчаном ружье. Она достала его, почистила и смазала. Положила в карман патроны. Хибат когда-то учил ее стрелять из ружья. Вот и пригодилось умение.
Женщина всю ночь планировала, как отомстить волкам за корову. Утром она принялась претворять свой план в жизнь: сначала отрубила заднюю ногу коровы и погрузила ее в телегу, затем отвезла и бросила на дорогу за кладбищем. Запах крови должен притянуть хищников. Сама к вечеру, взяв с собой заряженное ружье, притаилась на верхушке сосны в ста-ста пятидесяти метрах от дороги.
...Темнеет. Осенний холод пробирает до костей. Файруза знает, вот-вот волки будут здесь. И вправду, волчья стая, обнюхивая, осторожно подошла к тому месту, где лежал большой кусок мяса. Волчица, увидев лакомство, подозвала к себе волчат. Те сразу набросились на мерт- вечатину. Файруза направила ружье на волчицу, которая с удовольствием наблюдала за волчатами. Прогремел выстрел. Женщина вновь зарядила ружье и нажала на курок. На этот раз выстрел настиг убегающего волчонка, он упал недалеко от матери. Остальные убежали в лес.
Прийдя домой, она рассказала, как двумя выстрелами поразила двух волков, но свекор со свекровью никак не хотели верить.
Да ну тебя, не говори чушь, с ума выжила, что ли? - промолвил свекор. – Есть пословица, никогда не говори то, чему люди не поверят. Где это видано, чтобы женщина застрелила волков?
Когда Файруза наутро, подключив соседей, привезла шкуры убитых волков, свекор от удивления всплеснул руками.
Ну и отважная ты, килен! – восхищался он и в то же время отчитывал невестку. – Ну, разве можно на такое дело идти одной? Хотя бы позвала меня. Никогда больше так рискуй. Не забывай, у тебя есть сын и муж.
Свекровь, плача, присоединилась к нему:
Чуть не оставила моего Хибата без жены, килен. О малыше бы подумала. В следующий раз сама неотступно буду следовать за тобой! – Она то ругала, то, любя, похлопывала невестку по спине.
Деточка, ты – копия меня в молодости. Хазрет тогда правильно сказал, что сноха под стать свекрови.
Невестка поспешила успокоить близких.
Хазрет дал мне оберег, который защищает от разного рода напастей. Теперь во мне спаренное сердце, свекро- вушка!
Весть о том, что невестка Гайши, жена Хибата, подстрелила двух волков, молниеносно разошлась по деревни. В обед, когда семья собиралась сесть за стол, к ним прибежал обеспокоенный хазрет:
Нет слов, храбрая и отважная ты, детка, – сказал он, поражаясь меткости и отчаянности невестки.
Мне стая волков тогда показалась сворой немецких фашистов. Так ненавидела я их в ту минуту...
Древние говорили, бойся не сильного, а мстительного. Детка, данный мной оберег тебя защитит. Но нельзя забывать и об осторожности. Волки – звери мстительные. Слышал, как вожак всю ночь провыл. Он горюет по волчице. Нам надо скорее уничтожить вожака, ибо сейчас он особенно опасен: скот может разорвать прямо в хлеву, наброситься на людей.
У Файрузы волосы встали дыбом. Ей и в голову не приходило, что оставшиеся в живых волки могут нанести такой урон деревне. “Как бы волки, преследуя меня, не напали на сына”, – подумала она. Обеспокоенная женщина обратилась к хазрету:
Дедушка, научите нас, как быть?
Сперва всей деревней надо попытаться согнать волков из Олосаза. Если не получиться, подумаем дальше.
В тот же день, после обеда, мансырцы, вооружившись вилами, лопатами, дубинами, направились к Олосазу. Файруза с ружьем шагала рядом со свекром.
Разорить логово волков без волчицы, оказывается, не так сложно. Хищники, после вчерашнего потрясения потерявшие чутье, все были на месте. Старый волк, не ждавший нападения людей, забыв о необходимости защищать волчат, первым ринулся к выходу. Файруза нацелилась на бегущего волка и, уличив момент, спустила курок. Олосаз оглушил выстрел. Хищник с разбегу рухнул на пожухлую траву.
А-а-а, сдох, фашист, теперь не видать тебе моего сына, – обрадовалась отомстившая женщина, облегченно вздохнув. Она без сил опустилась на землю. Ей показалось, что она расправилась со сворой фашистов, набросившихся на ее Хибата.
Файрузе, покончившей со стаей волков, колхоз выделил пуд муки и одну овцу. Остроумные мансырцы прозвали ее “Волконенавистная Файруза”.
* *
Так и не дождавшись вестей от мужа, Файруза как-то решилась пойти к хазрету.
Может, и мне напроситься на фронт, дедушка хазрет? Была бы рядом с Хибатом, – обратилась она к Мужавиру.
Не делай этого, невестушка, терпи... Война – не женское дело. Женщина рождена на свет, чтобы рожать детей, быть матерью. Растет продолжение твоего мужа Хибата – сыночек твой. Не делай его круглым сиротой, – сказал он.
Файруза поняла намек: значит, мужа нет в живых.
Хазрет еще раз повторил свое слово:
Ты, дочка, нужна здесь. Не делай сына сиротой, запомни это.
Файрузе не хотелось идти домой. Она повернула к Ургазе, где они были с любимым в последнюю ночь.
Значит, моего Хибата, моего любимого, погубили эти фашисты-волки?
Файруза дала волю слезам.
... Как всё имеет начало и конец, так и кровавая война, унесшая миллионы жертв, наконец, закончилась. Наступило победное утро мая 45-го года. От Хибата так и не было вестей. Файруза снова пришла к хазрету.
Дедушка, скажи, правду скажи, жив Хибат?
Хазрет начал издалека:
Жизнь тебя, молоденькую, немало испытывала. Ты не сдалась, из-за своей отчаянности, бесстрашия преодолевала трудности. Я не могу не сказать тебе правду. В жизни у тебя будут и испытания, и трудности.
Какие испытания, дедушка хазрет?
Первое испытание – это похоронка на Хибата. В сельсовете не знают, как вам передать ее. Она уже давно лежит там.
Услышав истину про мужа, Файруза, все еще надеявшаяся на чудо, окаменела. Ни одна слезинка не упала с ее глаз. Она увидела перед собой волчью стаю, терзающую ее корову Лапакай. Вот она набросилась не на корову, а на ее мужа Хибата. Один гложет ему глотку. Почему же Файруза стоит, как истукан? Отчего не бросается на помощь? Или она стала трусливой бабой?
О-а-а-а! Хищники! Хибат мой! Уходите отсюда, сейчас я уничтожу вас, – забилась в истерике Файруза.
Хазрет сразу понял состояние женщины, которая, выпучив глаза, содрогалась в судорогах. Бедная невестушка, не выдержав навалившегося на нее горя, кажется, потеряла рассудок.
Хазрет, применив свой дар, усадил Файрузу на стул, затем, заворожив взглядом, успокоил ее. Прошептал молитвы, отгоняющие ее горе, и еще долго заговаривал ее душевную боль. Он полностью освободил ее от отрицательной энергии, захлестнувшей молодую женщину.
У тебя все впереди, родная. Ты еще раз выйдешь замуж, родишь детей, иншалла. Сегодняшнее состояние больше никогда не повторится. Тебя до глубокой старости будут сопровождать мудрое сердце и ясный ум. Дети будут любить и почитать тебя.
Вскоре Файруза открыла глаза. Она все помнит, но сердце уже не гложет черная тоска. Что стало с ней? Увидев перед собой таинственно улыбающегося хазрета, она всё поняла.
Спасибо, хазрет, спасли мою душу от погибели, – сказала она.
Дочка, не оставляй свекра со свекровью одних. Дождись, пока вернется младший сын из армии, – поучал Мужавир хазрет ее. – Ради своего Хибата, положившего голову на поле брани, уважь их. Ты всю жизнь будешь ощущать помощь погибшего мужа. Как семья фронтовика, будешь получать материальную помощь от государства, иншалла.
Послушавшись хазрета, Файруза дождалась возвращения деверя, с глубоким почтением ухаживала за постаревшими свекром и свекровью. Они бесконечно обрадовались возвращению младшенького, в один голос начали уговаривать его:
Женись на енгей. Мы не хотим возвращать невестку матери. Она нам, как родная дочь.
Но Файруза не хотела оставаться в Мансыре. Она знала, что у деверя есть любимая девушка. Пусть хотя бы они будут счастливы.
Ты прошла еще одно испытание, – сказал хазрет невестке. – Правильно сделала, что не позарилась на чужое счастье. Потерпи, твое счастье еще впереди.
Хазрет сам пришел проводить Файрузу.
Господь даст тебе счастье материнства. В старости будешь почитаема детьми, – сказал он. Вослед ей он прочитал молитвы, просил у Господа для молодой женщины здравия, счастья и благоденствия.
...Прошли годы. Когда-то отчаянная Файруза постарела: ослабли руки, поблекли глаза. Длинные шелковистые волосы поредели, жемчужные зубы пожелтели. Но годы сделали ее мудрей. Она – мать детей, свекровь, сваха, любимая бабушка внуков и внучек. Когда иссякли силы, занялась рукоделием: выйдет вот так за дом, сядет на скамейку и сидит, вяжет. Горестного внимательно выслушает, нуждающемуся даст мудрый совет.
Хэ-э-эй, уай-уай, у-а-а-ай! – мелодично протянет она. Вот и сегодня скольким помогла дельным советом, молодых научила житейским премудростям.
Доброта рождает добро, ум же разум, – поучает она.
Где нам до наших предков. Что стоит один Мужавир хазрет, золотой был человек. Авлия был. А какой человечный и простой. Никому не отказывал в помощи.
Воспоминания в хранилище памяти бабушки Файрузы неисчерпаемы. Она каждое из них рассказывает подробно, нанизывая одно на другое. Подпитываются им не только соседка Суярбика, но очень многие другие в округе.
Я тоже очень уважаю бабушку Файрузу. Считаю ее одной из тех, кто близко знал Мужавир хазрета, через это знание доводит до молодежи его высокие помыслы и необходимые нравственные устои.

ТРОН, СОТКАННЫЙ ИЗ РАДУГИ

Разменявший десятый десяток, Мужавир хазрет от старости ослаб, суставы потеряли былую упругость, руки и ноги обессилели. Только вот разум остался, как и прежде, пронзительно светлым, взгляд иссиня-зеленых глаз так же излучал искры, природное душевное чутье не изменило ему. Хорошо знавший свое состояние, авлия, не желая заранее беспокоить своих близких, старался не разлеживаться в постели. Он, опираясь на палку, медленным шагом сходит на гору Иманай, на ее склоне соберет дикий лук, попросит, чтобы из борщевика, принесенного им, приготовили суп. Как-то он вышел прогуляться по берегу Шурале, утопающего в белых цветах черемухи. На следующий день отправился к реке Ургаза. Его охватила легкая грусть, когда он увидел зацветающие кусты калины – ему уже не суждено отведать эти багряные гроздья любимой ягоды. Из всех ягод он почему-то пуще всего любит калину. Бывало, в начале осени соберут они с женой эту ягоду, заморозят ее и всю зиму лакомятся протомленным в печи яством.
Иногда хазрет приходит к любимой тополи на берегу Ургазы. Усядется рядом с ним, перебирая четки, наслаждается пением птиц. Он понимает язык всякой живности, поэтому готов часами слушать их. Весна – это молодость года. Все вокруг оживает, тянется к солнцу, свету. Каждый находит себе пару, со своей половинкой строит гнездо, спешит оставить после себя потомство, словно подтверждая истину о вечности жизни на земле.
Наступила середина июня. Авлия, знавший, что время, отведенное ему, на исходе, что подходит пора распрощаться с этой жизнью, позвал к себе любимого сына – Мухаммада.
Будь рядом со мной, сынок, – сказал он, похлопывая по спине сына, которого он за красоту и привлекательность сравнивал с пророком Юсуфом. – Все время в учебе, все время на стороне, хоть сейчас будь со мной, хоть насмотрюсь на тебя.
Хазрет не ошибался. Его Мухаммад похож на него самого в молодости, такой же приветливый и добрый. Он угадывал желание отца по его взгляду, чувствовал его состояние здоровья по дыханию. Вернувшись, вспомнил, что отец встречал больных всегда в белых одеяниях, попросил мать приготовить белую рубашку и белые штаны. Сказал енгей, чтобы она затопила баню. Мухаммад стал приводить отца в порядок, сначала расчесал его поредевшие и поседевшие, как ковыль на склонах Иманая, волосы, поправил усы и бороду на лице, затем состриг ногти на высохших руках и ногах.
В бане Мужавир попросил сына:
Попарь меня березовым веником, сынок, да так, чтоб я утолил свое желание.
Горячая баня, настоянная на ароматах душистой березы и душицы, пошла на пользу хазрету: дыхание его стало свободным, тело блаженствовало от удовольствия.
Спасибо, сынок, очистил ты меня, – сказал хазрет, оставшись доволен баней. Распаренный, он с удовольствием закрыл глаза.
Отец всегда твердил, каждому истинному мусульманину перед уходом в мир иной полагается очищение.
...Плотное тело хазрета с возрастом стало щуплым, как у ребенка. Остались одни кожа да кости. Обессилели когда-то способные согнуть железо руки, коленные суставы потеряли былую подвижность. Сосуды на руках, словно растопыренные ветви дерева, вывалились наружу. Когда-то восхищавшие многих тонкие, длинные, как у музыканта, пальцы стали похожими на высохшую ильмовую ветку. Миндалевидные ногти стали совсем бесцветными и ломкими. Но каким-то неведомым образом совсем не изменились только глаза. На покрытом глубокими морщинами лице они, как и прежде, смотрели на мир проницательно, освещая вокруг ясными иссиня- зелеными лучами. Пронзительный ум, ясное сознание остались также без изменений. Хазрет, в полудреме открыв глаза, увидел подле себя Мухаммада и расчувствовался.
Благословляю тебя, сынок, даю тебе свое согласие,
сказал он и тихим голосом произнес молитву. Он не мог наглядеться на сына, на лучистом лице которого он увидел божественную благодать.
Если сможешь противостоять жизненным перипетиям, соблазнам современности, козням различных черных сил, будешь уважаемым аксакалом, иншалла, – сказал хазрет, стараясь защитить сына. – Они попытаются отыграться на тебе, ибо не могли навредить мне. Будешь праведно жить – победишь их. Будь близок к Богу. Верь в него, в его единство, тогда не пропадешь.
Авлия, утомившись, закрыл глаза. “Пусть отец немного отдохнет”, – подумал Мухаммад. Не успел он подняться с места, хазрет вновь открыл глаза и проговорил:
Садись-ка, сынок. У меня есть аманат моему народу. Хочу, чтобы ты передал его. Я написал об этом на полях Корана. Если сумеют прочитать их, то поймут.
Хазрет собирался сказать очень важную вещь, потому привстал и устремил взгляд за окно, далеко вдаль.
Ты знаешь гору Кынгырташ между Мансыром и Карышкой, еще ее вершина чуть синеватой виднеется?
Да, знаю.
Много было охотников до ее зеленых изумрудов.
Да, слышал.
И в дальнейшем будут. Эти камни, мерцая, будут привлекать людей, манить их к себе, зазывать, чтобы люди взяли их в руки. Но пусть люди не зарятся на них, пусть никогда не прикасаются к этой горе. Это нечистая гора. В ее недрах таится вредное для человека излучение. Пока я был жив, никого туда не пускал. Но мне, сынок, приходит пора отправляться в мир иной, поэтому охрану Кынгырташа я оставляю тебе.
Мухаммаду хотелось поподробнее узнать про эту таинственную гору, он спросил:
А что будет, если к ней прикоснуться?
Беда придет. С этой горы по земле распространится страшная болезнь. Погибнут люди. Никто не будет знать, отчего они мрут. Не будет им излечения.
Хазрет, словно слушая только ему известные звуки, закрыл глаза и прислушался. Потом заговорил вновь:
На землю придет новый авлия. Он подскажет таинственный способ излечения от этой болезни. Но это будет еще не скоро.
Ты мне большое дело поручаешь, отец. А меня послушаются?
Послушаются, если скажешь, что так говорил Мужавир авлия.
Когда хазрет рассказал про эту тайны, ему стало легче. Немного успокоился. Остался еще один аманат. Когда он донесет его до сына, то долг авлии на земле будет исполнен, иншалла. Он завершит все дела, предписанные свыше. Ведь человек на земле только гость. Его земная жизнь – только миг. Вечны лишь души, перешедшие в мир иной. Вон и его Господь вчера предупредил, что в ахирате ему уготовано место. Вот-вот прилетит Газраил и заберет его душу в мир вечности. Срок подошел.
Хазрет опять заговорил:
Есть озеро, которое надобно охранять, как зеницу ока. Это озеро Яугуль рядом с Культабаном. До войны там, на ее берегу, не послушав меня, разводили свиней. Озеро исчезло. Но когда я объяснил руководству района, свиней оттуда убрали. Через год воды озера вернулись. И вместе с ними вернулась и земная благодать.
Хазрет, в уме обозревая окрестности этого озера, замолчал.
В тихие дни на его поверхности, словно в зеркале, отражается гора Сагылтау, что напротив. Берега его полны уток и гусей, над озером летают чайки, по берегу пробегают крупные дрофы, в болотистых местах выводят своих птенцов журавли. В ивняке заводит свою песню птица ауирлау. Она из породы райских птиц, на грани исчезновения. Вот ее надобно пуще всего охранять. Но разве живущим сегодняшним днем людям до них есть дело? Им бы лишь сегодня вкусно поесть и сладко поспать. Думать о будущем – не удел беззаботных.
Приближение конца света зависит от самого человека, – заговорил хазрет после долгого молчания. – Семь слоев земли, семь слоев неба, горы и леса, реки и озера надобно беречь всем миром. А таким благодатным местам, как Яугуль, нужно особое внимание. Эта забота лежит на руководителях страны.
Авлия вновь закрыл усталые глаза. Но он не спал. Его сознание, связанное через божественный дар с будущим, подсказывало ему, какие события грядут в недалеком будущем.
Конечно, проницательный ум старика многое предчувствует и знает. Он видит, что не зря нынче склоны горы Иманай, где он в детстве пас отару, приоделись в пышный наряд. Понял, отчего тропинки, по которым он ходил, покрылись мягкой бархатистой зеленью. Почему по вечерам цветы на лугах источают приятный аромат, подобный дорогим заморским духам. Комната, где спит хазрет, наполняется особым благоуханьем, отчего становится легче дышать. Вон в кустах на берегу Ургазы, к всеобщему удивлению и восхищению, откуда-то появились доколе невиданные благородные птицы. Из леса и днем, и ночью слышны трели соловья. На толстом столетнем тополе кукует кукушка, откуда-то слышится скорбь в пении ауир- лау. Птицы все хором славят хазрета. Великий мудрец понимает, что все это не зря. Природа Мансыра готовится к траурным торжествам – к прощанию с хазретом и к переходу души авлии в мир истинный.
Вот наступил самый лучезарный период лета. И сегодня хазрет, по привычке, встал ни свет ни заря. Совершил омовение, прочитал утренний намаз, затем взял в руки с годами ставшие гладкими и местами стершиеся четки. Тут он, подчиняясь чьему-то таинственному велению, оглянулся в сторону горы Иманай и увидел: рассекая купол неба надвое, со стороны Каабы поднялась радуга! В тот миг, когда хазрет посмотрел в небо, появился разноцветный радужный трон. Вот чудо Всевышнего! Это же то место, где он в детстве пас овец. Он помнит, как будто это было только вчера, именно через такую вот радугу ему передался божественный дар. Радуга посредине, на самой вершине, образовала чудесный трон. Легкий утренний ветерок раскачивает колыбель. От него в разные стороны растекаются мягкие лучи. Вот диво, вот чудо! Оно, это чудо, ошеломило даже видавшего виды мудреца и волшебника. Он стоял, неотрывно вглядываясь в этот таинственный трон, и тут он услышал еще более таинственный голос:
Его величество авлия, идемте!
Обладатель голоса, бестелесное существо, взял хазрета за руки и повел его в сторону трона.
Ради добрых дел, сотворенных тобой на земле, ты отныне становишься обладателем этого радужного трона, – сказало бестелесное существо и в мгновение ока усадило его на этот трон. Хазрета охватило блаженство. Пока он усаживался поудобнее, гот торжественный голос задал ему первый вопрос:
Его величество авлия, кому оставляете свой дар?
Мужавир задумался. У него не счесть детей, внуков,
правнуков, родственников. Оставит одному, другие обидятся. Что делать?
Обладатель голоса его не торопил, видимо, решил, пусть хорошенько подумает. Некоторое время спустя авлия хазрет откашлялся, давая знать, что готов ответить на вопрос.
Не смущайтесь, его величество, – сказал голос. – Скажите.
Я оставляю свой дар родному народу, родимой земле,
сказал хазрет. – Пусть вечными будут земля моя и воды, пусть никогда они не испытают горести страшного суда. Пусть крепнет мой народ. Пусть среди башкир вырастут славные мужи, авлии, ученые и мыслители, способные оставить после себя великое наследие, удивить мир своим искусством, литературой, песнями и танцами. Пусть сменяют друг друга поколения, способные уберечь наши земли и воды, пусть рождаются отважные батыры, готовые встать на защиту родины-матери.
После этих слов хазрет с высоты своего трона посмотрел на родную землю. Его охватила тревога за ее будущее. Только бы не тронули гору Кынгырташ! Да еще берегли благодатное озеро Яугуль! Теперь сами ученые поняли, что нельзя дырявить покрывало земли. Стараются беречь и воду. Иншалла, земля будет существовать и далее. Исполнится мой аманат.
Тут снова послышался тот голос:
Одобряю твой ответ. Коли ты так просишь, желание твое будет исполнено. Твой народ вечно будет жить на пуповине земли.
Повеселевший хазрет спросил:
А я могу задать вопрос?
Да, спрашивай.
Когда на земле родится новый авлия!
Примерно через сто тридцать-сто пятьдесят лет после твоего рождения на небе появится радуга. Чуть погодя откроется купол неба. Вся Вселенная утонет в лучах света. Среди множества людей только один человек увидит это. Вот он и будет обладателем твоего божественного дара, твой посох передадут ему.
Этим завершился первый вопрос-ответ. Стало тихо. Трон качался на радуге, как колыбель младенца, лучи разноцветной радуги мерцали, радуя глаза и душу хазрета.
Вскоре авлия увидел, что к склону горы Иманай тянется людской поток. Все они нарядно одеты. Лица одухотворены и праведны. Лишь по глазам можно прочесть, что они испытывают бесконечную горечь утраты.
Прощай, хазрет, – обращаются они, преклоняя голову перед авлией.
Ты спас моего сына от смерти!
Вылечил меня, целитель!
Буду беречь твой оберег, как зеницу ока!
Буду беречь намоленную тобой соль!
Уберег меня от беды, святая душа!
Снял с меня порчу, знахарь!
Великий религиозный деятель!
Провидец!
Выдающаяся личность!
Авлия!
Земные люди возносили хвалу Мужавиру, бесконечно благодарили его. Ангелы же записывали каждое деяние святой души.
Потом все живое, вся природа начали читать заупокойную. Душа хазрета возрадовалась, услышав многочисленные слова благодарности. Тут же пред ним преклонились травы и цветы, добрая Ургаза, резвая Шурале, кусты рябины и черемухи, белоснежные березы...
Пусть душа твоя покоится в раю, великий авлия земли родной!
Из людей, только следовавшие за иблисом, не пришли сегодня попрощаться с авлией, ибо, превратившись в рабов шайтана, они не поняли, какого человека потеряли. Сердце у них было закрыто. Конечно, с годами они поймут, какая святая душа покинула их. Глаза их откроются, они будут каяться, но будет уже поздно.
Попрощавшись со всеми, пожелав им здоровья, благо- славив оставшихся на земле, передав свой дар, возлюбленный Господа Бога Мужавир ибн Уелдан перешел из мира бренного в мир вечности. Душа его пролетела через длинные темные тоннели и оказалась в освещенном лучами царстве. Он не поверил своим глазам: перед ним предстала гора Иманай. Здесь же на небе висел сотканный из радуги трон. Знакомый голос обратился к Мужавиру:
Его величество авлия, усаживайтесь на свой радужный трон, продолжайте свое священное деяние. И здесь нам необходимы такие святые души, как вы. Добро пожаловать в рай!

ИСЦЕЛЕНИЕ ДУШИ

Похоронив любимую жену, с которой он прожил долгую счастливую жизнь, терзаемый нестерпимой душевной болью, Гадельгарей как-то решился прийти на могилу знаменитого авлии, слава о пророческом даре которого гремела по всей округе. Он опустился на колени:
Дедушка, помоги внуку! Заговори израненное сердце мое! Мне не хочется жить. Что мне делать?
По лицу высокого, статного мужчины средних лет покатились слезы отчаяния и упали на мраморный могильный камень.
Дедушка, у меня болит душа. Путаются сны. Закрою глаза, начинаю бредить. Помоги мне! Подскажи, что делать?!
Гадельгарей с детства был наслышан о целительском даре дедушки, о том, что он авлия, при жизни исцелил тысячи людей. Сейчас священным считают его могилу, при- могильную землю. Приезжающие горстями увозят ее домой. Посещение могилы авлии, память о нем, мольба о помощи, говорят, очень помогают людям, особенно таким, как Гадельгарей, потерявшим опору в жизни, ее смысл. Пробуждает искру надежды, желание жить. Многие стекаются к могиле в надежде вернуть душевный покой.
Вот и Гадельгарей, не смысливший жизни без жены, задумал взяться за дверь ажала. Прошел год со дня смерти любимой. Но муж ни на минуту не может забыть о ней. Жена предстает перед ним, как живая. Или, улыбающаяся, выходит из кухни со словами:
Дорогой, бишбармак готов, идем кушать! – и тянет его к себе, или же заключив в объятия, начинает неистово целовать.
Люблю тебя, мой Гадель, до смерти люблю! – с такими словами тянет лечь рядом. Или, будто лежит в постели и с мольбой обращается к Богу:
Что будут делать муж и дети без меня? Пожалей, Господи! Не лишай меня жизни, Бог мой!
Вот и сейчас она приближается к нему. Не шагает, а плывет. Надела голубое платье, заплела волосы в две косы. Любимая!
Возбужденный мужчина резко вскочил с колен и побежал было навстречу к жене, как вдруг услышал в небе громкий крик какой-то птицы. Гадельгарей словно очнулся ото сна, встрепенувшись, посмотрел вверх. В бездонной синеве он увидел одиноко летящего лебедя. Голос птицы раздирает душу, неужто и она потеряла свою пару и тоскует по ней? Гадельгарей слышал от людей, что лебеди, потеряв пару, на всю жизнь остаются одинокими, не могут разлюбить ту, единственную, и умирают от тоски. Ему стало невыносимо жалко одинокого лебедя. “Найди свою пару, лебедушка!” – Гадельгарей не заметил, как приветливо замахал ему.
Вечерело. Скоро по дороге, стелющейся за холмом, пройдет автобус в Сибай. Гадельгарей, желавший на обратном пути заглянуть в Мансыр и повидаться с родственниками, вдруг засобирался домой и направился к автобусной остановке. За ним подул едва заметный, теплый ветерок, словно это хазрет, прочитав молитву, подул на него. Легкий ветер, как дыхание хазрета, потрепал по густым кудрявым волосам мужчины, погладил по спине, залез ему за пазуху. Пьянящий аромат луговых цветов щекотал ноздри. Тут Гадельгарей почувствовал какое-то умиротворение. Ему хотелось, чтобы дуновенье ветерка повторилось еще и еще, но оно прекратилось. Путник почувствовал какое-то облегчение, у него поднялось настроение, шаги стали более энергичными.
Вскоре подошел автобус. В салоне Гадельгарей, ни на кого не глядя, уселся на свободное место и, словно человек, желающий поспать, закрыл глаза.
Сидевшая рядом миловидная женщина, тревожась за спутника, изредка поглядывала на него. Затем не вытерпела, коснулась его руки:
Вам плохо? Вы не заболели? Почему не отвечаете?
Но вопросы остались без ответа. Это очень расстроило
спутницу:
Дорогой, возьмите в рот вот эту таблетку. Поможет,
сказала она и осторожно коснулась руки мужчины. Но он молчал, тогда она, не дожидаясь его согласия, сунула ему таблетку в рот. Ее ласковые пальцы заботливо коснулись его губ.
Положите под язык.
Что это?
Лекарство для исцеления души.
Женщина, сама не замечая, произнесла слово, которое он искал. Да он же давно искал вот это лекарство для исцеления души. И к могиле деда приехал именно за ним. Соседка, словно чувствуя состояние мужчины, продолжала допытываться:
У вас болит душа, я верно говорю? Приехали, наверно, к могиле хазрета в поисках душевного покоя?
Мужчина поднял удивленные глаза.
Откуда вы знаете?
И со мной такое случалось.
Что, и вы?
– Да!
А-а-а!
Спутники, на удивление быстро, с полуслова понявшие друг друга, замолчали. О Боже, у них же одно горе на двоих. Женщина заговорила первой:
Дети у вас есть?
Есть. Но у них свои семьи...
У моих тоже.
После этого каждый погрузился в свои мысли, никто не произнес ни слова. Только женщина, у которой чувство жалости постепенно превращалось в нежность, пододвинулась к мужчине и прижалась к нему. Словно желала перенести чувство родства, возникшее в своем сердце, в душу этого печального спутника. Ей хотелось растопить обледеневшее сердце этого человека, утешить его душу.
Да, на этом свете у каждого свое. Что такое утрата любимого, знает лишь тот, кто пережил это горе. Путники, чувствуя взаимное тепло то ли тела, то ли души, задремали. Они проснулись от громкого голоса водителя:
Все, приехали. Сибай.
...Женщина, словно куда-то торопилась, спешно вышла из автобуса и зашагала в сторону города. Гадельгарей запомнил лишь ее ласковый взгляд, миловидное лицо и нежные заботливые пальцы.
После посещения могилы авлии и встречи с его духом Гадельгарею, на самом деле, стало легче. Покойная жена, как раньше, не снилась ему, сон стал спокойней. Не зря люди посещают его могилу, не зря говорят, даже земля вокруг нее имеет целебную силу. В прошлом году, когда земля на могиле заметно поубавилась, старший сын Варис, посоветовавшись с религиозными деятелями, добавочно насыпал землю вокруг могилы и поставил на могилу мраморную плиту. Таким образом, увековечил память отца. Люди, радуясь, говорили:
Спасибо, Габдельварис, теперь по истечение столетий дети наших детей будут приходить к священному авлии.
...Прошло пятнадцать дней со дня посещения Гадель- гареем могилы хазрета, жена перестала являться перед ним, тоска по ней постепенно угасала. Лишь, о чудо, в его душе поселилось какое-то иное непонятное чувство. Это было желание скорее съездить на могилу дедушки.
Съезжу, прочитаю аят в память о дедушке, положу ему хаер, – подумал внук и в одно из воскресений отправился в Мансыр.
По дороге нарвал охапку полевых цветов. Приближаясь к могиле, увидел женщину в белом платье и остановился. Идти дальше? Не помешает? Или подождать, пока она уйдет? Но какая-то неведомая сила толкала его вперед.
Здравствуйте?!
Здравствуйте!
Гадельгарей узнал в ней ту женщину, которую встретил в автобусе.

Могила Мужавир хазрета.

Ба-а-а, это вы? Как вы здесь оказались? – спросил мужчина, встретившись с заботливым, добрым взглядом женщины. – Я уже не надеялся встретить вас.
Он все еще помнит, как женщина прижалась к нему своим округлым телом. В нем все еще живет то чувство близости, которое родилось в нем от проявления нежности и заботы, оказанной этой женщиной. Он потом очень жалел, что не спросил ни имени, ни адреса этой доброй женщины. Скажи после этого, чудес не бывает. Вот ведь, раз суждено было, вновь встретились. Они оба, то ли от радости встречи, то ли от волнения, некоторое время молчали. Женщина оказалась более смелой:
Когда трудно, когда становится невмоготу, прихожу сюда, – сказала она, не поднимая головы.
И я, – сказал мужчина. Так слово за слово завязался разговор.
Говорят, хазрет был волшебником. Один человек по фамилии Щибря сравнивает его с куском золота, с самородком. Такие, как Мужавир хазрет, рождаются очень редко, он – авлия, – говорит он. – Женщина подняла взгляд на внимательно слушавшего мужчину и продолжила. – Жаль, при жизни не пришлось его увидеть. Говорят, был очень красивым и умным человеком, к тому же общительным и остроумным.
Говорят, мы с ним схожи, – сказал мужчина, на его лице промелькнула какая-то внутренняя гордость.
Правда? Отчего?
Оттого, что он мой дедушка.
Дедушка?
“Все может быть, – подумала женщина. – Неужели такой солидный человек будет нести чушь?” Женщина испытующе посмотрела на стать, задумчивый взгляд, одухотворенное лицо привлекательного мужчины.
Никогда не думала, что встречу внука хазрета. Вы именно тот человек, который мне нужен, – лицо женщины просветлело.
Почему вы так считаете?
Я ведь собиралась написать книгу про хазрета. Изучаю его жизненный путь. Для меня важна каждая мелочь, касающаяся авлии.
Я буду рад, если смогу помочь вам в этом священном деле.
Спасибо.
Сделаю все, что в моих силах. Только вот не знаю, как вас зовут.
– Ия.
Как давние знакомые, с первой минуты встречи от души разговаривавшие мужчина и женщина, искренне рассмеялись.
Карлугас, – сказала женщина и протянула руку, – я
журналист.
А я Гадельгарей. Врач. Этим именем нарек меня дедушка. Чтобы шел я по его верному, справедливому пути.
Я о вас, Гадельгарей, с первого взгляда так подумала. Вам, наверно, чужды такие качества, как обман, предательство, двуличие.
А что, и вы видите насквозь?
Иногда.
Чем больше он общался с ней, тем больше нравилась эта женщина Гадельгарею. Ему хотелось рассказать ей все, что он знал про хазрета. Даже вспомнил некоторые детали, которые запрятались в затаенных уголках памяти.
Когда мы были маленькими, редко видели дедушку. Он проводил все свое время, исцеляя приехавших к нему людей. Иногда заготавливал лечебные травы на Сусактау или Кызылъяр. Собирал камни, изучал их лечебные свойства, говорил, в будущем, возможно, наша земля превратится во вторую Мекку. В этой местности когда-то жили святцы, пророки и авлии, рассказывал он.
Гадельгарей показал рукой в ту сторону, где жил его дедушка.
Вон видите реку? Это Ургаза. Дом дедушки стоял на ее берегу.
Подожди, пожалуйста, – Карлугас дотронулась до руки Гадельгарея. – Я сейчас. – Она достала из сумочки диктофон и приблизила микрофон к собеседнику.
Можно я вас запишу?
Оставьте, пожалуйста. Мы же с вами говорим просто, по-человечески, – он выказал свое недовольство.
Я хотела оставить ваш голос на память.
Вы думаете, от меня так быстро отделаться? Если хотите, можете слышать мой голос каждый день .
Карлугас, смеясь, промолвила:
По журналистской привычке, - и спрятала диктофон в сумочку. Сама, желая возобновить прерванный разговор, спросила:
Вы говорите, что по берегу реки Ургазы располагались больные, приезжавшие к вашему деду?
Да, многие приезжали на лошадях. Кто-то там разводил костер и варил обед, кто-то кипятил самовар. Весь берег гудел. Некоторые, из-за большой очереди, по два- три дня ждали приема.
Журналист, желая узнать про хазрета как можно больше, задавала вопрос за вопросом. То ли искренность слушателя, то ли тоска по деду делали беседу еще оживленней, цепочкой текли одно воспоминание за другим.
Дедушка часто напоминал о конце света. Чем быстрее развивается наука, чем лучше условия жизни людей, тем короче становится жизнь земли. Человечество спешит к своей погибели, как корабль в океане торопится навстречу айсбергу, столкнувшись с которым, разрушится. Спешит, жалуется на нехватку времени.
Он также переживал, что люди дырявят небесное покрывало, защищающее землю. Через эту дыру, говорил он, когда-нибудь беспощадные лучи погубят все живое на земле.
Есть путь спасения для человечества – это настойчивая коллективная нравственность, – любил повторять хазрет. – Для этого каждый человек должен жить праведно, беречь природу. А людскую злобу, толкающую человека на скверну, надо изгонять. Человек ведет себя так, словно пришел на эту землю навечно. Не думает, если уж не избежал рождения, так и не избежит смерти. На земле вечны только доброта и праведность. Оберегать и защищать матушку-землю – основной смысл жизни. Следует любить и жалеть землю, как свою родную мать. Самая настоящая истина на земле вот в этом, -- говаривал дедушка.
Да, авлия думал не только об исцелении больных, но и о будущем нашего бытия.
Дед никогда не делил людей по национальности или по вероисповеданию. Лишь не любил пьющих и курящих...
Гадельгарей посмотрел на свою собеседницу:
Про него можно долго рассказывать. Я вам не надоел?
Рассказывай, Гаделгарей, рассказывай. Я готова слушать тебя день и ночь.
Рассказывают одну историю, относящуюся к тому, как дед не любил пьяниц...
...К деду приходит один человек. А бутылку свою оставляет под деревом, дескать, потом допью. Когда он уже собрался уходить, острый на язык хазрет говорит ему:
Не забудь то, что оставил под деревом.
Где уж там забыть? Мужчина, охочий до водки, сразу по выходу из дома поспешил к тому дереву. Но как только он, раздвинув траву, потянулся к водке, увидел: бутылку обвила змея, да так, что подняла голову и уставилась глазами на мужчину. От ужаса он побежал, не разбирая дороги. После этого случая он боится слова “водка”. Потом рассказывал людям: “Мне хазрет сам запретил пить”.
Про авлию говорят, что он был сильным целителем,
спросила Карлугас, желая услышать еще какую-то поучительную историю.
Это так. Его способность врачевания была действенной.
Значит, вы, как врач, продолжаете дело деда? Возможно, и у вас есть его дар?
Нет, во мне нет. Предназначенная Богом нашему роду божественная сила, дарована была одному человеку
нашему деду. Остальные остались без доли. Из нас он один был способен читать чужие мысли, предвидеть грядущее, творить чудеса. Как-то один человек сказал дедушке: “Жаль, у горы Байсура даже волков нет”. Творящий чудеса дед промолвил: “Ах, так?” и явил перед ним в пути стаю волков. Бедный путник не знал, что делать, даже голос пропал от страха. Тут волки сами собой исчезли, и откуда-то появился волшебник:
Говорил, нет волков, теперь видел? Да, шутник был наш дед.
Гадельгарей посмотрел то на женщину, с интересом слушавшую его, то на небо. Солнце спешно катилось к горизонту. Мужчина взглянул на часы:
Пора к автобусу. Пойдем, Карлугас.
Вот так, на пути к хазрету два человека, два одиночества, искавшее средство для исцеления души, не только встретились, но и затем соединили свои судьбы.

ЭХО

Эге-ге-гей!... Искреннее дитя племени табын!... Я тебя ищу. Подожди немного, не уходи. Я к тебе иду.
Сильный голос, ударяясь о горы напротив, вернулся ко мне далеким эхом.
... не уходи ...к тебе иду.
Кто ищет меня? Где этот человек? – Я, женщина, которая собирала лекарственные травы на склоне горы Иманай, оглянулась в ту сторону, откуда доносился голос. Никого не видно. Голос вновь повторился.
Башкирка племени табын, родная мне по духу! Через столетие обращаюсь к тебе. Ты слышишь меня. Я спешу увидеть тебя.
Кто ты?
Мужауи-и-ир авлия!
Не сразу соображаю:
Какой Мужавир авлия?
Герой твоей книги.
Пока я стояла, как вкопанная, не в состоянии придти в себя, передо мной возникла радужная дорожка. В тот же миг я увидела вдалеке приятного пожилого человека в белом чапане, в белоснежной чалме и без обуви. Его радушное лицо, зеленовато-голубые глаза показались мне очень знакомыми, но я никогда его раньше не видела. Интересно, весьма интересно! Тот таинственный человек начал по яркой дорожке спускаться вниз, словно плыл на лодке под парусами, приблизился ко мне и заговорил:
Пришел поблагодарить тебя, дитя племени табын! Конечно, я знал, что мои сородичи не забудут меня. Но я не предполагал, что ты, дитя другого рода-племени, так возвысишь меня.
Авлия, что-то вспоминая, ненадолго замолчал. Он продолжил, сам противореча себе:
Да, я ждал, что ты когда-нибудь придешь поклониться на мою могилу, ибо я много добра сделал тебе, ты только об этом не догадывалась, – Я удивленно вглядываюсь в божественное существо.
Как это?
Я давно наблюдаю за бытием твоим, духовная сестра моя! При необходимости помогаю, защищаю тебя.
Мужавир авлия, словно желая подтвердить сказанное, волнуясь, продолжил:
Помнишь, когда купалась на реке Зилим, ты чуть не утонула. Заплыла на глубокое место и обессилела. Я, находясь в Мансыре, почувствовал это и взмолился Аллаху, чтоб он помог тебе. Наблюдал за тобой, пока ты не вышла на берег.
Помню, помню! Дальше не было сил грести, и меня понесло течением, и вдруг какая-то сила вытащила меня на берег.
Помнишь, однажды современная железная телега, на которой ты ехала, соскользнула с дороги, два-три раза перевернулась, полностью вышла из строя, повреждения получили все железяки вашей телеги, стекла разбились. Но люди не пострадали. Вы удивленно посмотрели друг на друга: все целехоньки. Радости не было конца.
Да, да, помню, дедушка!
Любила ходить по ягоды. Помнишь, однажды, собирая дикую вишню, наткнулась на змею. Я убрал ее с твоего пути и направил в другую сторону.
О чудо! И такое было.
Святое существо в белом одеянии все говорило и говорило своим располагающим приятным голосом. А я, как завороженная, смотрю на него и слушаю.
Помнишь, однажды ты не могла уехать из дома в запланированную поездку. Не могла найти билет, лежавший в сумке. А через некоторое время увидев, что он лежит на месте, изумилась несказанно. В этой поездке ты пострадала бы.
Да, да, вот, оказывается, в чем причина, – говорю я и удивляюсь этому сказочному обстоятельству, хочу, чтобы оно продолжалось подольше.
Хазрет, вас обожествляют в народе.
Знаю. Согласен. К моему народу возвращается вера.
Святой, поторапливаясь, продолжил:
Я вижусь со знатными людьми твоего рода – Абза- лилом муллой и Сабиром хазретом. Он также – обладатель радужного трона. Оказывается, он твой предок.
Говорите, видитесь с ними? Вот чудо! – и вспоминаю знаменитого муллу из моей деревни.
Да, вижусь! Он желает вам счастья.
Воодушевляясь разговором, я беру на себя смелость задать хазрету свой самый главный вопрос:
Хазрет, на земле ждут, что придет новый авлия. Это правда?
Да, чтобы сберечь землю от бедствий, на землю придут новые авлии, обладающие божественной силой. Они предназначаются для таких богатых на ископаемые земель, как Мансыр, Баймак, Гадельша. Когда пройдет сто тридцать один год со дня моего рождения, на мальчика лет десяти-двенадцати снизойдет от Господа божественная сила. Эта сила будет такой мощной, что в состоянии будет обуздать всемирный потоп или всесильный пожар на земле. Она покончит с болезнями современности, пьянством и наркоманией, калечащих молодежь, бьющих по их духовности и здоровью. Но черные силы зла, потворники иблиса, будут противостоять этой мощи. Поэтому люди должны защищать данного молодого авлию, пока он не обретет соответствующую силу.
Как мы отличим его?
Да, люди сначала не отличат его от других юношей, ибо он вначале покажется неприкаянным, жалким, нуждающимся в помощи. Затем он привлечет к своему святому ремеслу людей, которых испытал исходя из их праведности и милосердия.
Его величество, обладатель радужного трона! – С неба послышался голос, похожий на грохот. – Вы довольны? Вас у нас потеряли.
Откуда ни возьмись, на склоне горы Иманай вновь появилась радужная дорожка. Прямо на середине дуги образовался радужный трон из лучей солнца. Святой старец с довольным видом уселся на этот трон, и в тот же миг исчез с глаз. За ним на небе стлался единственный белоснежный луч, как напоминание о недавнем присутствии на земле святого авлии.
Что это было? Сон или явь? Расскажешь, не поверят. Явление великого авлии, чья жизнь была соткана из чудесных волшебств, его слова, сохранившиеся через века и эхом возвратившиеся на землю, наверно, были чудом из чудес этого человека, сотворившего волшебство еще при жизни. Неповторимый, несравненный, единственный Мужавир авлия!
Пусть твой святой дух иногда возвращается на землю хотя бы далеким эхом.

НИКТО НЕ ВЕЧЕН НА ЗЕМЛЕ, ВЕЧНЫ ЛИШЬ ДЕЯНИЯ

Недавно мне опять приснился Мужавир олатай. Вернее, это было видение.
Как будто я стою на какой-то возвышенности. Внизу течет полноводная река. С того пологого берега тянется зеленое поле и смыкается с горизонтом. Вдали виднеется крутая гора, вся покрытая зелеными деревьями. Неизвестно откуда появляется Мужавир хазрет в белой одежде, поверх накинутом казакине, на голове зеленая тюбетейка, на ногах ичиги. Лицо кажется строже, чем в прошлый раз. Его полный невысказанных тайн взор устремлен вдаль. Туг старец повернулся в мою сторону, поднял глаза и проницательно посмотрел на меня.
Я знала, люди давно ждут ответ на один важный вопрос: явится ли к ним вновь целитель и прорицатель, подобный Мужавиру? Видимо, пришло время посвятить людей в эту тайну, и дух святого опять явился к нам. Исчерпывающая информация на волнующий вопрос была такова: нужно объяснить людям суть об избранных Аллахом детях. Оказывается, время от времени рождаются на свет дети с целительскими способностями. Но люди настолько непонятливы и эгоистичны. Они не дают возможность избранному отроку, будущему прорицателю набраться божественной силы. С разных сторон начинают дергать и теребить десяти-одиннадцатилетнее дитя, рожденное стать авлией. Не достигшего совершеннолетия и зрелости избранника Аллаха заставляют лечить свои недуги, болезни. Задают заумные вопросы, долго не думая, перекладывают свои проблемы на хрупкие детские плечи, тем самым высасывают с несозревшего мальчика силу и энергию. Ему бы еще резвиться, развлекаться, играть да набираться сил. Но тут он поневоле сидит с прихожанами, день ото дня, постепенно, как таящая свеча, теряет свой божественный дар. Раньше в народе такого не допускали. Ведь неокрепший подросток подобен несозревшему плоду или недоношенному ребенку. Обычно, не набравший жизненной силы плод не выживает. Так же не набравший духовной и физической силы будущий авлия теряет свой божественный дар. Людям должна быть известна эта истина. Ведь были же и в наших краях, о которых мы и сами знаем, дети со сверхспособностями. Пусть люди берегут дитя, рожденное во благо всем, пусть дают отроку время достичь зрелости, окрепнуть, набраться сил. Пусть божественную энергию заранее не высасывают из него, а берегут, как драгоценное сокровище.
Передав все эти мысли, авлия устремил свой взгляд вдаль. Через некоторое время он опять посмотрел в мою сторону, и я получила новую информацию.

Мужавир хазрет в старости.

Он хотел, чтобы писали о тайных святых и об интуитивных праведниках. Ту энергию, положительный заряд, который они распространяют среди людей, надо вложить в книги. Эти знания помогут людям правильно жить, выбрать правильный путь, понять происходящие события.
Да, нам известно, что на земле всегда были тайные святые. Они сами даже не подозревают об этом. Эти люди, наделенные природной добротой, позволяющей им без усилий достигать тех вершин, к которым большинство людей безуспешно старается приблизиться, они всегда в пути. Им свойственны преданность, мягкость, отсутствие эгоизма, природное чувства добра и врожденная склонность следовать ему, стремление к поддержке тех, кто наслаждается счастьем общения с ними. Они следуют своим принципам склонностям, совершенно независимым от похвалы или порицания внешних людей.
Олатай хотел объяснить, что духовная связь с тайными святыми, интуитивными праведниками поможет нам противостоять злу, бороться с негативными силами, дерзостью, жестокостью и чёрствостью души, которые воцарились в современного человека.
Еще мысленно было передана такая информация: каждый должен знать о том, что Аллах дает человеку ситуацию, чтобы испытать его. Выдержит или испугается? Позарится на богатство или проявит честность и порядочность? Чтобы выйти из ситуации победителем, надо крепкая вера в Бога, не бояться людей, а бояться лишь Всевышнего. Кто смел и честен, тот выберет правильную ситуацию. Пусть пишут побольше о добре и благочестии, чтобы люди могли извлечь уроки доброты. Зло порождает зло. Какова наша речь, такова наша душа. Пусть сердце каждого будет открыто для любви и сухбата!
Когда видение исчезло, я призадумалась. Да, дух авлии витает над нами и старается помочь бренному миру. Не зря тысячи и тысячи людей благодарят Аллаха за то, что Он послал на нашу землю авлию. Говорят спасибо за оставленный им добрый след. Миссию, возложенную свыше, хазрет выполнил сполна.
Прикасаясь к святому имени Мужавира хазрета, мы всегда открываем для себя истину. На нем, как на лакмусовой бумаге, раскрывается нутро, природа и характер человека: хорошие люди – с благожелательной, доброй стороны; злые, мерзкие люди, сами не желая этого, с отрицательной стороны. Имя авлии стала нарицательным для нас, словно весы, взвешивающее добро и зло, грех и праведность человека, испытание на человечность и доброту, пробуждающее в нас веру в победу справедливости и правды. Кто-то об этом сложил стих:

Озаряя людей счастьем,
Жил человек, был в пути.
Достигнув таинства мудрости,
Добра совершил навеки.

Как автор книги, я хочу поблагодарить тех, кто добром вспоминает Мужавира хазрета, посвящает ему по утрам молитвы, аяты из Корана, ибо они не дают ему томиться жаждой по молитвам на том свете. Ведь мы знаем по святым книгам, что в мире вечности духи жаждут по молитвам. Да пусть любовь моего народа и наши молитвы благодатью отзываются в вечном мире.
Из газеты “Республика Башкортостан” №174, 2007 год. А. Кульмухаметова
Сказание о Мужавире хазрате
По следам великого целителя
О чудесном старце Мужавире-хазрате, жившем в прошлом веке в Баймакском районе республики и обладавшем уникальным по мощности даром целительства и ясновидения, я слышала с детства. Мама не раз тяжело вздыхала, когда дети вдруг заболевали: “Эх, был бы дедушка жив...” Чуть позже она рассказывала нам, уже повзрослевшим, о встречах с этим удивительным человеком, слава о котором распространилась по всему Башкирскому Зауралью. Эти рассказы впечатались в память довольно точно, вот один из них.
“В нашем доме все время было много народу: многочисленные гости, спавшие на полу, множество детей, потому что, кроме своих, мои родители воспитывали несколько приемных малышей, оставшихся в войну сиротами. Время было тяжелое, но среди людей было в ту пору заведено помогать друг другу, так что делились с ближними всем, что имелось. Жили мы в Сибае, и я не помню, чтобы наш дом когда-нибудь пустовал. Самовар всегда кипел, и кто-нибудь обязательно неспешно пил чай, так что мне, единственной девочке в многодетной семье, приходилось день-деньской заниматься бесконечной домашней работой: доить коров, скрести ножом деревянные полы и бегать за водой, стирать и присматривать за младшими детьми и еще потчевать гостей, носясь, как угорелая, из кухни в комнату. Зато в наше время лодырями никто не рос. Ну, это так, к слову.
Как-то в гости к отцу зашел незнакомый дедушка, приветливо поздоровался, отец обрадовался и усадил гостя за стол. Вдвоем они не торопясь о чем-то беседовали. Позже я узнала, что оба они накануне войны сидели в тюрьме в Уфе, куда попали в пору сталинских репрессий. Но всего этого я пока не знала и резала лапшу для супа, мучаясь от сильной головной боли: видимо, сказывались постоянная усталость и недосыпание. “Ну, когда же кончатся эти гости!” – в отчаянии подумала я, стоя на кухне совершенно одна.
– Не беспокойся, дочка, скоро я уйду, а со мной уйдут и остальные, – неожиданно прозвучал из комнаты голос отцовского собеседника. – Вижу, голова у тебя болит. Осторожно, а то порежешься, – продолжил он, хотя определенно не видел, что у меня в руках нож. – Выйди сюда, я помогу.
Я вышла, он пошептал, легко дунул в мою сторону, и боль как рукой сняло. Мне стало ужасно стыдно за свои мысли, так стыдно никогда не было”.
Позже девочка попросила рассказать отца об удивительном госте, способном читать мысли. Этого человека звали Мужавир-хазрат (хазрат – религиозный чин в исламе, равный священнику – авт.). И дедушка, коммунист со стажем, искренне преданный делу партии, с нескрываемым восхищением поведал, какие чудеса видел он в тюремной камере, когда сидел вместе с хазратом. “Вечером охранники проверяли, надежны ли запоры на дверях, – рассказывал дедушка Закирья. - А ранним утром хазрат будил меня: “Вставай, братишка! Самовар уже закипел”. Откуда в камере брался самовар и чай? Это было непостижимо. Особенно бесновались охранники. Они заковали как-то хазрата в наручники, добавили запоров на двери камеры. А тот, глядя на их старания, только посмеивался. Утром, как ни в чем ни бывало, снова будил: “Вставай, Закирья, чай готов!”
“Удивительный человек, большой души, – качал головой дедушка, искренне гордившийся дружбой с хазратом. – Он меня многому научил...”
К слову, достигнув зрелого возраста, дедушка мой совершил беспрецедентный поступок: сдал партбилет. “Хватит, послужил”, – сказал он. Это были шестидесятые годы. Бывший коммунист сам взялся за Коран и, несмотря на царящий вокруг атеизм, стал богобоязненным человеком.

“ОН ДЛЯ МЕНЯ РЕАЛЬНАЯ ФИГУРА”

Так случилось, что недавно вновь пришлось освежить в памяти факты, касающиеся Мужавира-хазрата. Произошло это по вполне чудесному стечению обстоятельств. Нынешним летом семьей мы отдыхали на озере Талкас, что в Баймакском районе. Прекрасные края! Мягкая линия покрытых ковылем холмов и синие кромки хребта Ирендык, голубые глаза озер на нежно-зеленом ковре разнотравья – всю эту поразительной красоты ширь хотелось зачерпнуть и впитывать всем сердцем, всей душой. Обычная прогулка по горам вызывала доселе неведомое желание петь, и после этих певческих упражнений голос сам собой становился звонким, а речь – напевной, как у здешних женщин, которые когда говорят, словно густой мед льют. За короткое время мы обросли новыми знакомыми, незаметно превратившимися в друзей благодаря радушию и душевности, свойственным здешним жителям. Возможно, эта душевность как-то связана с тем, что здесь в деревнях принимают всего три телевизионных канала – Первый, “Россия” и БСТ. Чем меньше каналов, тем лучше люди.
Как-то во время вечернего чая в кругу новых друзей мы обронили фразу о жившем здесь некогда чудесном старце – Мужавире-хазрате. “Так о нем книга написана!” – сообщили нам. Эта новость, разумеется, взволновала. Найти имя и телефон автора книги Лиры Якшибаевой оказалось делом техники. Вскоре мы уже были в Сибае, где живет писательница, в ее утопающем в зелени домике на окраине города.
Лира Минниахметовна оказалась приятной женщиной, встретившей нас с редким радушием. Мир тесен: родом Лира-апай из Гафурийского района, из деревни Саитбаба, но воспитывалась в стерлитамакском детдоме. Когда выросла, поступила учиться и по распределению вместе с мужем приехала в Баймакский район. Педагогом проработала почти 35 лет, при этом всегда испытывая тягу к писательству. Из-под ее пера вышли повести “Чудодейственная лиственница” и “Пусть имя тебе будет Салават”. Но по- настоящему имя Лиры Якшибаевой стало известным, когда увидела свет ее книга о Мужавире-хазрате. Изданная в Сибае, она была дважды переиздана и разошлась общим тиражом в семь тысяч экземпляров – таким результатом может похвастаться не всякий маститый писатель. Рейтинги продаж в книжных магазинах Сибая показали: самыми покупаемыми авторами здесь являются небезызвестная Маринина и Лира Якшибаева.
Позже художественную повесть о хазрате дополнили документальные воспоминания современников, счет которым стал идти на сотни, так что войти в сборник смогли далеко не все. “Ко мне сами приходят разные люди, чтобы рассказать о своей встрече с дедушкой, как его многие называют, – рассказывает Лира Якшибаева, готовя блокнот для записи истории моей матери. - Набралось столько удивительной информации, что становится все более очевидным исключительный дар человека, который стал настоящим героем своего времени, образцом бескорыстного служения своему народу. Многие искренне благодарят меня за создание книги, считая, что теперь слава о добрых деяниях хазрата переживет века”.
На волне общественного энтузиазма в Сибае в мае этого года прошла научно-практическая конференция, посвященная личности хазрата, решено создать дом-музей целителя в его родном селе Манхыр. Могила старца давно стала святыней, к которой приходят помолиться жаждущие чуда люди.
Что же послужило основанием для неформального, никем не санкционированного и беззаветного поклонения памяти давно ушедшего человека? Является ли массовый интерес к пророку жаждой чуда, во все века свойственной человеку? Или причина кроется в социальных условиях, сложившихся в нашем обществе, мучительно ищущем ясности и понимания жизненных целей? Найти ответы на эти вопросы, возможно, поможет более подробное знакомство с биографией и обстоятельствами жизни необычного человека.
Сиражетдинов Мужавир, сын Уилдана, родился в 1876 году и прожил до 1967 года, покинув этот мир в 91 год. Вся жизнь нашего героя прошла в родной деревне Манхыр, ныне исчезающей с лица земли. В памяти земляков он остался человеком удивительной доброты и мудрости, способным насквозь видеть людей и исцелять их от хворей, не поддающихся официальной медицине. Кроме того, хазрат был патриотом своей земли и своего народа и, как бы сейчас сказали, убежденным экологом, так как неизменно призывал беречь природу и избегать разрушающего воздействия на нее. Благодаря такому стремлению к чистоте во всем имя его для многих жителей Баймакского района старшего поколения является неоспоримой святыней.
По воспоминаниям современников, хазрат был высоким, статным, широкоплечим. Несмотря на богатырское сложение, его большие руки были украшены тонкими, красивыми пальцами, как у пианиста. Зелено-карие глаза смотрели пронизывающе. Голос он имел глубокий, красивый, при этом речь хазрата перемежали такмак (частушка) или присловья, он умел мягко и незлобно пошутить. Простые люди ценили его бескорыстие и готовность помочь в любую минуту. Мужчины и женщины, старики и дети тянулись к нему, как к магниту, каждый старался оказаться рядом, поговорить, как-то приобщиться.
Пути Господни неисповедимы. К идее написания книги о хазрате я пришла не вдруг, – продолжает Лира Минниахметовна. – Едва мы приехали с мужем по распределению и начали работать в совхозе “Зилаирский”, в состав которого входило и село Манхыр, как я тут же от разных людей стала слышать удивительные истории о хазрате. Умер он в 1967-м, а мы приехали годом позже. Очень жалею, что не успел а своими глазами увидеть этого человека, но за долгие годы, благодаря рассказам о нем, стал он для меня очень реальной фигурой. Лишь в последние годы решилась взяться за книгу, которая писалась на одном дыхании и оказалась такой востребованной.

НАРОДНЫЙ ЛЕКАРЬ СТАЛ “ВРАГОМ НАРОДА”

“К отцу приходило и приезжало много разных людей, – рассказывает в книге ныне живущий в Сибае сын Мужавир- а-хазрата Мухаммет. – В ту пору, когда не было дорог, некоторые добирались даже из Москвы и из Сибири. На берегу реки Ургаза, что возле Манхыра, возникало целое поселение из людей, приходивших лечиться. Своей очереди они ждали по два-три дня, причем принимал отец всех, невзирая на чины и ранги, не различая рода-племени, национальности и верования. Только пьющих-курящих не жаловал. Как водится, еще до того, как увидеть больного, он знал, что это за человек, чем болен и о чем думает. Со вниманием встречал пришедших, сидя на урындыке (полати в доме – авт.), его голову венчала белоснежная чалма. В руках – неизменный Коран и четки”.
“Как-то, когда я уже имела старшую дочь, – делится воспоминаниями моя мама, Наиля Закировна, а мы с Лирой Якшибаевой торопливо записываем ее рассказ, – уговорила меня подруга, у которой тоже была дочь, сводить ее к дедушке полечить больного ребенка. Пришли. Очередь огромная. Сидим в самом конце, дожидаемся. Вдруг выходит из дома хазрата кто-то из домашних и зовет: “Женщина с ребенком, самая последняя, пусть заходит!”
Вошла я, а дедушка ласково улыбается, говорит: “Что, дочка, там сидишь, томишься? Почему только о подруге хлопочешь? Давай и твою дочурку освящу”. Взял младенца – мою старшую сестру Галию – на руки, сам суры Корана читает, дует и приговаривает: “Хорошая девочка, светлая”.
Подобные истории рассказывают и другие люди, пораженные волшебной силой, которой наделил хазрата Всевышний. Бывало, что исцелял он людей, еще только идущих к нему по дороге. Зайдет такой человек, а хазрат ему: “Твоя болезнь вон в том-то месте упала. Возвращайся домой, но только другой дорогой”. А вот история, которую приводит в книге бабушка Зейнаб-инэй Махмутова из Сибая: “Это было в 1957 году. Дедушке Мужавиру был 81 год, но он был бодр и силен. Мы обратились к нему с такой бедой: у моего супруга Ахметзаки внезапно ночью онемела правая рука и с тех пор висела, как плеть. Куда только не обращались, у каких врачей не были, а все без толку. Позвали дедушку, он пришел. Посмотрел руку Ахметзаки и говорит: “Он упал в том месте, где была древняя могила. Даст Бог, поправится”. Пошептал молитву, подул, а наутро зашевелились пальцы, а чуть позже и вся рука ожила”.
Имел ли хазрат недругов? Разумеется, как и всякий неординарный человек. Начиная с глупцов, оглушенных атеистической пропагандой, и заканчивая монстрами из НКВД. Что касается первой категории, то известен случай с комсомольцем, который распевал атеистические частушки, да и онемел вдруг. Привела его мать к дедушке, а тот улыбается: когда, мол, поумнеет, тогда и заговорит. Заговорил герой, не сразу, правда.
Не избежал хазрат и катка государственной репрессивной машины. Как многие священнослужители по всей стране, удостоился “титула” врага народа и чудом остался жив. Чудо, которое его спасло, он совершил своими руками: в тюрьме начал лечить разных людей, среди которых оказались и сами представители власти, их близкие. Как ни свирепа была сталинская политика репрессий, а уфимские начальники все же сообразили, сколь уникальный человек попался им в руки и какое народное волнение может выйти, если этого человека казнят. Отсидев четыре года, хазрат вернулся в родное село.

НАД ЗЕЛЬЕМ – ЧЁРНАЯ ЗМЕЯ

Можно еще много приводить историй о невероятных способностях хазрата. Например о том, как наглядно он лечил алкоголиков. Придет к нему бедолага, страдающий с похмелья, а где-нибудь за околицей заначку-бутылку оставит. Хазрат такому “больному” говорит: пить больше не будешь, а вот сходи-ка к своему тайнику, посмотри, что там. Пойдет туда удивленный мужик и что же видит? Лежит бутылка целехонька, только ее горлышко черная змея обвила. Что это было? Обман зрения? Сейчас трудно сказать, а действовало железно – свидетели столь отвратительной картины ни капли спиртного в рот уже не брали.
В качестве показательного можно привести и такой случай. Из самой Москвы приехал к хазрату крупный чиновни- к, от отчаяния приехал. Привез слепую двенадцатилетнюю дочь, на которой медицина поставила крест. Одного прочтения суры Корана хазратом оказалось достаточным, чтобы девочка прозрела. Потрясенные свершившимся на их глазах чудом родители упали на колени: “Вы – бог!”. “Нет, – ответил хазрат. – Я не бог. Я – инструмент, руками которого Всевышний совершает чудо”.
В своих воспоминаниях жительница деревни Баим Баймакского района Райса Булякова приводит свидетельство своей бабушки, Гульямал Кумешкуловой, которой хазрат открыл ее способности к целительству. “Когда мне исполнилось сорок семь лет, меня призвал дедушка, – рассказывала бабушка Гульямал. – Усадил рядом с собой и вот что сказал: “По велению Аллаха в разных краях для блага людей обретаются целители. Я послан сюда и должен здесь врачевать. Но и тебе, дочка, Всевышний дал талант лечить. Каждый лечит по-своему: кто-то целебные травы знает, кто-то заговоры, а кто-то может лечить наложением рук. Ты будешь лечить с помощью сур Корана. Но помни: помыслы твои должны быть светлыми, учись каждое дело делать обдуманно, каждое слово произносить взвешенно”. С этого дня Гульямал начала свой путь, непростой для того времени, но исполненный достоинства и пользы для людей.
В Коране действительно сказано, что Аллах будет посылать на землю людей, наделенных особым целитель- ским даром, дабы не дать погибнуть человечеству ни духовно, ни физически. Говорится об этом и в других священных писаниях. В главе 38 книги Сирах мы читаем следующие слова: “Сын мой! В болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь... и дай место врачу, ибо и его создал Господь... И он молится Богу, чтобы он помог подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни”.
Определенно известно, что в прошлом такие наделенные особым даром люди были уважаемы и известны. История донесла до нас имена поистине святых людей, представителей духовного сословия Башкортостана, считавшихся солью земли, посвятивших себя служению людям. Жили они в разное время, в основном дореволюционное, в разных уголках нашего края и остались в памяти народа самым достойным образом. Их двенадцать, как и апостолов. Кроме Мужавира- хазрата, это знаменитый шейх Зайнулла; Мансур-хазрат Халиков, живший на гафурийской земле; Хатип-хазрат; Сабир-хазрат, Абзелил-мулла; ишан Гатаулла, затем Баим- ишан; баймакский ясновидец из деревни Муллакай Габдулла Саиди и тоже баймакский Халил-мулла из деревни Таулыкай; сэсэн Буранбай и Шамигул-халфа из деревни Ишбирде Кугарчинского района.
Будем верить, что цепочка святых людей не прервется, несмотря ни на что.

Из уст в уста
В наши дни, когда атеизм отступил, но и твердых религиозных догматов в обществе нет, всплеск потребности в чудесном является необычайно высоким. В официальной медицине мы, обычные люди, волей-неволей разочаровались. Тягостные очереди в поликлиниках, часто встречающаяся некомпетентность врачей, густо замешанная на поборах за каждую мелочь, подрывают и веру в результат лечения, и семейный бюджет. (Сдать на анализ кровь из пальчика стоит, по расценкам нашей поликлиники, 143 рубля, запломбировать зуб – полторы тысячи, серьезные операции могут неофициально тянуть на десятки тысяч – авт.).
Совсем не случайно народ в массовом порядке стал тянуться к представителям нетрадиционной медицины. Справедливости ради надо признать: не всегда обращения к таким людям бывают успешными. Тем не менее, имена и адреса лекарей кочуют из уст в уста, из рук в руки. Однако насколько глубокий след в душе оставляют встречи с ними? Пришли к ним, поговорили, заплатили и ушли в сомнениях: поможет ли? Хорошо, если не навредит.
Вот эта слишком приземленная, меркантильная сторона нетрадиционного лечения уничтожает элемент чуда, которого так ждет человек. Он по-прежнему словно получает услугу, зная расценки и скидки. Чем более интенсивно сегодня возводится в культ мир материальных благ (деньги, вещи, комфорт), тем больше люди ощущают неутолимую потребность в душевном тепле, доброте и сострадании. Не обслуживания, а служения ждет человек. А иначе в чем разница между наделенными даром целителями и шарлатанами?
В последнее время сообщений о чудесном становится все больше, они становятся частью медиакультуры. В местных газетах помещают заметки о целителях, разные издания проводят соревнования людей-рентгенов, ясновидцев. Активно за эзотерическую жилу взялось телевидение. Сейчас редко какой канал не покажет интригующие сюжеты о людях со сверхспособностями, а канал ТНТ так и вовсе организовал битву экстрасенсов в виде многосерийного шоу. Но при всем обилии фактуры ощущения благого действия все равно нет: то ли чудеса нам показывают, то ли бесовщину...
На этом фоне все более популярны образы поистине святых людей, подобных Мужавиру-хазрату. Очевидно, что факт их существования пробуждает в душах людей изначальное благоговение, ощущение святости жизни. Похоже, самым редким и востребованным чудом ныне, как и во все времена, является чудо любви и милосердия. Мужавир-хаз- рат оставил свет в душе каждого человека, кто с ним встречался, и свет этот протянулся сквозь десятилетия, долетев до наших дней.

СЛОВАРЬ:

Тауассуль – обращение к Аллаху с просьбой через кого- либо из пророков или святых.
Карамат – чудесный опыт, дарованный Аллахом святым.
Силсиля – передача мысли среди суфиев.
Олатай – дедушка или старец.
Катык – национальный кисломолочный продукт.
Турсык – небольшой сосуд из кожи наподобие фляжки.
Енгей – жена старшего брата.
Авлия – приближенный Аллаха, святец, которому поклоняются люди; обладает даром целительства.
Шакирд – обучающийся в медресе.
Кордаш – обращение к ровеснику.
Иншалла – даст Бог.
Бэрэкалла – удивленное восклицание вроде “О, Аллах”.
Субханалла – слава Аллаху.
Ахун – почетное звание у мусульман, характеризующие знатоков Корана и шариата.
Мутавали – попечитель мечети.
Карый – читающий наизусть Коран.
Апай – старшая сестра, также уважительное обращение ко всем женщинам постарше себя.
Вашгерд – станок для промывки песка.
Джинн – черт.
Иблис – сатана.
Туганым – ласковое обращение к младшим по возрасту.
Аманат – заветное слово, завещание, вещь, переданная кому-то.
Абыстай – супруга муллы, грамотная женщина Ислама.
Корот – кисломолочный продукт наподобие творога.
Талкан – толченая прожаренная пщеница.
Альхам – слава, восхваление Аллаху.
Тасбих – многократное восхваление Аллаха.
Кайнага – старший брат мужа.
Садака – пожертвование, приношение.
Остаз – наставник.
Ля г – стих Корана.
Сура – глава Корана.
Азан – в исламе призыв к молебну.
Ракагат – часть намаза.
Суннат – часть намаза, добавляемая к обязательным, на которые особо указал пророк Мухаммад.
Фарыз – обязательная часть намаза.
Тултырма – ливерная колбаса с добавлением пшена и специй.
Бишбармак – национальное блюдо из мяса и лапши.
Тауба – покаяние.
Даджал – лжец, обманщик, антихрист.
Хаер – подаяние.
Ахират – в исламе загробный мир.
Газраил – ангел смерти.
Ажаль – смертный час, смерть, кончина.
Мусал – двеннадцатилет- ний животный цикл летоисчисления.
Ишан – глава религиозной общины у мусульман.
Хальфа – учитель, наставник.
Зилян – легкая верхняя одежда на подкладе без застежки в виде халата.
Имам-хатиб – религиозный руководитель в мечети.
Йыйын – большое собрание, съезд, народная сходка.
Даджал – антихрист.
Кайным – свекр, обращение к отцу мужа.
Сухбат – общение.

 

ОБ АВТОРЕ


Духовно-просветительское и документально-художественное издание

Лира Ахмат-Якшибаева (Якшибаева Лира Минниахметовна)

Сказание о целителе Мужавире
(перевод с башкирского языка)
Под редакцией автора
Корректор Т.Д. Ишкина

Лира Ахмат-Якшибаева.Якшибаева Лира Минниахметовна (р. 15.2.1947, с.Саитбаба Гафурийского р-на БАССР), писательница. Член Союза писателей (2004). Окончила БГУ (1975). В 1969–2002 учитель в школах Баймакского р-на, г.Сибай. Первая кн.«Һылыу ҡарағас» («Чудодейственная лиственница») вышла в 2005. Печатается и под псевд. Лира Ахмет-Якшибаева. Произв. Я. посвящены актуальным нравств. проблемам современности. В кн. «Исемем Салауат булһын» (2009; «Назовите меня Салаватом») включены рассказы для детей. Автор книг о жизни и деятельности Д.Г.Киекбаева, Мужавир-хазрата (см. М.Сиражетдинов), Г.Саиди. Лауреат премии им. Р.Уметбаева (2008).

 

ГОСТИ | ДРУЗЬЯ

Почетные гости и друзья.

ПАРТНЕРЫ

 

Группа компаний "БУЛАТ"

РОО "БЛАГОМИР"

  

ПОЛНЫЙ СПИСОК >>>

  

 

"ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ". ФотоЖурнал. 2020 г.

РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" РБ
является бессменным
партнером Федерации
СБЕ (ММА) РБ

КОНТАКТЫ

Республика Башкортостан,
г.Уфа, ул. Мустая Карима, 41
Тел. +7 (347) 266-77-76
E-mail: yapatriotrb@yandex.ru
На карте: >>> Открыть карту

 


"Я ПАТРИОТ" РБ в Вконтакте!"Я ПАТРИОТ" РБ в Ок!ОффКанал "Я ПАТРИОТ" РБ в Ютуб!

РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" РБ - победитель второго конкурса 2020 года Фонда президентских грантов!

Владимир Владимирович Путин, Президент Российской Федерации
 
"Патриотизм –  это и есть национальная идея. И другой объединяющей  идеи, кроме патриотизма, быть не может!"
В.В. Путин

Посмотреть видео выступления

БЛАГОДАРСТВЕННЫЕ

 

Проекты РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" РБ
Читальня патриота
bessmertniy polk emblema
Герои моей Отчизны!
Города-герои СССР
Конкурсы и акции
Электронный вариант книги о РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" РБ
 Официальный канал на Ютубе | Official channel in YouTube
dzen marushina
Яндекс.Метрика

Наши координаты

Российская Федерация, 450094
Республика Башкортостан, 
г.Уфа, Пр.Октября, 85/2
Тел.: +7(347)266-77-76
E-mail:
 
 Земной шар - наш общий дом!
 

Правовая информация.

© Все права защищены. РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" Республики Башкортостан. При перепечатке или цитировании (полном или частичном) ссылка на источник обязательна. Для Интернет изданий прямая активная гиперссылка обязательна. Все сообщения РОО ГПВ "Я ПАТРИОТ" Республики Башкортостан предназначены для пользователей старше 18 лет.